— Лететь на Каджеро, я полагаю. Там он или нет, начинать надо оттуда, в любом случае.
Балу прикрыл глаза. Эх, Фрэнк, что же ты наделал!
— Я лечу туда, — решительно сказал он, поднимаясь на ноги.
— Конечно. Непременно, — Ти-Рекс силой усадил друга обратно. — Только не ты, а мы. Это первое. А второе — сначала надо поговорить со Стариком.
— Это ещё зачем? — снова повысил голос Балу.
— А, ты собрался в казаки-разбойники поиграть самостоятельно? — прищурился Ти-Рекс. — В самоволку? Ну-ну. Интересно, как далеко ты улетишь и что сам сможешь сделать вот так, нахрапом.
— Ага, а ты всерьёз уверен, что Фойзе тебя отпустит, пирожков в дорогу даст и платочком помашет вслед?
— Насчёт пирожков не знаю, врать не буду, а вот помочь он может. И ещё — мы на базе застряли минимум на три недели. Профилактика, тестовые испытания. Понимаешь?
— Нет, — мрачно буркнул Балу.
— Зато я понимаю. И, надеюсь, Старик тоже поймет. Пошли.
Подполковник мрачно изучал своих офицеров. Один спокоен, как ледяной истукан, смотрит в упор, ни единой эмоции на лице, второй напоминает хамелеона, меняя цвета от багрово-красного до мертвенно-белого. Фойзе вздохнул и поинтересовался:
— В сыщиков решили поиграть?
Балу бросил уничижающий взгляд на Ти-Рекса, но тот и бровью не повёл.
— Ты, Карпов, будешь выступать за Холмса, судя по каменной физиономии, а Смит будет Ватсона изображать? — продолжил мысль Фойзе.
Ти-Рекс спокойно сказал:
— Господин подполковник, я только что всё изложил. На Каджеро просто так не попадёшь, это частные владения. А выступать в роли военных, даже сославшись на другие войска, даже в отпуске, не хотелось бы.
Фойзе слушал, не меняя мрачного выражения лица. Ситуация сложная. По-хорошему, он должен настоять на обращении в полицию и никуда не выпускать этих доморощенных холмсов.
— Мы всего лишь хотим найти брата Тони. Его или его следы. Всё, о чём мы просим — дайте нам отпуск! Мы оба по два года в отпуске не были, если вспомнить. И сейчас такое удобное время.
— Стоп! — остановил его Фойзе. — Я вас понял. Сейчас отбой. Идите, а завтра с утра жду вас обоих у себя. Я подумаю, что можно сделать.
Он выгнал взводных не только потому, что ему нужно было собраться с мыслями. Он уже решил, что отпуск ребятам даст. Но не мог же он отпустить их просто так, без поддержки, пусть они хоть трижды умницы и настоящие профи. Если на Каджеро действительно что-то нечисто, их обязательно нужно подстраховать — а вдруг они в самый улей лезут? Ревнёв казался хорошим мужиком, но подполковник едва его знал, как говорится — пуда соли не съел. Ревнёв бизнесмен, Каджеро принадлежит ему, и, может быть, он сам замешан в чём-то нелегальном. Нет, тут надо по-другому. И Фойзе уже знал, кто поможет ребятам, подстрахует их легендой и поможет в поисках.
— Аристов, слушаю вас, — раздался в наушнике знакомый голос.
Взводные шли от лифта к жилым отсекам.
— Ну, что? Получил пирожков?
Балу был не просто сердит. Он был откровенно зол. Его раздражала спокойная улыбка Ти-Рекса.
— Тони, вот увидишь — пирожки будут завтра.
— Завтра он пошлёт нас и скажет, что передал дело в полицию!
Ти-Рекс покачал головой.
— Я лично иду спать и тебе советую выспаться. Завтра поговорим. Если Фойзе не отпустит нас, я обещаю сделать подкоп и сбежать вместе с тобой на Каджеро.
Он хлопнул Балу по плечу и быстро ушёл в сторону своей каюты. Балу издал невнятный звук, мало похожий на пожелание «спокойной ночи», и отправился спать. Как бы то ни было, друг был прав. Выспаться стоило в любом случае.
— Ваш отпуск начинается с завтрашнего дня, — заявил им Фойзе, едва они утром переступили порог его кабинета. — А сейчас присядьте, я кое-что расскажу.
С Владимиром Аристовым, руководителем Медико-Биологического научного центра Каджеро, Валентин Фойзе поддерживал связь с тех пор, как тот проявил живое участие в судьбе Феникса, пытался помочь оправдать его в том деле с захватом. Фойзе и Аристов, конечно, не стали друзьями, но раз в месяц то один, то другой совершали «контрольные звонки». О чём разговаривали — Фойзе сейчас не воспроизвёл бы. Он сам был ограничен в возможности говорить о своей работе, Аристов тоже не мог много рассказать, и, тем не менее, разговоры получались интересными и не самыми короткими.
Вчера вечером Аристов выслушал подполковника, который коротко изложил проблему, не углубляясь в подробности и уточнение деталей, и не отказался помочь. Он предложил провести ребят как своих старых знакомых с Земли. Как раз обстоятельства позволяли. Аристов предложил легенду: они — учёные, исследующие аллергическую реакцию, вызванную меларином, каджерианским цветком, собратом земной крапивы. Только местный цветок ядовит, и вслед за волдырями на коже появляются такие же и на слизистых оболочках, развиваются отёки, человек начинает задыхаться и умирает, если вовремя не ввести антигистамин.
