Жертва. Язва сознательно отрёкся от самого себя, от своей гордости и от самой своей сущности, только ради иллюзорной возможности освобождения того, другого.
Это было понятно и ясно, как только что угасший день. И при этом находилось выше понимания. И подавляло своей непонятностью и очевидной ясностью. И что делать со всем этим, Хан не знал. Чуть ли не впервые в жизни он не мог воспользоваться тем, что само легло в руки, что он так долго выстраивал. Местью, которую долго ждал.
Потому что он — не жертвенный алтарь! Он — Александр Чернов, и участвовать в акте искупления и жертвоприношения ему не улыбается.
— Дьявол тебя побери! — в руку подвернулся пульт.
Вспыхнул ослепительный, как ему показалось, свет. Язве, видимо, тоже так показалось, потому что он закрыл глаза, просто прикрыл веки, не шевельнув рукой.
— Поднимайся, придурок!
Куда только девалось его наслаждение ситуацией… Хотелось как можно скорее прекратить это, выгнать Язву, чтобы больше никогда не видеть этого взгляда ягнёнка на заклании, чтобы прогнать ощущение того, что его снова использовали, причём тот, кого он собирался использовать сам. Хан выругался, сам себя ненавидя за то, что выругался вслух, и швырнул кристаллом в щенка.
Реакция у того всегда была хорошей, и блестящий кристалл он поймал раньше, чем понял — что это.
— Он никогда не был у меня, Язва, — выплюнул Хан. — И съемка эта — чушь собачья, я не некрофил, трахать лихорадочное бесчувственное тело не входит в список моих сексуальных предпочтений. Так что не дёргайся, никто твоего Феникса не тронул, а от того, что я его один раз перед камерой полапал, ему хуже не стало.
Злость на самого себя и на этого тронутого умом осла так душила Хана, что он готов был рассказать всё, лишь бы дотянуться, достучаться до спрятанной в самый дальний угол ослиной гордости, хоть так заставить Язву почувствовать себя униженным.
— Ты повёлся на сочинённую специально для тебя байку, идиот! Ты чуть было не отсосал мне за этот никому не нужный кристалл! Подавись ты им!
Он остановился на секунду перевести дыхание, и тут его буквально оглушил всё тот же ровный голос:
— Тогда зачем же ты остановился?
— Потому что мне на хрен не сдались твои жертвы! Я не желаю способствовать твоему самобичеванию. Иди и объясняй своему Фениксу, зачем ты в него стрелял. Провалитесь вы все!
Я не дам тебе возможности снять с себя эту вину с моей помощью. Слишком много чести. Иди и разбирайся со своими грехами сам, щенок. И нет, сейчас я не скажу тебе ничего про твою красотку, как бы ни хотелось добить тебя хотя бы этим. Но это лучше приберечь, хватит на сегодня спектаклей, убирайся от меня, оставь меня в покое.
— Где копия?
Обнаглел, мерзавец. Хан вздохнул.
— А копия останется у меня. Я ещё жить хочу, Гордеев.
У него не оставалось никаких сил, чтобы разговаривать, хотелось только одного — чтобы Язва поскорее ушёл. Он был готов сам вытолкать придурка за дверь, но навалившаяся вдруг усталость принесла прояснение — дело-то ещё не доделано. К чёрту спектакль. Лазарев всё ещё там.
— Строганов живёт в Солнечном, там же на Каджеро. Он твоего драгоценного Феникса и вытащил, у него и валяется твоя Жертва, Кривой Глаз — Дрожащая Рука.
Первым живым выражением на лице Язвы за последние часы оказалась недоуменная растерянность, вызвавшая новую вспышку раздражения. К счастью, тот настолько обалдел, что не стал выяснять, как Хан про всё это узнал, откуда тогда взялась запись, и вообще не стал задавать вопросов — просто развернулся и вышел, на ходу застёгивая куртку и запихивая кристалл в карман.
Дверь давно закрылась, в комнате окончательно стемнело, а Хан всё сидел в кресле посреди пустого номера занюханной гостиницы, сжимал подлокотники и изо всех сил старался не сорваться. Глупо получилось. Нервы, пафос, слюнтяй! «Так мне не надо, мне с красным бантиком не нравится, хочу зелёный!» — как капризная девчонка. Брать надо было, пока дают, и ещё как дают! Чёртов Феникс. Это всё его влияние. Это из-за него всё. И благородство это дурацкое, не вовремя прорезавшееся желание спасать тех, кто ради него, Хана, и пальцем не шевельнул бы, и эта жалкая попытка Язвы принестись в жертву, и то, что теперь Язва может в любое время вернуться — чтобы выбить оставшуюся копию… Ладно, когда мы встретимся при других обстоятельствах, Гордеев, мы ещё посмотрим, кто кого. Не сегодня, даже, наверное, не завтра, но тебе сегодняшний вечер покажется дружескими посиделками у камина.
За унижение надо платить, не правда ли?
Тони уехал.
После той ссоры Кир с Никой почти не разговаривал, только перед отъездом Тони он сказал про флеш-кристалл, что его отдадут в надёжные руки, чтобы она не волновалась. Она верила им, верила ему. Они оба ей были симпатичны, оба внушали доверие. Только сейчас она была рада этому затишью в их общении. Не то чтобы ей нравилось, что он злится на неё, просто времени и сил выяснять отношения не было. Их вообще, кроме Павла, ни на что и ни на кого не оставалось. Помирятся они с Киром, куда денутся.
