– Хитрые дьявольские козни, – промолвила я угрюмо. – Ясное дело, ты вознамерился сбежать, но я не стану твоей соучастницей.
– Если тебя это успокоит, то могу заверить, что воды я больше ни разу не попрошу.
– Ты собираешься еще о чем-то меня просить? – я почувствовала, как на душе становится совсем скверно.
– Три просьбы, не более.
– Три! – вновь возмутилась я. – Самое что ни на есть магическое число! Чтобы я поверила, будто здесь нет тайной подоплеки?..
– Что ж, давай я скажу, что пожеланий у меня будет восемь, – демон произнес это так невозмутимо, что я на мгновение поверила в серьезность его слов. – Возможно, я бы удовольствовался семью, но семерка, как мне кажется, упоминается в сказках так же часто, как и тройка…
– Ладно-ладно, – поспешно согласилась я. – Лучше уж три. Но я и вправду не знаю, смогу ли еще раз пробраться сюда… Я ничего не смыслю в этих тайных ходах и попросту заблудилась! – в голосе зазвучали жалобные нотки, как я себя ни сдерживала.
– Тебе придется постараться…
Взывать к милосердию демона было конечно же глупой затеей. Я шмыгнула носом и сквозь зубы пообещала приложить все усилия к тому, чтобы следующей же ночью выполнить пожелание узника, но, не удержавшись, в завершение своей речи вновь назвала его вонючим отродьем врагов рода людского. Ну или чем-то в этом же духе.
– Зови меня Рекхе, – предложил демон вполне дружелюбно. – Так будет куда короче.
– Как будто кто-то чихнул или высморкался! Тоже мне имя! – Теперь я видела подвох во всем: – Приличный человек издавать такие звуки прилюдно не станет, стало быть, здесь непременно есть какая-то скверна!
– Это имя я носил, когда был человеком, – узник, казалось, вновь погрузился в воспоминания. – Поверь, я вовсе не склоняю тебя хитростью к богохульству, искупать которое придется самобичеванием или паломничеством. Твоя брань, признаться, режет мне ухо своим просторечием, и если ты воздержишься от бессмысленных проклятий, у нас получится куда проще и быстрее договориться. Теперь уходи, но не заставляй меня ждать слишком долго. Время здесь тянется гораздо медленнее, чем там, где можно увидеть свет луны или солнца…
Я попрощалась с ним сквозь зубы и забралась в бочку, мысленно ругая себя на все лады – любопытство сыграло со мной очередную злую шутку, которая могла погубить мою жизнь. Однако волнение, заставлявшее сердце биться учащенно, не так уж сильно походило на испуг или отчаяние. Не успела я подняться по винтовой лестнице, как события сегодняшней ночи стали казаться мне завидным приключением: до того со мной никогда не случалось столь таинственных происшествий. Да, неприятностей я знавала немало, но они как на подбор были простецкими и незатейливыми, как и вся моя жизнь. «Пустая твоя голова, Фейн! – я остановилась и хлопнула себя по лбу. – Отчего же ты не выпытала у демона, что за чары лежат на господине Огасто, вместо того чтобы слушать его россказни о нечестивых нравах, что заведены у злых духов?! Возможно, богам угодно, чтобы я еще раз поговорила со злой тварью и узнала от нее, как излечить его светлость».
Тут я позабыла о страхе и усталости окончательно и принялась увлеченно размышлять о следующем разговоре с узником. Теперь он казался мне капризным безликим духом, который попадается на пути у рыцаря или сказочного принца лишь для того, чтобы после пары-тройки уверток сообщить, где закопан горшок с золотом. Я решила, что перехитрю демона-полукровку, изобразив сочувствие, и разузнаю, что за напасть одолевает господина Огасто, – а в том, что проклятый Рекхе знает правду, отчего-то нисколько не сомневалась.
Увлекшись своими смелыми планами, я позабыла, что следует хоть немного волноваться – откроется ли потайная дверь, выведет ли она меня в библиотеку герцога? Однако боги смилостивились надо мной и не преподносили больше никаких сюрпризов – механизм пришел в действие без особого шума, стоило мне только повиснуть на рычаге, и спустя пару минут я уже очутилась у окна, собираясь выполнить обещание, данное домовому духу.
Зеленое пламя выглядело тусклым, и я не была уверена, отчего оно затухало: то ли из-за близящегося рассвета, то ли из-за того, что я спустилась с ним в подземелье. Сущность узника была противна господину Казиро – по всей видимости, домовые духи, живущие испокон веков бок о бок с людьми, и злобные создания, жадные до людской крови, относились к разным, враждующим племенам. Близость демона могла оказаться губительной для огонька, и я наконец-то испытала хоть какое-то подобие угрызений совести по поводу своего поведения. Трижды я подула на зеленую искорку, и она, вспыхнув ярче на прощание, устремилась в ночную тьму, словно подхваченная ветром.
Мне показалось, что небо к тому времени уже начало светлеть, и я со всех ног бросилась к своим покоям, в темноте едва разбирая дорогу.
Дядюшка Абсалом, разумеется, заметил, что я проспала дольше обычного, однако посчитал, что это – признак выздоровления. Мне не хотелось его разочаровывать, и к тому времени, как он, помрачневший и раздраженный, вернулся от господина Огасто, я шустро прибиралась в лаборатории, всем своим видом показывая, что уже достаточно здорова.
