Притаившись за занавеской, она встревожено следила за каретой с гербом Ордена Белой РукИ на дверцах, медленно подъезжавшей к парадному входу дворца.
Через несколько мгновений дверь в ее покои отворилась, слуга сообщил, что прибыла новая владычица, и Халима поняла, что мечтам ее не суждено сбыться. Она кивнула, вставая, и направилась к выходу, чтобы поприветствовать нового Оракула, с удивлением отмечая, что почему-то остается совершенно спокойной.
В первый миг у нее еще теплилась надежда на то, что не все потеряно, что можно еще побороться. Но когда она увидела, спустившись, устремленный на нее недовольный взгляд Саготы — владычицы Сигтоны — ее надежды угасли, и на сей раз окончательно. Не одну сотню лет королева Сигтоны боролась за власть с Духи. Халима слышала, что, дабы продлить свою жизнь, она питается кровью девственниц, но правда это или нет, не знала. Зато она поняла, что ее жизнь в Логове заканчивается. Но не потому, что она не способна ужиться с новой владычицей, а оттого, что теперь просто не желает ни с кем уживаться... Она хочет властвовать!
— Что смотришь, милая? — скрипучим голосом резко спросила старуха, и Халима поймала себя на том, что с отвращением рассматривает покрытое коричневыми пятнами, сморщенное, как гриб, лицо с широким носом и провалом беззубого рта.— Расскажи, как тебе удалось пережить полсотни воинов.— Ее слова содержали неприкрытый намек на то, что никакие оправдания не снимут с нее подозрений, и все/что она может сейчас, это оттянуть разговор, выиграть немного времени для бегства.— Особенно же меня интересуют подробности смерти Волчицы.— Она говорила, а маленькие бесцветные глазки цепко удерживали взгляд девушки, словно колдунья, не сходя с места, намеревалась получить ответы на все вопросы, если не по доброй воле, так силой.—
Такая молоденькая,— не скрываясь, юродствовала старуха,— и вдруг — сердце! Это настораживает.
— Конечно, я все расскажу,— спокойно ответила Халима, мгновенно поняв, что только безупречная выдержка может выручить ее.— Все, что знаю,— поправила она себя, стараясь, чтобы голос ее звучал естественно и непринужденно.
И она начала рассказ. Говорила долго, гладко, с воодушевлением, а Сагота внимательно слушала, придирчиво оценивая все сказанное Пифией.
Халима поняла это по отдельным редким репликам и еще более редким вопросам старой колдуньи. И еще она поняла, что та едва ли не рада смерти соперницы, а на гибель отряда ей ровным счетом наплевать. Вот только для нее, Халимы, радости в этом мало, потому что как бы ни относился человек к своим врагам и слугам, он не станет терпеть рядом с собой предателя и убийцу. Хорошо хоть то, что ее не попытаются мгновенно уничтожить. Из тех же отрывочных фраз и вопросов она поняла, что неприятный конец неизбежен, но это произойдет не раньше, чем она введет новую владычицу в курс всех дел Логова.
Значит, время у нее есть — несколько дней. Быть может, седмица. В любом случае намного больше, чем требуется ей, чтобы исчезнуть отсюда навсегда. Однако просто так она не уйдет.
И Халима принялась чернить всех и вся, искусно играя роль завистливой и не слишком умной, зато жадной до власти интриганки.
Первым делом она вспомнила о Соне и не пожалела мрачных красок на портрет рыжекудрой красавицы. Все, кто любил ее, попали в черный список и получили нелицеприятные отзывы. Единственными, кто избежал ее резкой критики, оказались почившая владычица да Вожак, которому вряд ли суждено вернуться.
— Неужели все так плохо? — выслушав ее рассказ, с иронией заметила Сагота.— Я сама не слишком высокого мнения о людях,— проскрипела она.— Но, признаться, никогда не встречала в одном месте столь огромного сборища идиотов...
— Я намеренно сгустила краски,— не растерялась Пифия,— потому что сама предпочитаю знать как о явных, так и о скрытых пороках своих людей. А о достоинствах и без меня найдется кому рассказать.
Старуха задумчиво кивнула, показывая, что вполне разделяет ее точку зрения, и Халима поздравила себя с тем, что удалось заинтересовать старую каргу.
Она тут же порекомендовала ей избавиться от Сони, если та умудрится уцелеть, а питающего к ней болезненную привязанность Севера изолировать на время, чтобы наставить его на путь истинный.
Со стороны' плаца донесся смех, и Пифия узнала голос Ганы, которую ненавидела почти так же сильно, как своенравную воительницу, которая привела ее в Логово.
Все прошедшие годы колдунья старалась бороться с ее присутствием здесь, но все попытки неизменно разбивались на непонимание Белой Волчицы.
— Вот, например, хоть та белокурая красавица,— заметила она, как бы невзначай.— Если говорить о достоинствах, то все они заключаются в красоте и округлых формах, она не умеет красть, толком не владеет ни одним видом оружия... Зато недостатков у нее хоть отбавляй, но главный — она сеет смуту в Логове. Люди перестают понимать, кто они и зачем они здесь.
— Это скверно,— согласилась Сагота.— Люди должны знать свое место,— закончила она, и Халима поняла, что брошенные ею семена легли в благодатную почву.
