…Когда она дошла до нужного коттеджа, шаг её слегка замедлился. Света в окнах не было. Он спит? Будить его не хотелось. У мальчика завтра тяжёлый день, не стоит лишать его нормального сна.
Карина остановилась. Ей страшно было стучать в дверь, очень не хотелось уходить, да и желание, которое привело её сюда, отнюдь не стало меньше от того, что Лазарев решил хорошо выспаться… Девушка отошла от двери и прислонилась к стене рядом. Сердце колотилось, как будто только что она не размеренно шла сюда, а мчалась во весь дух. Она закрыла глаза и попыталась успокоиться. Меньше всего ей хотелось думать, что сердце так выскакивает из груди вовсе не от быстрого движения, а от волнения. Господи, она что, никогда мужчин не видела? Да видела, конечно. Только не к каждому она готова бежать вот так, в темноту, не думая ни о последствиях, ни о том, что, может, и не нужна ему совсем, не скрываясь и не стесняясь. Если честно, такое накатило на неё впервые. Ведь совершенно незнакомый парень! Несколько взглядов, сильный голос с этой ласкающей слух мягкой хрипотцой, солнечные волосы, широкие плечи и непробиваемая уверенность в каждом движении, в каждом слове… Стоп, Карина, ты, кажется, собиралась домой. Немедленно забыла обо всём! Отлипла от стены и быстро пошла отсюда. Не мешай человеку спать…
— Кто здесь? Что вы тут делаете? — раздался прямо над ухом тот самый голос, от которого она только что собиралась убегать. Насторожённый и совсем не сонный.
Глаза открывать не хотелось. Пусть ещё что-нибудь скажет. Потому что если сейчас она откроет глаза и увидит сердитого, разбуженного ею чужого человека, будет очень неприятно. Чувствовать себя дурой неприятно всегда.
— Карина? — в голосе больше не было ничего, кроме безграничного удивления и… ещё непонятного оттенка. Как будто он чего-то ждал от её ответа.
Она лихорадочно соображала, что бы такое сказать, потому что отвечать было нужно, а вот что….
— У вас что-то случилось? — он уже стоит перед ней, она чувствовала его тревожное дыхание на своём лице.
Глаза пришлось открыть. И когда она это сделала и встретилась с ним взглядом, то слова вдруг показались совсем лишними. Она молча покачала головой — ничего не случилось, просто я сошла с ума, и поэтому я стою тут, смотрю на тебя и чувствую, что если сейчас ты ничего не сделаешь, я сделаю всё сама…
Ей не пришлось много делать самой. Только первый шаг, только первый вдох, только первый поцелуй. Он хотел её оттолкнуть — она почувствовала это, но тогда ещё не знала, почему. Тогда у неё в висках стучала кровь, жар, чувство вины и неуёмная нежность.
Не бойся, я не кусаюсь, я пришла к тебе, мне ничего не надо, просто сделай это! Я же чувствую, как тебя колотит, как ты ждёшь непонятно чего, я знаю, что тебе это нужно не меньше чем мне…
«Ему было это нужно, Ника! Он был совсем один, и он знал, что может не вернуться, и я тоже знала. Я знала даже больше — что он точно никогда не вернётся. Я не знала только одного: ему было всё равно кто с ним, потому что думал он всё равно о тебе. Но теперь я знаю. Его зовут Феникс. Твой Феникс.
Ты меня прости, подруга. Мне больше некого просить о прощении, только тебя».
…Простить? Кого, за что? Какая теперь разница… Его нет. Его нет и никогда не будет. Его убили. Убили здесь. На этой планете. В этих джунглях. На этом дьявольском сафари. И этого ничем не исправить.
Рано или поздно всё должно было закончиться. Они нашли всё, что могли, и даже больше, чем рассчитывали. Дальше это расследование вести нужно было профессионально. Пришло время подключить Фойзе и братские структуры — полицию Содружества. Дело уже попадает под их юрисдикцию. И Ревнёв сядет. За всё то, что под его крылышком тут развернулось. Жаль, доказательств маловато, но есть двое пропавших в одной мясорубке, есть свидетельства против Строганова, есть капитальные нестыковки в словах Реньера и Карины… И есть, в конце концов, Индиго, который явно что-то знает, только говорить не хочет. Ну, если не хочет разговаривать с ними, то от следователей точно не отмажется.
Кир не был удивлён. Нет, участие Дэна в этой кровавой авантюре заставило поднять бровь в недоумении, но и все. Уж кто-кто, а Кир хорошо знал, что может заставить сделать жизнь. А вот Балу был в шоке, и Кир понимал, насколько отвратительна другу вся эта ситуация. Эти его реакции иногда заставляли Кира снисходительно хмыкать, но чаще он всё же завидовал Тони. Тот смог сохранить человеческий взгляд на жизнь — большая редкость при их работе. Ребята со временем превращались в машины для выполнения заданий. Не все конечно. Феникс не превратился, хотя мог. Индиго — да этот вообще никогда не подходил для армии. Тони вот.
С другой стороны, у Тони был тыл — его семья, а Кир… Кир больше автомат чем человек, а автомат он и есть автомат, ничему и никогда не удивляется. Просто не способен.
Но вообще он устал. Устал от этих сумбурных внезапных открытий и тяжёлой суеты. Хотелось побыстрее всё бросить и вернуться обратно, на «Киплинг», снять шкурку Шерлока Холмса, стать самим собой и снова обрести равновесие. Превращения из Кирилла Крымова — любезного сыщика, в Ти-Рекса — беспощадного солдата, он ждал давно, но теперь это ожидание стало просто нестерпимым. Он хоть сейчас бросил бы всё и улетел бы, не дожидаясь, пока Балу закроет их легенду, чтобы Аристова не подставлять.
