— Ясно как день,— высказалась первой Соня,— что залы разделены по назначению.
— Это понятно,— кивнул Вожак.— Вот только каково назначение каждого из них?
Кто-то хохотнул в толпе, и Север порадовался, что люди, судя по всему, начали приходить в себя. Он обернулся к Халиме:
— Быть может, ты объяснишь, где нам чего ждать?
— Ни один из орнаментов ничего мне не говорит,— ответила она,— а одни и те же цвета в разных магиях имеют разный смысл.— Пифия задумалась, прежде чем продолжить.— Но если пытаться сопоставлять цвета со сферами жизни, то красный должен означать кровь.
— Зал воинов,— предположил Север.
— Вполне вероятно,— не стала спорить колдунья.
— Тогда черный может означать магию,— заметила Соня.— Черную магию…
— Не исключено,— пожала плечами Пифия.— Но может означать и черную землю, или зал земледельцев.
— Тогда за красной может располагаться бойня,— сказала Соня.
— Здорово,— усмехнулся Вожак.— Значит, за одной дверью воины или живодеры, а за второй — колдуны или крестьяне. Ну а остальные две?
Все молчали. Понимая, что все предположения могут оказаться по меньшей мере нелепыми, никто не хотел выглядеть дураком. И тогда заговорил Кучулуг. Ни от кого не укрылось, что после последнего разговора с Севером гирканец не прочь поболтать. Быть может, он и впрямь решил доказать, что способен убеждать не только силой?
— Повара! Крестьяне! — пренебрежительно фыркнул великан и отвернулся.— По-моему, все это чушь собачья,— проворчал он.
Воины расхохотались, но свое мнение никто высказывать не торопился. Люди разбрелись по залу и вновь начали рассматривать входы.
— Надоела эта темень! — сообщила Соня, запалив один из факелов, и принялась обходить стены.
Желтое пламя заплясало по кроваво-красному граниту, отбрасывая густо-черные тени. Колдунья следила за ней насмешливым взглядом, словно заранее знала, что ничего умного ее соперница придумать не сможет. Хоть Халима и не сумела разгадать ни значения цветов, ни смысл орнамента, она чувствовала себя на коне. Она пообещала оградить отряд от Странника и выполнила свое обещание. С этим никто не мог поспорить, а то, что ей понадобилось для этого вовсе не колдовать, а всего лишь оставить на ближайшей к выходу статуе маленькую записочку, ничего не меняло по сути, ведь знала об этом только Пифия. Остальные же, и даже Север — так, по крайней мере, казалось ей самой — смотрели на нее с уважением. На самом же деле Вожак не сомневался, что она успела связаться со своим сообщником и просто передать ему, чтобы он оставил отряд в покое… Но об этом опять-таки знали только он сам да его подруга. Соня же надеялась сейчас отыскать какие-то надписи или указатели, но надежда ее и впрямь оказалась тщетной.
На ровной кладке из аккуратных блоков, которые совсем не тронуло время, не было ничего, кроме медных скоб для факелов, а каждую арку перекрывали тяжелые золотые ворота. Причем все они оказались заперты, иначе все споры давным-давно разрешились бы сами собой. Теперь же люди не торопились, не желая угодить в ловушку. Недолго думая, Север велел тут же располагаться на ночлег, справедливо рассудив, что утро вечера мудренее. Да и обороняться, если на них внезапно нападут, здесь проще, ведь противники могут явиться только сверху.
Костер разложили недалеко от выхода. Топливо принесли с собой, собрав в городе наверху обломки мебели покрупнее. Всем, не только Соне, надоела темень, а мертвенный свет, в котором все представало через магические камни — и того больше. К тому же огонь позволял защититься от местных тварей, которые явно предпочитали держаться подальше от света.
После того как девять человек решили вернуться наверх, их осталось сорок восемь, и теперь все собрались у костра, чтобы решить, какую из дверей вскрывать в первую очередь. Каждый приводил свои доводы, не слишком убедительные и потому тотчас отметаемые остальными, которые тоже не могли придумать ничего путного.
— Все, что здесь говорилось, никуда не годится,— высказался наконец и Вожак, который до того не проронил ни слова.— С равным успехом можно принять любое предложение. А потому, если к утру никто не скажет ничего на самом деле серьезного, начнем с левой крайней двери.
— А почему не с правой? — тут же полюбопытствовала Соня.
— Она черная…— Север недовольно поморщился.— Я не люблю черный цвет,— пояснил он под общий смех.— А левая арка желтая, как солнышко.
Халима пренебрежительно фыркнула, но ничего не сказала.
Она понимала, что начинать все равно придется и что Север прав: раз ни у кого нет стоящих мыслей, остается просто ткнуть пальцем. Зато когда молодой замориец решил поддержать Вожака, а потом заявил, что главное — остаться в живых, и лучше уж вернуться с пустыми руками, чем набить карманы сокровищами и погибнуть, Пифия не выдержала.
— Ты просто трус! — гневно сверкнув глазами, заявила она и поднялась на ноги, грозная, как богиня мщения.— Из-за твоей расхлябанности уже погиб человек. И если бы не его смерть, девять других трусов не ушли бы!
