Она не уловила момент, когда исчезла стесняющая движения одежда, когда её руки вместо ткани рубашки ощутили гладкую, прохладную на ощупь кожу и волнующие выступы мускулов. Пушистый ковёр под спиной нежно окутывал плечи, согревая и тоже лаская — но разве эта ласка могла сравниться с теми, которые дарили эти руки, губы, это дыхание, эта молчаливая нежность в каждом движении сильного гибкого тела рядом…
Она почти совсем забыла, что вот-вот должно произойти что-то из ряда вон выходящее, то, чего она ждала и немного боялась. Вспомнила и поняла, что от страха не осталось и следа, а ещё неожиданно ясно осознала, что Павел специально не торопится, он же знает, что у неё до сих пор не было мужчины. И сейчас он ждёт, когда она будет готова, ждёт, хотя Ника чувствовала, что он-то готов полностью, и бог знает, чего ему сейчас стоит сдерживать себя. Она осторожно подвинулась ближе к нему и, когда их тела соприкоснулись, требовательно привлекла к себе, чтобы дать понять, чего она хочет. Встретила обеспокоенный взгляд и нежно улыбнулась. «Не бойся, я жду тебя», — сказала она глазами, и он её понял.
Когда-то давно, в той жизни, кто-то рассказывал, что у девушек очень редко бывает так, чтобы в первый же раз получить удовольствие от занятия любовью. Тот, кто так говорил, не знал Феникса. Тот, кто так говорил, не понимал, что это такое — заниматься любовью с ним. А Ника знала. Она узнавала это счастье прямо сейчас, каждую секунду, каждое мгновение проходящего мимо них времени.
Может, боль и была, но она не осознала этого. Слишком мощной оказалась волна радости от ощущения единения с человеком, дороже которого у неё сейчас не было. Чувствовать его вздох на своих губах, его чуткие пальцы на своей груди, чувствовать его в себе, ощущать каждое его движение, как своё — что может быть чудеснее… И эта нарастающая волна, дурманящая сознание, выпустила на волю подсознательное «я» Ники, её древнюю женскую составляющую, заставила её стонать, даже рычать, одной рукой вцепившись в гладкую мужскую спину с перекатывающимися под кожей мышцами, а второй — в длинный ворс ковра. И это она, новая Ника, стонала, когда наслаждение захлестнуло её с головой.
Восходящее солнце отразилось в окнах дома напротив и пощекотало зайчиком света закрытые веки. Она привыкла просыпаться рано, вместе с солнцем, поэтому глаза открыла сразу же. Несколько секунд пришлось потратить на опознание места, где она проснулась. И тут вспомнилась ночь. Ника тревожно повернула голову и встретила внимательный и непривычно влюблённый взгляд Павла, который, приподнявшись на локте, наблюдал за её пробуждением.
— Доброе утро, — сказал он. — Прости, я вчера заснул, не успел тебя на кровать перенести.
Ника радостно улыбнулась. Так это было на самом деле!
— Доброе утро, — всё ещё улыбаясь, ответила она. — Подумаешь! На этом ковре спать теплее и удобнее, чем на кровати. Тем более что кто-то перед скоропостижным засыпанием успел принести одеяло из спальни.
— Ну, ты так уютно тут устроилась, что не хотелось тебя будить, — тоже улыбнулся он, слегка виновато.
И тут Ника спохватилась.
— Паш, а вдруг сейчас Димка вернётся, а мы тут…
Она торопливо вскочила, завернувшись в одеяло, и убежала в спальню, прихватив свою одежду, заботливо сложенную на кресле кем-то, видимо, торопящимся уснуть. Оделась, причесалась, зашла обратно и застала Павла тоже уже одетым, стоящим у открытого окна. Он обернулся на звук её шагов.
— Ника, подойди ко мне, пожалуйста.
Его голос насторожил вчерашней серьёзностью. Ника напряглась, подходя ближе.
— Скажи, ты не жалеешь?
Он не спросил больше ни слова, просто стоял, выжидательно смотрел ей в глаза, и на его лице не было маски спокойствия, он заметно волновался.
Ника облегчённо потянулась к нему — всем телом, всей душой, всем своим существом, — и он принял её в свои объятия.
— Я ни о чём не жалею, солнышко моё, — нежно сказала она, прижавшись к его груди и ловя щекой удары сердца. — Вчера всё было замечательно. И полёт, и парк, и то, что потом… — она осторожно высвободилась из его рук. — Пойду готовить завтрак.
Уже у дверей обернулась и добавила:
— И то, что теперь мы знаем друг о друге намного больше — тоже хорошо.
Она не стала дожидаться его ответа и прошла на кухню. Закрыла за собой дверь, повернулась к столу и вскрикнула. На полу сидел Дмитрий. Он поднял голову, как-то вымучено улыбнулся и сказал:
— Я не захотел вас будить. Вы слишком хорошо спали.
Ника даже не смутилась, настолько её поразило его лицо. Она бросилась к нему, схватила за руку, заглянула в глаза.
— Дима, что случилось?
Он посмотрел куда-то мимо неё и снова криво усмехнулся. Ника обернулась. В дверях стоял Павел — конечно, он услышал её вскрик. И от её счастливого мужчины в нём уже ничего не осталось. Это был собранный и решительный Феникс, готовый к любым неприятностям.
— Ты нашёл её?
Дмитрий устало прикрыл глаза.
— Нет. Но я узнал, что с ней.