Цветок не так давно появился в окрестностях жилых поселков, и лаборатории Каджеро уже начали изучать это явление, но помощь с Земли никого бы не удивила.
— Пусть это будут Энтони Вельд и Кирилл Крымов, почему бы и нет, — сказал Аристов.
— Конечно, легенда не выдержит доскональной проверки, — серьёзно сказал Фойзе взводным. — Но выпускать вас, как спецназовцев в отпуске вообще нельзя — это не позволяет уже наша специфика. Володя сказал, что вы сможете спокойно поговорить с сотрудниками туристической фирмы на Каджеро, а также с людьми, которые занимаются там кадровыми вопросами. Сможете прикрыться этими самыми смертями от аллергии. Как раз и Володе поможете.
Ти-Рекс кивнул.
— А мог он там на работу устроиться, теоретически? — задумчиво спросил Балу, словно не слыша последних слов командира.
— Мог. Каджеро всегда ищет людей определенного профиля. Егерей, например, — вздохнул Фойзе.
— Какой из него егерь… Да к тому же, этим парням столько не платят.
— Вот это всё нам и предстоит узнать. — Ти-Рекс выпрямился в кресле.
— Жить, кстати, будете в доме Ревнёва. — добавил Фойзе.
— Того самого? — не удержался Ти-Рекс.
— Да. Аристов сам сейчас живёт у него, после того захвата они решили держаться вместе. Так, а теперь марш к своим сержантам проводить инструктаж на время вашего отсутствия!
За взводными закрылась дверь. Фойзе посидел спокойно на месте и вдруг с силой хлопнул ладонью по столу. Чёртова Каджеро, с тебя всё и началось! Теперь он отпускал туда ещё двоих и, говоря по совести, под ложечкой сосало ощутимо.
Каждый раз перед тем, как навестить Риту, Дмитрию приходилось сутки приводить себя в нормальное состояние. Он помнил, какое у неё чуткое обоняние — запах спиртного она почувствует сразу. Возможно, она не скажет ему ничего, но ей будет неприятно. А ему не хотелось доставлять дополнительные неприятности. Он хотел, чтобы его проблемы теперь касались её как можно меньше. Сейчас, когда у него ничего и никого не осталось в жизни, кроме этой девушки, он испытывал незнакомое до сих пор желание оберегать её от любых ударов, пусть и самых незначительных. Никогда и ни о ком он не думал так, никогда и ни над кем не дрожал так сильно. Они с Ритой всегда, насколько могли, заботились друг о друге, но это не становилось для них идефиксом. Потому что в жизни было ещё много всего, о чём стоило думать и на что обращать внимание. Сейчас же вся его жизнь сосредоточилась в этих испуганных глазах загнанного зверька, которые оттаивали только при виде него.
Поэтому он не мог прийти к ней небритым или в несвежей рубашке, или не улыбаясь, или с запахом вчерашнего пива. Она больше никогда не должна хмуриться.
Накануне очередного посещения клиники Дмитрий не открывал холодильник, где его дожидались три банки холодного пива. Он даже не думал о них. Он думал о том, что вчера купил Ритке браслет — вроде того, какой у неё был раньше, почти единственное, что она унесла из своих вещей, уходя от родителей. Браслет потерялся ещё до его возвращения из армии. Она жаловалась им с Пашкой в их короткий отпуск. Пашка… Так, не в ту сторону думаешь, Индиго. Завтра ты идёшь к Рите.
Забудь о нём. Его больше нет.
На улице начался дождь. Из редких крупных капель он быстро превратился в ливень. Ливень. Как там.
Дмитрий уснул под шум льющейся за окном воды и, уже проваливаясь, знал, что там, за стеклом, на него в упор смотрят синие глаза. И они не отпустят его всю эту ночь.
Снова дождь.
Свет давно погашен, в соседней комнате спит соседка — Рита никак не могла запомнить, как её зовут. В коридоре тоже полумрак. При желании можно нажать кнопку у изголовья кровати, и придёт белокурая Росина, сегодня она дежурит. С Росинкой можно поговорить и послушать новости — она всегда готова поддержать разговор, даже ночью. Только вот не хочется сейчас никого слышать. Только дождь. Рита дохнула на холодное стекло и на затуманившейся поверхности пальцем быстро нарисовала сердечко. Через несколько секунд испарина на прозрачной глади начала высыхать, и сердечко словно растворилось в льющейся снаружи по стеклу воде.
Росина сегодня днём сказала, что её дела идут на поправку. Если всё будет нормально, то выписка не за горами. Она выйдет из этой уже привычной и спокойной клиники, от заботливых врачей. Куда она пойдёт отсюда, что ей теперь делать, чем заниматься?
Дима сказал, что никто из тех, кто чуть не поломал её жизнь, больше не появятся на горизонте. Возможно. Она сейчас никому не верила. Но Дима сказал, что они с Пашей сделали всё, как надо, и теперь она свободна. Имя Павла звучало для неё магическим заклинанием. Если он защитил её, значит, ей и правда ничто не угрожает. Она свободна. Только что теперь делать с этой свободой? Отсюда есть три пути.
Рита вздохнула. Стекло снова запотело от её дыхания, и она лёгким движением пальцев начертила веер из трёх веточек. Уйти отсюда и утопиться. Хороший путь. Обнадёживающий. Ещё пару месяцев назад она так бы и сделала, получив свободу. Но сейчас она не имела права так поступить. Ребята с таким трудом вытащили её. Она зажмурилась. Паша погиб. Рита не была виновна непосредственно в его смерти, но он погиб, чтобы жила она, и теперь нельзя его подвести. Она будет жить. Значит, пути всего два.