Прыгун мгновенно сник и как-то съежился под ее взглядом, вздрагивая от каждого слова, как от удара плетью. Ему вдруг резко расхотелось возвращаться в Логово, где — теперь он нисколько в этом не сомневался — ему припомнят прошлую ночь.
Он затравленно оглянулся, но все, с кем он встречался взглядом отводили глаза. Неужели и они считают его виновником смерти Паризо? Но ведь он никого не предавал! «Но ведь зингарец мертв!» — тут же напомнил ему внутренний голос. Парень поймал взгляд Кучулуга, и гирканец недовольно поморщился.
Он знал жестокий нрав своей подруги, ведь даже его она подчас не щадила. Хотя парень вроде бы и впрямь виноват… Жаль, не вовремя затеяла она этот разговор: только-только люди немного приободрились…
— Не нужно никого осуждать,— услышал он мягкий голос Севера и, переведя на него взгляд, увидел, что Вожак смотрит на разгневанную колдунью.— Никто умирать не хочет. Жажда жизни всегда на первом месте у любого человека. А чувство долга и прочие моральные обязательства — все это лишь вторично. К тому же владычица говорила то же самое, провожая нас сюда…
Соня согласно кивнула, и Кучулуг еле заметно улыбнулся, довольный тем, что теперь он может промолчать. Поняв, что гроза миновала, Прыгун шумно выдохнул, вытер со лба испарину, как чудом избегнувший страшной смерти человек.
Прекрасные черные глаза колдунье резко расширились, и Вожак понял, что она готова взорваться, но вспышки не последовало. Вместо этого она отвела взгляд и, пожав плечами, заметила с сарказмом:
— За один день мы лишились десятерых, но ты говоришь, что ничего страшного не случилось. Что ж… В конце концов, это твои люди.
Она отвернулась, показывая, что не намерена продолжать спор.
— Все слышали, что сказала Пифия? — спокойно обратился к воинам Север, и Халима невольно напряглась, ожидая, что он собирается оставить последнее слово в споре за собой. Тем более что Пифией он называл ее очень редко.— Нас стало на десять меньше. Еще два таких дня — и мы все рискуем не вернуться! Отныне те, кто отдыхает, должны отдыхать, а те, кто их охраняет,— бодрствовать. Все! Расходитесь!
Двенадцать человек расположились у входа — по шесть справа и слева от костра — и, быстро разбившись на пары, установили очередность дежурства. Остальные отправились в глубину зала — спать. В отличие от прошлых ночей, когда люди долго шептались, прежде чем заснуть, сегодня разговаривали мало.
Каждое произнесенное слово гулким эхом разносилось по залу, будто стены отвечали непрошеным гостям, да к тому же настроение колдунья испортила всем, так что болтать не хотелось.
Соня не спала. Она лежала, положив голову на плечо возлюбленного, и думала о том, что Север, конечно же, прав. Хотя и Халима по-своему права…
С другой стороны, рано или поздно кто-то неизбежно должен был стать первой жертвой, и наверняка нашелся бы тот, кого обвинили бы в его гибели, а на самом деле виновный лишь в том, что не смог всего предусмотреть. А обвинять и наказывать… Кто знает, кому суждено стать следующим? Может, сегодняшнему обвинителю. Или тому, кто провинился накануне.
Она не заметила, как начала размышлять о том, что ждет их завтра. Вспомнив вечерний разговор, она невольно подумала, что безопаснее всего, пожалуй, пойти туда, где можно встретить крестьян. И хотя большинство склонялось к тому, что заниматься земледелием в пещерах под землей просто невозможно, ей казалось, что это совсем не так.
Еще вчера отряд бродил по большому покинутому городу, а раньше они видели поселения, похожие на гирканские, да и на нижних уровнях наверняка есть что-нибудь подобное. Ведь повсюду здесь жили люди, и кто-то должен был их кормить. Впрочем, те, у кого была еда, имели гораздо больше шансов выжить… И если это им удалось, то наверняка не без борьбы.
Незаметно для себя Соня заснула и пробудилась только от звука человеческих голосов. Не открывая глаз, она прислушалась и едва не расхохоталась: эти олухи вновь затеяли перепалку, споря, для чего же все-таки предназначены залы. Открыв глаза, она увидела, что большинство ее спутников уже проснулись и теперь сидят у костра. Девушка быстро поднялась и присоединилась к спорщикам. Ей не терпелось высказать свое мнение о желтой двери, орнамент которой представлял собой набор замысловатых вензелей, сплетенных из лозы с огромными листьями. Однако она так и не успела ничего сказать.
Из-за портала, со стороны лестницы, до них донесся звук шагов бегущего человека. По мере того как топот становился громче, ратники умолкали и озабоченно смотрели в темноту, совсем уже не радуясь костру, который теперь только мешал им.
Когда стало ясно, что это и правда шаги, все поняли, что ушедшие возвращаются, но радости по этому поводу никто не испытал. Каждый понимал, что вернуться они решили не по собственной воле.
Люди вскочили с мест. Дюжина отдежуривших ночь дозорных выстроилась по бокам портала, в то время как остальные бросились к вещам, быстро увязывая изрядно похудевшие мешки. Подхваченные гулким эхом торопливые шаги все приближались, хотя по расчетам воинов, человек давно уже должен был показаться.