— Ах вот оно что… — пробормотала я, уяснив на самом деле только то, что мне видно больше, чем Хорвеку, но пользы из этого я все равно не извлеку.
Наконец оборотень Эйде уверенно указал нам на крайнюю правую арку, и мы шагнули за ним. Хорвек, по-видимому, испытал что-то вроде головокружения — я видела как он пошатнулся, и подумала, что уж ему-то обидно вдвойне: став демоном, он отказался использовать колдовство; став человеком — перестал его различать. Я знала в прежние времена одного старого музыканта, пальцы которого искривила лютая болезнь, так что он не мог более играть на своей лютне. Через несколько лет несчастный оглох, и хоть иных серьезных хворей у него не имелось — вскорости он умер от тоски, потеряв всякий интерес к жизни. Хоть я сама горланила разве что кабацкие песни, да и то — невпопад, не имея к музыке никакой склонности, однако хорошо запомнила, как быстро угасли глаза старика, и поняла, что иной раз жизнь в человеке поддерживает именно любовь к своему делу.
Наш проводник чувствовал себя все увереннее, и выбирал нужные повороты почти безо всяких колебаний. Иногда он беззвучно что-то шептал, уставившись на карту, как это бывает, когда значение какого-то оборота не сразу дается читателю.
— Помни, что если мы заплутаем — ты умрешь раньше меня, — Хорвек внимательно следил за пленником, который, казалось, был близок к тому, чтобы почувствовать себя хозяином положения. — И смерть эта тебе не понравится.
— Ты сам подохнешь от голода и жажды в этом лабиринте за считанные дни, — огрызнулся оборотень, и пнул босой ногой кстати подвернувшийся череп — в коридорах изредка встречались давние человеческие останки: одним богам было известно, зачем эти люди приходили во владения господина Подземелий, по доброй ли воле они решались на это, и от чего погибали в этих темных коридорах.
— Днем больше или днем меньше — не так уж важно для меня, — Хорвек наступил на череп, очутившийся на его пути, и старая кость рассыпалась в прах. — А вот тебе стоит больше ценить свою жизнь. Не так уж давно у тебя сменились клыки.
Короткие разговоры, подобные этому, повторялись каждый раз, как Эйде начинал визгливо хихикать — шаг его при этом становился приплясывающим, и взгляды, которые он бросал, быстро оглядываясь, заставляли меня спотыкаться. Быть может, в глазах оборотня отражался огонек фонаря, но мне казалось, что они горят голодным, злым пламенем, которое вот-вот сожжет остатки моих неумелых чар.
— Он ведь не освободится, правда? — испуганно шептала я Хорвеку. В уме постоянно рисовалась картина, как оборотень, в очередной раз оглянувшись, одним прыжком бросается на меня и белоснежными острыми зубами рвет горло.
— Нет, пожалуй, до дворца мы успеем добраться до того, как заклятие начнет рушиться, — отвечал мне бывший демон, и тут же его окрик заставлял пса-оборотня снова сгорбиться и замедлить шаг.
Путь наш не всегда был легким — иногда приходилось огибать провалы, прижимаясь к стене, пока камни из-под ног с тихим шуршанием падали в черную бездну. На каменных лестницах, ведущих то вниз, то вверх, частенько недоставало ступеней. Выбираясь из очередной дыры, я случайно вцепилась в руку оборотня, идущего первым, и он зарычал на меня так яростно, что мне показалось — чары окончательно пали. Но Хорвек, находившийся рядом с ним, тут же безо всякой любезности хлестнул его наотмашь ладонью по лицу, и выбранил, словно перед ним и в самом деле была обычная собака, невесть с чего оскалившая зубы на хозяина. Это возымело действие: Эйде взвизгнул и попятился, после чего присмирел на время.
Живых существ в лабиринте нам не встречалось — это и в самом деле было забытое, опустошенное королевство. Однажды у ног оборотня прошмыгнула крыса, и тот с поразительной быстротой и ловкостью поймал ее, упав на четвереньки. Я, испугавшись, отпрянула в сторону, и Эйде, явно желая впечатлить меня еще больше, резко обернулся ко мне, чтобы показать свой испачканный кровью рот.
— Оставь свои шутки, грязная тварь, — с презрением сказал Хорвек, конечно же, заметив, как исказилось мое лицо из-за приступа тошноты. — Не настолько ты голоден, чтобы жрать крыс.
— Уж ты-то знаешь толк и в голоде и в крысах, — прошипел оборотень, нарочито утирая кровь с губ.
Дышать становилось все труднее — от здешнего воздуха першило в горле, и в ушах давно уж шумело, словно мы спускались не в подземный мир, а в подводный. Величественные залы, стены и своды которых терялись во тьме, казались мне смутно знакомыми — то ли владения покойного Господина Подземелий не отличались разнообразием, то ли мне приходилось бывать здесь, когда Казиро провожал меня на встречу со своим древним собратом, прячущимся в колодце. Магия дворцового духа туманила мою голову в ту пору, но я готова была поклясться, что уже видела эти мрачные узоры, высеченные в камне. Иногда они казались бессмысленными, но бывало так, что какой-то завиток притягивал мой взгляд — и загадка приоткрывалась: я понимала, что там изображена бесконечная и безжалостная война давних лет, где смертей случилось больше, чем может вместить человеческая память. Каждый камень здесь был надгробием.
