– Что за женщина могла согласиться прижить ребенка от нечистой силы?.. – пробормотала я, скривившись.
– Она была чародейкой. Как я понимаю, в твоих глазах это покажется достаточно веским поводом для сколь угодно отвратительного деяния, – снова в голосе узника зазвучала насмешка. – Не думаю, что твой разум вместит подробные объяснения.
– Отчего же? – разозлилась я. – Не так уж сложно угадать: колдунья призвала нечистого злого духа, желая увеличить свое противоестественное могущество, а тот пожелал, чтобы она с ним расплатилась не только душой, но и телом. Оттого-то чародеям в законопослушные поселения давно нет ходу. Одно дело знахарки-шептуньи, а другое – колдуны, возомнившие, что они могут стать ровней знатным господам, если столкнутся с дьявольскими силами…
– Стало быть, ты от чистого сердца радеешь за знатных господ, простолюдинка? – демон-полукровка хмыкнул. – Чем же они заслужили такую твою безоговорочную преданность? Много ли ты видела добра от них? Ведь ты служишь Огасто, не так ли? Он милостив к тебе?
Я угрюмо промолчала, понимая, что, начав отвечать, непременно выболтаю то, о чем рассуждать мне было не по чину и не по уму.
– Отчего ты тайно бродишь по замку и что-то вынюхиваешь в самых темных его закоулках? Ты ведь нарушаешь приказ своего господина… – продолжал узник, и тон его стал вкрадчивым. – Не слишком-то ты ему верна, если разобраться…
– Я просто хотела помочь его светлости! – вспылила я, ведь в обвинениях тех имелось зерно истины, показавшееся мне довольно жгучим на вкус. – Мне нужно разобраться, в чем причина его болезни!
Тут узник тихо рассмеялся, явно сделав из моего опрометчивого признания какие-то выводы. Смех быстро перешел в надсадный кашель, который, как мне показалось, узник приглушал, как мог.
– Ты вознамерилась спасти Огасто? – веселья в его голосе поубавилось, слова были едва различимы из-за хриплых булькающих звуков, сопровождавших дыхание моего собеседника. – Да ты еще глупее, чем я думал…
– Это почему же? – от злости я окончательно позабыла о страхе.
– Нам, Высшим существам, нет дела до того, чем кровь знатных господ отличается от крови людишек вроде тебя… – Я стиснула зубы, порядком устав от оскорблений, которыми меня потчевало презренное исчадие ада, запертое в вонючей каменной яме, однако не утратившее высокомерия. – Но даже я понимаю, что не тебе, убогой дворовой девке, печься о благополучии Огасто. Что за титул он носит сейчас? Герцог? А ты, судя по всему, судомойка или горничная…
– Я племянница лекаря его светлости! – в гневе стукнула сжатым кулаком по бочке.
– О, я узнаю о тебе все больше, – вновь засмеялся узник, и я вновь прокляла свой болтливый язык. – Фейнелла, племянница лекаря… Я бы подумал, что твое волнение о здоровье Огасто основывается на соображениях практического характера, однако ты вспыхиваешь каждый раз, когда заходит речь о твоем господине, и, стало быть, мое предположение верно. Не думаю, что у тебя получится спасти его… И это справедливый исход – Огасто получит то, что заслужил.
– Придержи свой змеиный язык! – я и себя не защищала бы с таким пылом. – Ты ненавидишь его, потому что проиграл и оказался здесь, в подземелье. Господин Огасто сильнее тебя и твоего бесовского рода!
– Он победил, воспользовавшись предательством, – глухо и отрывисто ответил демон. – Но могу поклясться своей кровью, что это не приносит ему счастья. Расплачиваться ему приходится уже сейчас, хотя его час еще не пробил.
– Это твое проклятие заставляет его страдать? – с ненавистью спросила я, вспомнив, как кричал господин Огасто там, на вершине башни.
– Мое проклятие? – казалось, узник был удивлен моим вопросом. – С чего ты взяла?!
– Хоть ты и сказал, что полукровка, но при этом – сын колдуньи, – с отвращением произнесла я. – Ни за что не поверю, что ты не умеешь насылать злые чары. Сейчас тебе выбили ядовитые зубы, но раньше, когда ты был опаснее змеи…
– Повторяю тебе, глупая Фейнелла, – с некоторым раздражением откликнулся демон, – что отказался от колдовских способностей, когда прибыл ко двору моего отца. Видишь ли, те, кого ты называешь демонами, являются существами несоизмеримо более высокого порядка, чем люди… – Мне показалось, что, говоря это, он позабыл о том, что кто-то слушает его рассказ, и монотонно бормотал слова, приходившие ему на ум бесчисленное количество раз. – Мой отец, да пребудет с ним благословение лун нашего мира, относился к одному из самых древних родов. Подобных ему осталось немного, дети у Высочайших рождаются редко. Моя мать была всего лишь человеческой женщиной, пусть даже считавшейся великой чародейкой среди своих соплеменников, однако отказаться от меня он не смог. Его полноправный наследник чистой крови давно уже был определен, но интриги плетутся и в наших дворцах. Враги могли бы использовать проступок моего отца в борьбе против него, заявив, что бастард также имеет право на трон, и породив тем самым смуту. Я был принят в королевский дом только после обряда, во время которого поклялся никогда не использовать магию – ни свойственную моей высшей крови, ни низкое человеческое колдовство. После этого я принес еще одну клятву – обязавшись не продолжать свой род, чтобы мои дети не стали орудием в руках тех, кто хочет посягнуть на власть правителя. Лишь после этого моему отцу было дано разрешение от старейшин, и я прошел ритуал отсечения тени, став верным слугой дома Высочайшего…
– Провалиться мне на этом самом месте! – потрясенно произнесла я. – Ты осквернил мои уши своими россказнями сильнее, чем распоследний еретик! Я не поняла и трети из того, что услышала, но чую в этом дьявольщину худшего свойства!