– Его светлость выглядит хуже покойника, – с досадой произнес дядя, присаживаясь на табурет. – Я чувствую, что наши дела почти так же плохи. Не удивлюсь, если он преставится этой зимой, и нам придется уносить ноги, не дождавшись первой весенней оттепели. Ах, как жаль, как жаль… Эти покои так уютны и теплы, в них совсем нет сквозняков! Но я понятия не имею, что за болезнь его изнуряет и как бороться с нею. Он не похож ни на одного из тех безумцев, что я видел, и, честно признаться, не уверен, что ему помогут кровопускания, если бы он вздумал согласиться с этой необходимостью…
– Дядюшка, – произнесла я, изображая рассеянную задумчивость, – а вы не думали, что на господине Огасто может лежать проклятие? Порча, черное колдовство… Ведь бывает так, что злые чары сводят людей в могилу?
– Колдовство? – дядюшка Абсалом трижды сплюнул через левое плечо. – Побойся богов, Фейн! Если это порча или что-то вроде нее, его светлости точно конец. Уж с чем я не совладаю точно – так это с черной магией… – Тут дядя призадумался: – Дьявольщина, а что, если ты права? Порча может свести в могилу за считаные недели, и мы окажемся на улице в преддверии зимы! Не говоря уже о том, что она перейдет на того, кто примет последний вздох про́клятого, а ведь вполне возможно, что этим несчастным окажется его лекарь!
– Неужто вы не знаете способа, которым выявляют черную магию? – без обиняков спросила я, усевшись напротив дяди и вперив в него взгляд. – Даже деревенская знахарка может распознать порчу!..
– Потому что она же ее и наводит, – угрюмо проворчал дядя. – Однако если его светлость угасает из-за проклятия, то здесь приложены чары посерьезнее, чем те фокусы, что проворачивают злобные деревенские старухи в венках из омелы. Я припоминаю, что мне когда-то показывали одну тайную уловку… Но для нее мне кое-что понадобится…
С этими словами он вскочил с места с такой прытью, какой никто бы не мог ожидать от человека его сложения, и резко распахнул входную дверь. Харль, подслушивавший наш разговор, ввалился внутрь с глухим воплем и тут же получил затрещину от дядюшки.
– Так я и думал, что твое поганое ухо прилипло к замочной скважине! – рявкнул лекарь. – Вот постой-ка, узнает твоя матушка, что ты снова сбежал от учителя, которому она платит полкроны в месяц!..
– Слишком часто вы ведете беседы с моей матушкой, – огрызнулся Харль и получил новую затрещину.
– Попридержи свой длинный язык, мальчишка, иначе я выпорю тебя так, что иероглифов на твоей заднице будет больше, чем в твоих учебниках! – произнес дядюшка с чисто отцовскими интонациями, и я окончательно убедилась в том, что госпожа Эрмина Лорнас близка к получению почетного звания четвертой супруги Абсалома Рава. – Ну-ка быстро отправляйся к курятнику и найди там яйцо, снесенное черной курицей!
– Это еще зачем? – Харль скорчил премерзкую рожу, должно быть, выражавшую степень его презрения к угрозам дядюшки.
– Не твоего ума дело, – снова гаркнул дядя Абсалом. – Но если ты его принесешь, то я разрешу тебе остаться и посмотреть, что я буду с ним делать.
– Тоже мне загадка! Что может сделать с яйцом такой толстобрюхий проходимец? Сожрет его, как пить дать! – отозвался дерзкий Харль и исчез в дверях, перед этим увернувшись от очередного подзатыльника. Но было ясно, что предложение дядюшки его заинтересовало.
Спустя несколько минут он уже скребся в двери с добычей. Дядюшка Абсалом с сомнением рассмотрел яйцо, точно подозревая, что с Харля станется разорить гнездо химеры ради того, чтобы напакостить своему будущему родственнику. Затем дядя принялся что-то бормотать себе под нос, явно силясь припомнить какие-то нужные слова.
– Ну, кажется это оно! – наконец объявил он и безо всякого перехода приказал мне: – Режь палец!
Я попятилась и неуверенно спросила, не спятил ли дядюшка вслед за своим драгоценным пациентом.
– Ты сама затеяла этот разговор про порчу, – сурово ответствовал дядюшка. – Известно, что злое колдовство пуще всего любит юную и невинную кровь, и на нее-то мы его и приманим. А ну-ка иди сюда, мелкий паршивец! – обратился он к Харлю, который тут же поумерил свое любопытство и отскочил к двери. – Может, сгодится и твоя кровь, хотя, как по мне, ты истинный подменыш, которого твоей матушке подсунули бесы…
– Дядюшка Абсалом, сдается мне, ваша затея – сама по себе дурное колдовство, – заметила я с опаской.
– Пресвятые небеса, что за несусветная чушь! – рассердился аптекарь. – Постыдилась бы говорить такое! Черная магия – удел господ, что желают с помощью интриг захватить власть, навредить королевским сановникам или даже – смилуйтесь боги! – самому миропомазаннику. Иными словами, это преступление против государства. Если же бедный нищий лекарь всего лишь желает узнать, как долго ему удастся сохранять свою должность, – это вовсе не дурное колдовство, а простое народное средство, как амулет из кроличьей лапки или заговоренный осиновый прутик, которым разгоняют клопов. Уразумела?