Я с проклятиями швырнула карту на пол, точно она загорелась у меня в руках.
— Вранье! — голос мой походил на писк. — Ты обманываешь меня! Я не ведьма! Не ведьма!
— В твоих жилах течет кровь лесного народа, ты сама это говорила, — Хорвек подобрал карту и бережно сложил ее. — А она всегда дает чуточку умения к волшбе. Твой дядюшка, кажется, отрубил палец колдунье… Не думаешь ли ты, что это по силам каждому?
— Я не умею колдовать! И не желаю учиться!
— И что же ты сделаешь? Выцарапаешь свои глаза, которые видят чуть больше, чем положено человеку?
Из моей груди вырвалось глухое рычание. С трудом я произнесла срывающимся голосом:
— Нет, я просто в руки не возьму эту карту, будь она неладна! Все эти штучки духов — что светлых, что темных — не по мне.
— И как же ты проберешься во дворец? — осведомился Хорвек, приподняв брови.
— Да уж придумаю что-нибудь! — рявкнула я, и совершенно честным образом напряженно размышляла целых десять минут, прежде чем сдалась. Все с тем же рычанием я выхватила у своего приятеля-искусителя пергамент, который он небрежно вертел в руках, точно не зная, куда припрятать.
— И что же я могу поделать с этой безбожной дрянью, если ничего не понимаю в треклятых закорючках? — процедила сквозь зубы, с неприязнью глядя на узоры, испещряющие карту.
— Для начала попробуй ее перерисовать, — кротко ответствовал Хорвек, предусмотрительно удерживающийся от каких-либо дальнейших насмешек. — Если ты не понимаешь наречие, на котором написаны пояснения к карте, то, быть может, я смогу его разобрать.
Мое угрюмое молчание было истолковано как знак согласия, и он кликнул хозяина, чтоб тот подал в комнату письменные принадлежности. Я с содроганием взглянула на заточенное перо, чернильницу, и ощутила уныние, знакомое по тем временам, когда бедняга Мике пытался обучить меня всяческим премудростям.
Хорвек лишь качал головой, глядя на то, как я неумело держу перо, и сколько клякс сажу на бумагу. «Да что ж меня так угораздило — один образованнее другого! Учены донельзя что люди, что демоны, но вот бед у них оттого меньше не случается!» — с досадой думала я, вырисовывая диковинные знаки. Впрочем, мучения мои долго не продлились.
— Нет, эта письменность мне не знакома, — сказал Хорвек, внимательно осмотрев мои растекшиеся каракули. — Чего и следовало ожидать — здешние духи слишком отличаются от высших созданий других миров.
— Так что же — все зря? — я раздраженно бросила перо и обтерла грязные пальцы о простыни на кровати, вызвав у моего чрезмерно воспитанного приятеля еще один укоризненный вздох.
— Почему же? Нам всего лишь следует найти толмача из числа здешних высших существ, — откликнулся Хорвек после недолгих размышлений, заставивших его едва заметно нахмуриться. — Думаю, в Таммельне можно встретить кое-кого из этого племени.
— Просить помощи у нелюдей? — я собиралась протестовать, но сникла, припомнив, что и сама куда чаще обращалась с просьбами к духам, чем к людям. — Но… но найдем ли мы их? И будут ли они говорить с нами?
— Золото любят все духи, — Хорвек углубился в раздумья и отвечал коротко. — Люди потеснили многих из них, и в городах остались самые непритязательные и низкородные создания… Но нам сгодится любой разумный нелюдь. На старом кладбище, я слыхал, есть каменный колодец, куда сбрасывают тела висельников, которым не полагается достойное погребение. При нем несомненно должен обитать какой-нибудь дряхлый падальщик…
— Старое кладбище! — пришла я в ужас, пропустив мимо ушей то, что бывший демон собирается просить помощи у твари, глодающей кости покойников. — Только не оно! Нам нельзя там появляться!
— Отчего же? — Хорвека ничуть не впечатлило мое побледневшее лицо. — Один из тайных входов в подземелья расположен именно там, и стоит держаться поближе к нему, ведь времени нам отведено не так уж много. Рыскать по городу в поисках старого источника или колодца можно хоть до утра, но каждая лишняя ночь, проведенная в Таммельне, может стать для тебя последней, Йель.
— Но на кладбище… на кладбище… — на ум никак не шли нужные слова, я совсем запуталась, о чем следует помалкивать в присутствии переродившегося темного духа. — Я была там прошлой ночью! И там… там появилось ужасное чудовище! Слуга колдуньи! Оборотень! И он искал… — тут я начала моргать и беспомощно сопеть, не зная, как вежливее сказать бывшему демону, не желающему говорить об обстоятельствах своего перерождения, о том, что оборотень наверняка вынюхивал его прежнюю телесную оболочку. «Чтоб тебе пусто было! — все свирепее я всматривалась в безмятежное задумчивое лицо Хорвека, словно не понимавшего, какие затруднения я испытываю, беседуя с ним. — Чтоб вашим демонским обычаям провалиться туда, где даже демонов нет! Влез в шкуру покойника, подобрав его на старом погосте, а мне потом ни словом, ни полусловом нельзя об этом обмолвиться!».
Когда я уже отчаялась подобрать нужные слова и решила, что вовсе не буду ничего рассказывать, раз мой собеседник сидит, как каменный истукан — он вдруг встрепенулся и оживился.