– Если твои уши не очистит пост, то промой их святой водой, – язвительности демону было не занимать.
– Твой поганый язык непременно покроется язвами и отсохнет, – пообещала я мстительно. – Не смей насмехаться над честными обрядами! Это вовсе не те мерзопакостные богопротивные ритуалы, которые в ходу у вашего нечистого племени.
– Отсечение тени – древний ритуал, известный и людям, – невозмутимо объяснил узник. – Он продляет жизнь человеческого существа, если оно, разумеется, обладает особой силой, которую и называют обычно чародейской. Тень, которая сопровождает тебя повсюду, – это знак смертности. Должно быть, ты слышала, как говорят, что смерть человека всегда стоит за его плечами?.. В этом есть доля правды. Отрезав тень у своих ног, люди временно изменяют свою смертную природу и живут гораздо дольше отмеренного человеческому племени срока.
– Стало быть, ты не отбрасываешь тени? – спросила я, поежившись. Всем было известно, что без тени могут обходиться одни упыри да призраки, предвещающие скорую гибель тому, кто их увидел, – и признания узника расположения к нему мне не добавили.
– Да, как это и положено существам высшего порядка, – был ответ. – Но… сейчас я об этом сожалею.
– Отчего же? – я недоуменно наморщила лоб. – Если разобраться, обет безбрачия куда неприятнее, чем долголетие. Хотя их сочетание, пожалуй…
– Да оттого, – перебил он меня, – что будь я обычным смертным, давно бы подох, и мучения мои закончились бы!
– Твои мучения – заслуженная участь для того, кто пришел захватить чужие земли и убивать людей, – произнеся это, я почему-то не испытала удовлетворения.
– Когда-то эти земли принадлежали нам… Впрочем, теперь уже нет смысла лгать, тем более столь ничтожному созданию, как ты. Зря мы решили сюда вернуться, польстившись на обещания…
– Чьи?
– А ты самонадеянна, раз задаешь подобные вопросы, – откровенность узника, казалось, иссякла. – Неужто считаешь, что поймешь ответ? И похоже, не так уж боишься погубить свою бессмертную душу… Пустой разговор, но и такого у меня давно не случалось.
Только я подумала, что неприятности сегодняшней ночи близки к завершению и мерзкое создание решило, что я не стою его внимания, как демон продолжил:
– Коли уж ты нашла способ пробраться сюда незамеченной, сможешь прийти и во второй раз.
– Я никак не могу… – торопливо запротестовала я, но в голосе узника вновь появились властные нотки.
– Ты придешь, иначе я расскажу о тебе при первом же случае – раз в пару дней сюда кто-нибудь да приходит, чтобы швырнуть мне кость или корку хлеба.
– Тебе не поверят.
– Может, и нет, а может – да. Не искушай судьбу, Фейнелла, племянница лекаря.
От отчаяния я испустила длинный протяжный стон, прикусила губу и неохотно пробормотала:
– Чего же ты от меня хочешь, подлый бес? Ты на все лады повторял, что я слишком глупа для того, чтобы со мной можно было вести беседы. Неужто мнение твое переменилось?
– Ничуть, – тут же ответил он. – Я хочу, чтобы ты мне кое-что принесла.
– Если я и глупа, то не настолько же! – возмутилась я.
– Я попрошу тебя всего о паре глотков чистой воды, – на этих словах демон-полукровка запнулся, преодолевая себя, – видимо, не так уж часто ему доводилось обращаться к кому-либо с просьбой.
– Вода! – я всплеснула руками, едва не уронив лампаду, огонек в которой, к слову, трепетал и потрескивал все то время, что я разговаривала с порождением темных сил. – Думаешь, я не слыхала тех легенд, где говорится, что стоило кому-нибудь напоить закованного в цепи демона, как к злому духу тут же возвращались его силы и он освобождался? Ну уж нет! Лучше меня выпорют плетьми на городской площади, чем я помогу тебе очутиться на воле! Ты и так принес людям немало горя, ненасытный кровопийца!
– Я принес горя ровно столько же, сколько любое другое существо, взявшее в руки оружие во время войны, – бесстрастно возразил узник. – Что до крови… Да, она угодна моим сородичам, но, заметь, в своих пожеланиях я остановился на воде. Видишь ли, все то время, что нахожусь здесь, мне приходится довольствоваться парой глотков в неделю. Та вода, что дают мне охранники, так зловонна и грязна, что обычный человек не смог бы ее пить – но, как ты помнишь, я не человек, и это дает повод для всяческих развлечений скучающей страже… Принеси мне воды, Фейнелла. Простой воды.