Эйде и Хорвек не проявляли никакого интереса к здешним сомнительным красотам, следя только друг за другом.
— О чем говорится в этой карте? — бесконечные коридоры тяготили меня все больше, и я смогла преодолеть страх перед нашим проводником. — Там написано, как попасть во дворец? Ты точно знаешь, куда ведешь нас?
— Не твое дело, что там написано, человек, — Эйде не отличался сговорчивостью. — Ты не можешь прочитать ее, и никогда не сможешь — старый язык высших существ слишком сложен. Не задавай вопросы, ответы на которые не уразумеешь!
Тут мне возразить было нечего — мне и людская-то письменность давалась через пень-колоду, — однако от оборотня я не отстала:
— Но в тех бесовских закорючках обозначено, где именно находится замок господина Огасто? Ты не ошибешься?
— Если ошибется, то очень о том пожалеет, — ответил вместо Эйде Хорвек.
— Был ли ты таким грозным, когда гнил в подземелье? — оскалился оборотень. — А я уже чую эту вонь… Мы неподалеку от тех мест, где ты недавно гостил, чужак. Твой запах пропитал тут все, и мой нос не обманешь: страх, ненависть, бессилие — вот чем от тебя несло.
— Если твой нюх настолько хорош, то отчего не подскажет тебе, что лучше меня не злить? — так же недобро усмехался Хорвек в ответ. Оскорбления не достигали своей цели, и Эйде оставалось только бормотать себе под нос проклятия. Меня же их перепалки измотали — ненависть, которой они одаривали друг друга все это время, отравляла и без того затхлый воздух подземелий.
— Золото! — вдруг воскликнул оборотень с жадным восторгом, и припал к камням точно так же, как во время охоты на крысу. Я увидела, что в его руках блеснула крона, и меня охватило странное волнение.
— Отдай ее мне, Эйде! — воскликнула я, ощутив прилив внезапной решимости. — Это моя монета!
— С чего бы это она была твоей? — разумеется, оборотню не пришелся по нраву мой приказ.
— В казне подземного королевства имелась лишь одна золотая монета, я это точно знаю. Ее я когда-то пожертвовала Господину Подземелий! — мой голос зазвенел. — Он оставил ее здесь для меня!
— Вранье! — ощерил зубы оборотень. — Она просто валялась здесь, и я нашел ее!
— Ты получишь много золота, когда выполнишь свою часть сделки, — я нахмурилась, чувствуя, как внутри меня нарастает гнев. — А эту крону ты отдашь мне. Я приказываю! Ты слышишь, Эйде?!
Красивое лицо оборотня исказилось, словно веревка на его шее затянулась туже, и спустя несколько мгновений он со злостью бросил монету на пол. Когда я выпрямилась, подобрав ее, Хорвек, все это время молчавший, негромко сказал мне:
— Не знаю, зачем тебе понадобилась эта крона, но ты истратила впустую большую часть сдерживающих чар. Чем меньше нравятся пленнику приказы — тем больше нужно магической силы, чтобы сломить его волю. А в той веревке магии запас магии не так уж велик.
— Я знаю, что эту монету Господин Подземелий хотел вернуть мне, — упрямо произнесла я, с вызовом переводя взгляд с Эйде на Хорвека. — Потому и оставил здесь.
— Здесь? — переспросил бывший демон, всем видом показывая, что считает мое утверждение излишне патетичным.
— Да, именно здесь, — я, внезапно приободрившись, обвела взглядом каменные стены. — Мне известно это место! Здесь вход в темницу! — я указала на знакомые железные скобы в стене. — А это значит… Дядюшка! Если колдунья не нашла потайной ход, я могу пробраться к нему и сказать… сказать…
— О да, иди к нему! — с хихиканьем подначил меня Эйде. — Старик так причитал, когда его бросили в ту яму! Рыдал и клялся, что невиновен! Молил о помиловании и говорил, что непременно вскоре умрет из-за холода и сырости…
Его насмешливый издевательский тон подействовал на меня куда сильнее, чем на Хорвека — я ничуть не сомневалась, что проклятый оборотень и впрямь наблюдал, как замуровывают дядюшку Абсалома. Только демон мог выжить в этой сырой и темной каменной могиле, а бедный дядя был немолод и всегда страдал болями в спине из-за малейшего сквозняка… Он не знал, что я жива и хочу помочь ему! Как выдержать эти мучения, если у тебя нет надежды?..
— Он думает, что ты сбежала и никогда не вернешься! — оборотень словно слышал мои немудреные мысли, и взвизгивал от удовольствия при виде моего растерянного лица. — Бросила его здесь расплачиваться за свое преступление!
— Я скажу ему, что спасу его, чего бы мне это ни стоило! — выкрикнула я, сжав кулаки, и почти было ринулась к лестнице, ведущей к тайному ходу, как скучающий голос Хорвека остудил мой пыл.
— Ранее я полагал, что если два подобных глупца когда-нибудь встретятся лицом к лицу, то мир немедленно погибнет, не в силах вместить в себя бесконечно множащуюся глупость, — сказал он. — Йель, ты же отлично знаешь, что твой родственник — приманка. Колдунья только и ждет того, чтобы ты попыталась с ним встретиться. И щенок тоже это знает, оттого подталкивает тебя совершить эту ошибку. Только вшивая тварь отчего-то полагает, что после этого останется в живых. Вам обоим застят ум глупейшие чувства, из-за которых вы не видите дальше своего носа.