На следующий же день после отъезда Тони вернулся Володя. Ника сама вызвалась его встретить. Ей нужно было поговорить с ним наедине, до того, как он приедет в Солнечный.
— Привет, малышка!
Он привычно улыбался, помахивая рукой.
Ника тоже улыбнулась и выскочила из аэрокара.
— Здравствуй.
— Ты сегодня в роли моего личного водителя? — подколол её Аристов, укладывая сумку в багажник.
— Не совсем. Володя, нам нужно поговорить. Мы можем задержаться, посидеть тут в каком-нибудь кафе?
Аристов понимающе покивал.
— Ну да. Ты говорила, у тебя дело. Хорошо, давай перекусим, я сегодня не завтракал.
В небольшом кафе людей было немного. Утро всё-таки, туристы ещё спят.
Ника с Аристовым заняли один из столиков с краю открытой веранды, в тени большого ветвистого дерева.
— Давай, выкладывай, — потребовал Аристов с набитым ртом.
Ника вздохнула.
— Начну с вопроса, на который ответ уже знаю: эти двое, которых ты поселил в нашем доме, на самом деле никакие не учёные?
Аристов перестал жевать и нахмурился.
— Это странный вопрос.
— Володь, я знаю, что они не имеют отношения к медицине. Вообще никакого. И они вовсе не тебе тут помогали, а занимались поисками человека, пропавшего у нас, на Каджеро.
Он продолжал смотреть на неё.
— И что из этого следует?
— То, что ты знаешь, что происходит на Каджеро.
Аристов пожал плечами и, наконец, проглотил пережеванное.
— А что происходит? Да, пропал парень, что-то случилось, видимо, на охоте. Или он просто решил сбежать. Меня попросили помочь с жильём и обеспечить ребятам доступ к людям, которые могут что-то знать, но тихо, чтобы бучу не поднимать раньше времени. Ничего лучше такой вот легенды у меня не придумалось.
— Володя, я знаю, — Ника сделала ударение на последнем слове, — что здесь убивают людей. Что существует целая организация, которая этим занимается в рамках нашего сафари. Здесь устраивают охоту на человека.
— Чушь какая, Ника! — он даже не задумался, ни на секунду. Как она сама не задумалась бы ещё месяц назад.
— В этой организации работала моя Рина. Она и рассказала мне обо всём, и у неё есть доказательства.
Аристов будто задохнулся, закрыл глаза, пытаясь осознать и понять только что услышанное.
— И это не фантазии? — всё же спросил он спустя несколько секунд.
— Нет. Такое не фантазируют. Но это ещё не все. В этой охоте месяц назад участвовал мой парень. Я узнала об этом только от Рины. Мы уже похоронили его, Рина тоже думала, что он погиб, — Ника снова вздохнула. — У меня есть письмо от неё, где она рассказывает обо всём, есть флеш-кристалл с копиями документов, подписанных многими участниками этих сафари, есть часть базы данных этой организации — всё, что оставила мне Рина. Сама она улетела.
— Куда?
— Понятия не имею. Она просто сбежала, опасаясь мести тех, на кого она работала и… и ещё она чувствовала себя очень виноватой передо мной и другими.
— Где этот кристалл? — Аристов забыл о еде, он уже пришёл в себя после услышанной новости и хотел знать подробности.
— У меня остался дубликат, в надёжном месте. А оригинал увез Тони. Они с Киром сказали, что знают, как его использовать для дальнейшего расследования.
— Да, они знают… Постой, — спохватился он. — Ты сказала — твой парень. Он тоже пропал?
— Да, и я почти целый месяц думала, что он мёртв. Но недавно он нашёлся, живой, здесь, на Каджеро, в Солнечном, — она стиснула руки, потому что на неё с этими словами снова нахлынула радость от встречи с Павлом, и, чтобы справиться с собой, ей понадобилось некоторое время. — Он живой. И тоже может кое-что рассказать об этой охоте. И, кроме того, есть человек, который его спас. Он был чистильщиком.
— Кем?
Ника поморщилась.
— Добивал раненых Жертв. Он… Он хороший, но сильно запутавшийся человек.
— Ничего себе, — только и смог сказать Аристов. — И это говоришь ты! «Хороший человек», добивающий раненых.
— Поверь мне, тут все не так просто, как кажется, — сказала она. — В общем, мне нужна твоя помощь. Я не знаю, что мне делать. Понимаешь, по словам Рины, всё это организовал Орест.
— Кледнер?! — удивлению Аристова не было предела.
— Да, — прошептала она. — А ещё…
— Что ещё? — спросил он, когда пауза слишком затянулась.
— А ещё я не знаю, имеет ли к этому всему отношение отец, — тихо, но решительно произнесла Ника.
— Конечно, нет! — воскликнул Аристов так громко, что на них обернулись девчонки из-за соседнего столика. — Конечно, нет. Как ты можешь!
— А как он мог столько лет не видеть, что творится у него под носом? — задала Ника мучавший её всё это время вопрос. — Ладно — последний год, ему теперь вообще ни до чего. А раньше?
— Я не знаю, Ника, — растерянно сказал он. — Но я не могу поверить, что он мог участвовать в такой мерзости.