И только одно его останавливало. Эта зеленоглазая девочка.
Кир сел прямо, оторвавшись от спинки кресла, на котором до этого полулежал, тупо сверля взглядом потолок. Сел и потёр ладонями виски.
Скажи только слово, голубка, и весь мир полетит к чертям. Скажи «да», стань моей, и я увезу тебя отсюда. От твоего выродка папаши, от всего этого зверья, и животных и людей, от ядовитой зелени, так давящей на нервы. Скажи мне «да», милая и я сделаю тебя самой счастливой женщиной на свете. Я смогу перевернуть ради тебя весь мир, я смогу! Но сначала… сначала надо рассказать тебе всю правду. Ты должна это услышать и услышать именно от меня.
Он резко поднялся на ноги и почти выбежал из комнаты. Он найдёт её прямо сейчас. Ника узнает, и тогда всё решится. Так или иначе, но решится.
Кир нашёл её в саду. Всё в той же беседке, где они вместе прятались от дождя. Ноги сами принесли его к резному домику. На этот раз сквозь ажурную вязь стен прорывались солнечные блики, и вся беседка казалась пронизанной жаркими лучами Сианы. И Ника сидела на том же месте, только не свернувшись клубочком, а наоборот — выпрямившись, сложив на коленях руки с зажатыми в пальцах белыми листками, — сидела, глядя прямо перед собой. Всё это Кир разглядел мгновенно, едва открыв дверь, и так же мгновенно его охватило чувство чего-то непоправимого, настолько тревожно-неестественной выглядела девушка.
— Ника!
Она даже не повернула головы. Кир рывком пересёк пространство беседки и застыл над Никой, не зная, что делать дальше. Будь это Балу, встряхнул бы за плечо, чтобы хоть какой-то реакции добиться, но перед ним был не Балу.
— Что случилось?
Наконец она медленно подняла голову. Первые секунды ему казалось, что она всё равно его не видит, смотрит сквозь, и успел испугаться — возможно, первый раз за долгое время по-настоящему испугаться, но тут Ника его увидела.
— Да что с тобой?! — Кир всё-таки схватил её за плечи, упав рядом на колени, уже было не до церемоний, только бы она не потеряла его снова, только бы очнулась и сказала, наконец, хоть что-нибудь.
— Со мной? — будто бы даже удивлённо переспросила Ника странно натянутым голосом. — Со мной… Я не знаю. Не знаю!
Голос взлетел вверх и оборвался, но не тишиной, а тихим смехом. Она смеялась, но глаза были всё теми же — не здесь, не с ним…
Смех с такими глазами был страшнее молчания. Кир встряхнул её, так, что голова девушки мотнулась из стороны в сторону, русые волосы шелковисто скользнули по его руке, но ему было не до этих тонких ощущений. Помогло — смеяться она перестала, взгляд стал осмысленным.
— Я не знаю, — потерянно повторила она. — Не знаю, что теперь делать. Кому я могу теперь… Мне теперь тут верить некому.
Она взмахнула рукой, словно отгоняя назойливое насекомое, и Киру пришлось выпустить её плечо, чтобы перехватить руку с зажатым в ней белым листком обычной бумаги. Взгляд выхватил подпись внизу листка. Карина. Чёртова олениха, что ты наделала?
И тут его озарило. Олениха его опередила. Ну да, они же подруги. Неожиданно у Сайдаровой проснулась совесть?
— Дай угадаю, — слегка охрипшим, но спокойным голосом сказал Кир. — Она рассказала тебе о сафари. То, что ты раньше не знала.
Ника не отрывала от него взгляд, но руку высвободила.
— Так ты — знал? Знал, что здесь происходит? Знал, что Орест… что тут людей… Зачем ты здесь, кто ты вообще такой?!
Голос снова пошёл вверх, но Кир успел остановить второй прилив истерики:
— Я здесь ищу пропавшего друга. И я ничего не знал, пока не прилетел сюда. У Тони тут пропал брат, понимаешь? Нам ваш врач Аристов помогает, понимаешь? Мы тут не сами по себе.
Она кивнула, и Кир с облегчением почувствовал, что она поняла — он на её стороне. Ты не одна, голубка.
— Расскажи мне, что она написала, — мягко попросил он.
Ника прерывисто вздохнула и заговорила, сперва тихо, запинаясь на каждом слове, а потом всё быстрее и горячее, и Кир не останавливал — она должна была всё это сказать вслух, неважно, что некоторые нюансы он не понимал — потом переспросит…
— Она боялась, что он её убьёт! — со слезами в голосе наконец выкрикнула Ника и разрыдалась.
Кир, который уже сидел на скамейке рядом, привлёк её к себе — нельзя было так кричать, мало ли, кто мог услышать.
Пока Ника всхлипывала ему в плечо, он гладил её шелковистую голову, но думал совсем не об этом, а о том, что придушил бы стерву на месте, попадись она ему сейчас. Из Никиных слов он понял, что Карина написала потому, что сама уже сбежала. Она оставила письмо в каком-то только им с Никой знакомом тайнике — какая-то полянка в джунглях, какие-то детские игры, Кир не понял, да и неважно — и позвонила уже с пересадочной станции только для того, чтобы попрощаться и сообщить о письме. Тварь… Она не могла не понимать, что после её откровений Ника останется совсем одна со всем этим, потому что все её близкие оказались в центре преступления. Ника не могла знать, что Аристов чист, не могла знать, что к ним с Балу можно обратиться за помощью. Она сидела тут совсем одна и тихо сходила с ума.