— Ты видела на кладбище пса из свиты ведьмы? — переспросил Хорвек, словно очнувшись ото сна. — А ведь и вправду — ему там самое место! Что ж, тогда мы поторопимся — время оборотней начинается с полуночи, и если мы хотим с ним повстречаться…
— Что? — я всхрапнула, как вспугнутая кляча. — Мы хотим повстречаться с оборотнем?!
— Оборотень — нелюдь, хоть и не самых чистых кровей. Разума у него не намного больше, чем у тебя, но для толкования старой карты он сгодится. Низкое, корыстное создание, способное пойти на службу к чародею-человеку, но оно все же достойнее, чем древний трупоед… Решено! Отправляемся за оборотнем!
В первый раз я заметила в Хорвеке азарт, который, казалось, должен был оживить его лицо и сделать его выражение более естественным. Но в блеске желтых глаз не было ничего человеческого, и мне стало не по себе.
— Но разве он согласится помочь нам? — робко спросила я. — Он служит ведьме…
— Он служит своей жадности. И труслив, как и все низкородные. Изловим его и посмотрим, что быстрее заставит его отречься от клятвы верности — страх или корысть, — голос Хорвека был спокоен, но я мне казалось, что я улавливаю хищные шипящие нотки.
— Ох, не нравится мне это… — пробурчала я. — Шутка ли — изловить оборотня! Многих ли ты до сих пор поймал? Не в мешок же его засунуть, за шкирку схватив…
— Есть много способов… — начал было Хорвек, но я перебила его:
— И все они наверняка суть богомерзкое чернокнижие!
— Верно, — не стал отрицать он. — Но есть и такие, которые по силам обычному человеку, не обладающему способностями к чарам. Самый известный из них — веревка повешенного. Если бы сегодня твоего любезнейшего родственника вздернули, то мы бы могли украсть петлю, сломавшую ему шею, и накинуть ее на оборотня…
— Чтоб отсох твой черный язык! — я принялась плевать за плечо. — Не смей говорить об этом более! Да спасут боги дядюшку Абсалома от виселицы! Смилуйтесь, святые угодники! Не допустите, чтоб дядю погубили эдаким лютым образом!..
— Простая веревка с виселицы, еще не затянувшаяся на чьей-то шее, — продолжал Хорвек невозмутимо, — не имеет такой силы. Однако мы всегда можем изловить бродячую собаку и удавить ее…
— Вот уж нет! — меня всю передернуло от отвращения. — Это ничем не лучше чернокнижничества!..
— На самом деле, ты права, и все это — ровно такая же магия, как и та, что использует ведьма, — бывший демон улыбнулся мне, показывая, что все предыдущие его предложения были мрачной шуткой, но я не слишком-то в это поверила. — Некоторые чародейские ухватки годятся даже для людей с мизерным даром. Все они, как на подбор, мерзки и жестоки. Это великий парадокс магии — самые простые и самые сложные чары одинаково отвратительны и всегда замешаны на чьей-то смерти. Однако посередине между ними есть немного волшебства, которое не требует крови, боли и смертей — и оно тебе по силам, Йель. Не торопись отвергать его, когда от этого зависит и твоя жизнь, и жизнь твоих близких…
Хитрый, хитрый Хорвек! Он вел уговоры так искусно, что я и впрямь поверила в то, что колдовство может быть не таким уж безобразным — особенно после историй про висельников и удавленных собак. Вновь я нерешительно кивнула, соглашаясь с его словами, и в моих руках тут же оказался потертый витой шнур, вид которого заставил меня вздрогнуть.
— Это обычная веревка? — с подозрением спросила я, испытывая сильнейшее желание отшвырнуть в сторону нежданный дар.
— Не совсем, — с улыбкой ответил Хорвек, и я тут же с проклятиями бросила шнурок на пол, отплевываясь и вытирая руки об одежду. Недаром мне сразу подумалось о дурном!
— Ты ею кого-то удавил? — сипела я, не в силах отвести взгляд от веревки, лежавшей у моих ног. — Снял с висельника? Или прикончил какую-то бедную собачонку?!
Видимо, веселиться при виде моего испуга было одним из немногих удовольствий, оставшихся на долю бывшего демона. Но он решил не потакать своим слабостям очень уж сильно, и, согнав с лица ухмылку, серьезно заверил меня, что шнурок этот не обрывал жизнь ни человеку, ни неразумному животному.
— Почти бесполезная дрянь, — подытожил он. — Этой веревкой подпоясывался монах, и отнюдь не из самых богобоязненных. Будь он хотя бы отшельником… или же достань у него сил соблюдать пост… Но нет, это был совершенно негодный ленивый монах. Веры в тех узелках, которые он завязал на своем поясе, давая обеты, не хватит даже на то, чтобы изловить трущобного домового духа, но если ты добавишь к ней еще десяток узелков…
— Мне нужно завязывать узелки? — спросила я, с неохотой протягивая руку к веревке, которая все еще внушала мне безотчетное отвращение.
— Да, и побольше, — кивнул Хорвек. — Я научу тебя, что нужно говорить при этом…
Я обреченно вздохнула, чувствуя, что увязаю все глубже в паутине греховных помыслов. Теперь я понимала, отчего демонов называли искусителями — всего за один вечер я превратилась в колдунью, нашептывающую заговоры на узелки! «Кончится тем, что моя шея и впрямь заслужит ту петлю!» — мрачно думала я, вслух бормоча слова немудреного заклинания: «Первый узел — начало, второй узел — свобода, третий узел — закон…».