Колдунья мстительно посмотрела в сторону плаца, на беззаботную девушку — недолго тебе веселиться, милая.
Скоро настанут трудные деньки...
— Однако это подождет,— заключила новая владычица, подумав, и Пифия чуть -не застонала от злости.
Сколько раз она натравливала Разару на распущенную Сонину подружку и получала неизменный ответ, что ее слова будут приняты к сведению, но все обещания оставались всего лишь пустым звуком. И вот теперь история повторяется... Ударил колокол, возвещая о наступлении полудня, и Сагота удовлетворенно кивнула, словно дожидалась только его, а рассказ Пифии слушала лишь для того, чтобы скоротать время.
— А вот обеденное время пропускать не следует,— продолжила, вставая, старая карга.— Жду тебя в своих покоях,— закончила она, кивнула и ушла по тропинке по направлению ко дворцу, и хотя так и не сказала, где именно намерена остановиться, Халима без труда догадалась, о каких покоях идет речь.
Гайрам притаился в зарослях кустарника, моля богов только об одном: чтобы его не увидели сидящие на парковой скамье женщины и обступившая их стража. Туранец никогда не испытывал болезненной тяги к чужим тайнам, справедливо полагая, что чем выше цена тайны, тем короче жизнь того, кто ею обладает. Но сейчас получилось так, что он оказался в роли невольного соглядатая. Поначалу он даже не прислушивался к доносившемуся разговору. Потом знакомые имена заставили его насторожиться. Тут же он сообразил, что если сейчас обнаружит себя, то неизбежно попадет под подозрение, и уже собирался уйти, когда понял, что не имеет на это права. Он, правда, не слышал начала разговора, зато до него быстро дошло, что Сагота — не Разара. Халима тоже поняла это и готова взять реванш, отыгравшись на всех, кто по-доброму относился к ее рыжекудрой сопернице. Их, правда, сейчас в Логове почти не осталось, но ему не избежать неприятностей, это точно, а о Гане Пифия «позаботилась» особо...
Он терпеливо дождался, пока женщины не скрылись во дворце, войдя в него одна с парадного входа, а вторая — с бокового, и незаметно ушел из парка. Разумеется, он слышал историю Халимы о разыгравшейся в подземельях трагедии, но не поверил ни одному ее слову. Конечно, отрицать того, что Вожак с Телохранителем не вернулись, он не мог, но слишком расплывчато Пифия обрисовала их расставание. Что произошло на самом деле, он, естественно, не знал, но в гибель Пары не верил: Север не из тех людей, что просто позволяют убить себя.
— Гана,— негромко позвал он, проходя мимо отдыхавшей на солнышке девушки,— иди за мной.
Их никто не слышал, кроме замершей на мгновение Задиры да раскрывшей от удивления клюв Шалло. Зато сама девушка мгновенно поняла: случилось что-то ужасное, спокойной жизни пришел конец.
— Куда ты, Гана? Нам без тебя скучно! — кричали сзади, но она не слышала и не видела уже никого.
— Что случилось? — спросила красотка, как только они свернули за угол трапезной, где никто не мог их слышать.
— Нужно уходить,— в нескольких фразах передав подслушанный разговор, подытожил наставник.
— Если ты все правильно понял, то да, пора делать ноги,— согласилась девушка.— Но разве отсюда сбежишь? Ты ведь не хуже меня знаешь, что все выходы из Долины Волчьего Логова тщательно охраняются.
— Верно,— кивнул Гайрам.— Вамматаром с его людьми и волками Вулофа, а поскольку их самих в скором времени ожидают не меньшие неприятности, то, я думаю, мы сумеем договориться.
— Ты слышала? — обратилась девушка к вороне.— Отыщи Ловчего и передай ему все, что слышала.
— Пусть ждет нас после полночного колокола с теми, кто решит уходить,— добавил от себя туранец.— А тебя я буду ждать здесь, с лошадьми,— сказал он девушке.— Возьми только самое необходимое.
Весь день Гана провела как на иголках. Трусоватая по натуре, она все время ждала, что за ней придут, чтобы учинить скорый допрос и немедленно казнить на глазах у всего Логова, а когда повстречалась случайно с Халимой и увидела недобрую усмешку на ее губах, сердце девушки и вовсе ушло в пятки.
И хотя вида, что боится, она не подала, но после этого то и дело смотрела на солнце, как будто взглядом могла как-то ускорить неспешное движение Ока Митры. Но как ни медленно удлинялись тени, настало время и им слиться воедино с накрывшим мир пологом тьмы.
Желанный удар колокола заставил Гану содрогнуться от ужаса. Она уже не сомневалась, что их неизбежно поймают и вернут назад, но страх остаться оказался еще сильнее. Она судорожно стиснула узелок с вещами да изряд: ной суммой денег, что скопились у нее за последние несколько лет, и направилась по коридору.
Едва слышно скрипнула выходная дверь, но девушка вздрогнула и затаилась, зажмурившись. Ей казалось, что все в Логове услышали порожденный ее неловкостью шум.
Однако время шло, но никто не хватал ее.
На темный мир вновь опустилась тишина, лишь изредка нарушаемая скрипом сосен, раскачивавшихся на несильном ветру, да шумом ветра в их вершинах. Где-то недалеко едва слышно фыркнул конь, и тогда Гана открыла глаза, собралась с духом и метнулась к воротам.