Ника поднялась на ноги.
— Дим, она жива?
— Надеюсь, что да, — не открывая глаз, ответил он.
— В таком случае, ты всё расскажешь после завтрака, а ещё лучше, после того, как выспишься. Лишние несколько часов ничего не изменят.
Павел помог Нике собрать на стол. Завтрак прошёл в молчании. Дмитрий, казалось, совсем ушёл в себя, но не обдумывая принесённые новости, а просто отключившись. Ника с беспокойством поглядывала на него, ей ещё не приходилось видеть Дмитрия в таком состоянии. Судя по всему, Павел тоже нечасто такое наблюдал. Внешне он был совершенно спокоен, но молчание и напряжённый взгляд выдавали его тревогу.
Когда стало ясно, что никто не может больше проглотить ни кусочка, Павел всё так же молча увёл Дмитрия в комнаты, а Ника занялась уборкой. На душе творилось непонятное. Волшебная ночь растворилась в навалившемся проблемами дне. Было тревожно за незнакомую, но уже совсем «свою» Риту, было жаль убитого ночными поисками Димку, и ещё Ника очень не любила неизвестность. Особенно отчётливо это стало проявляться после тех страшных часов ожидания известий о родителях.
— Отрубился моментально, — сказал вернувшийся Павел.
— Рассказал что-нибудь? — спросила Ника.
— Говорю же — моментально. Слушай, а ты молодец, — насмешливо прищурился он. — «Расскажешь, когда выспишься». А самой интере-е-есно!
Он так забавно протянул слово «интересно», что Ника невольно рассмеялась, потом посерьёзнела.
— Можно подумать, тебе всё равно.
— Конечно, нет. Только ты права, он слишком вымотался. Не знаю, где его носило, но, должно быть, места были не самые радостные, а люди не самые приятные. И новости не лучшие.
Ника поставила последнюю чашку, закрыла посудомоечную машину, нажала кнопку и подошла к Павлу.
— Главное, она жива. Остальное поправимо. Правда ведь?
Павел невесело улыбнулся и притянул её к себе.
— Конечно, девочка. Теперь мы точно со всем справимся.
— Почему «теперь»? — спросила она, чувствуя, как знакомое тепло снова обнимает её, а от ласкового «девочка» хочется взлететь.
— Потому что теперь у меня есть ты, — просто ответил он.
Следующие пару часов они просидели на кухне, на небольшом диванчике около окна. Когда устали молча целоваться, Ника печально сказала:
— А мне сейчас в институт идти, консультация, я с преподавателем договорилась. Так и не услышу ничего.
— Иди спокойно. Димка проспит ещё несколько часов. Я давно его таким не видел, но когда видел — он в себя почти сутки приходил. Только тогда выспаться ему не дали.
Ника лишь вздохнула и пошла собираться.
На консультации она заставляла себя сосредоточиться, ей приходилось прикладывать поистине титанические усилия, чтобы поддерживать разговор с преподавателем. Мысленно она постоянно возвращалась на свою кухню, где, наверное, Димка уже рассказывает Павлу новости. Когда она в очередной раз тряхнула головой, чтобы отогнать навязчивые мысли, Роман Георгиевич прервал свой плавный монолог и с неожиданным интересом спросил:
— Что, в самом деле очень трудно не думать о белой обезьянке?
Ника вздрогнула и испуганно посмотрела ему в лицо.
— Простите?
Вопреки её ожиданию, он не сердился, а выцветшие зеленоватые глаза смотрели из-за толстенных стёкол старинных очков с пониманием.
— У вас же что-то случилось, Ника. Вы стараетесь забыть об этом, но это невозможно, как невозможно не думать о белой обезьянке. Особенно если поставить перед собой задачу ни в коем случае о ней не думать.
Девушка смутилась. Старый преподаватель попал в точку.
— Идите-ка домой, Ника, — мягко сказал он. — Решайте свои проблемы. Вы вполне готовы к экзамену, и мне вовсе незачем гонять вас, как остальных. Увидимся на следующей неделе, по расписанию. Удачи!
— Спасибо, Роман Георгиевич! — с чувством сказала Ника и, попрощавшись, торопливо выбежала из кабинета.
Когда она вернулась, Павел по-прежнему сидел на кухне, перед ним в воздухе висел виртуальный экран головизора, в котором под ритмичную музыку мелькали ярко одетые фигурки.
— Ты так быстро! — он поднялся навстречу.
Ника уже привычно — и когда только успела привыкнуть-то! — шагнула в его объятия и ответила на поцелуй смертельно соскучившегося после долгой разлуки — и когда успел соскучиться-то!
— Новости есть?
— Откуда? Димка даже на другой бок не перевернулся. Как упал, так и дрыхнет, как сурок в норке.
Павел говорил в обычном приподнятом тоне, но глаза выдавали тревогу. Нике снова стало не по себе.
— А я, может, вообще не ворочаюсь во сне, — сказал Дмитрий, заходя на кухню.
— Доброе утро, — после секундного замешательства отозвалась Ника. — Чай будешь?
— Чай, кофе и всё прочее будет потом.
Ника слегка поёжилась. Таким голосом Павел при ней говорил редко, если не сказать — никогда.
Дмитрий кивнул, присаживаясь за стол — как-то неловко, боком.
— Я был у её родителей. Они ничего не знают. Отец упёрся, как осёл, чуть что в шею не вытолкал. Меня потом её сестра, Аля, догнала на улице. Она Ритку видела.