— Ах, мистер Брендон, если бы вы знали, как я рада видеть вас. Страшно рада! Вы с нами обедаете? Мы обедаем после полудня.
— Если вы разрешите…
— Еще бы! И после обеда будете пить с нами чай. А теперь я вас проведу к дяде Бендиго. Оставлю вас на час, а тем временем обед будет готов. Джузеппе обедает с нами. Вы ничего не имеете против?
— Последний отпрыск рода Дориа! Мне кажется, я никогда до сих пор не обедал в таком аристократическом обществе!
Дженни провела его в круглую комнату — «святилище» дяди.
— Мистер Брендон приехал, дядя Бен.
Бендиго Редмэйнес отвел от глаз подзорную трубу, в которую смотрел на море.
— Подымается юго-восточный ветер. В канале будет буря.
Он пожал сыщику руку, и Дженни ушла. Моряк был рад Брендону, но мало интересовался судьбой брата; откровенность, с которой он говорил о некоторых вещах, удивила сыщика.
— Я прямой человек. То, что у меня на уме, то и на языке. А вы человек симпатичный. Когда вы были здесь летом, я видел, что моя прекрасная племянница произвела на вас впечатление. Она, насколько я могу судить, принадлежит к тем женщинам, которые легко разбивают мужские сердца. Сам я, после того, как меня отняли от груди кормилицы, никогда не имел дела с женщинами и избегал их так, как всякий порядочный моряк избегает подводных рифов. Но надо признать, что Дженни очень мила ко мне и привела в порядок весь дом. Она очень хорошая женщина, мистер Брендон.
— Она замечательная женщина, мистер Редмэйнес.
— Подождите. Теперь она поставила меня перед трудной задачей. Мог я предполагать, что моя правая рука — Джузеппе Дориа — влюбится в Дженни? А, собственно говоря, надо было предполагать; они вполне стоят друг друга — он бесценный работник, она превосходная хозяйка. И я боюсь, что может выйти так, что они поженятся в следующем году и оба скажут мне до свидания!
Откровенный тон моряка смущал Брендона; он чувствовал себя крайне неприятно и неловко, но нужно было отвечать.
— Вам следовало бы намекнуть об этом итальянцу, — сказал он. — Что хорошо в Италии, то совсем не принято у нас в Англии. Он не имеет права приставать к молодой вдове, только что потерявшей горячо любимого мужа и потерявшей его при таких трагических обстоятельствах.
— Совершенно верно, но поймите мое положение: я вижу, что Дориа давно хочет уйти и ушел бы, если бы его не удерживало присутствие Дженни. Я не смею утверждать, что она поощряет его ухаживания. Нет, она ведет себя вполне безупречно. Но, повторяю, в один прекрасный день может выйти, что они поженятся, и я опять останусь один в этих скалах. Он красивый малый, а она молода и никого, кроме него да меня, целыми днями не видит. Тут, сударь, ничего не попишешь!
— Но мне казалось, что Дориа мечтал жениться на деньгах и полон был самых честолюбивых замыслов.
— Да, и он знает, что двадцать тысяч футов, которые у Дженни, его никак не устроят. Но, по-видимому, любовь бывает сильнее всяких планов. Насколько вижу, теперь его главная мечта — Дженни Пендин и только. Если бы они, поженившись, остались здесь, я ничего не имел бы против: я привязался к этому черномазому черту. Но ведь вы понимаете, если они поженятся, то ведь улетят отсюда и — пиши пропало!..
— Да, у вас трудное положение, мистер Редмэйнес.
— Я думаю! Я не желаю становиться между моей племянницей и ее счастьем и должен сказать, что из Дориа может выйти вполне хороший муж, хотя хорошие мужья вообще встречаются редко, особенно в Италии. Но под ее влиянием он может отказаться от своих дурацких планов и потерпеть. А через некоторое время у самой Дженни будет не мало денег, к ней перейдут деньги Боба, мои и Альберта. Но я бы очень хотел, чтобы ничего этого не случилось. Говорю вам все это, потому что вы хороший человек и, может быть, что-нибудь мне посоветуете.
— На откровенность я отвечу откровенностью, — после некоторого размышления ответил Брендон. — Я восхищаюсь миссис Пендин. Не только такой необыкновенной красоты я никогда не видел, но редко встречал такую душевную красоту и силу. Думаю, вам нечего бояться.
Ваша племянница еще долго будет верна своему покойному мужу. Это не такая душа, которая легко забывает.
— Пожалуй, — согласился Бендиго, — но пройдет год, два, — что дальше? Ведь, вы понимаете, они целые дни проводят вместе…
Брендон помолчал. В его собственной душе боролись сомнения.
— Между нами, я предпочел бы англичанина, — но ведь ни одного порядочного человека не заманишь на эти скалы! Да… Бендиго задумался и вдруг спросил:
— Новостей о брате нет?
— Нет, мистер Редмэйнес.
— Я до сих пор не могу поверить в его вину. Несомненно, все это дело должно быть объяснено иначе. Но вы говорите, что кровь, которая была найдена в доме и на мешке, человеческая?
— Да.
— Тайну Пендина хранит море. А кости Роберта будут найдены только в день Страшного Суда.
— У меня также почти нет сомнений, что он умер.
Несколько минут спустя внизу раздался удар гонга, и оба спустились в столовую к обеду. За столом Дориа трещал, не умолкая, подробно и с увлечением рассказывая о подвигах своего древнего рода, о красотах Дольчеаквы, о своих денежных планах и наконец признался в своих опасениях.
— По идиотским итальянским законам титул переходит вместе с поместьем, и теперь в любой день богатый мясник или булочник может сделаться графом Дориа, приобретя в собственность замок. Единственная надежда, что он не пожелает тратить так много денег, потому что на исправление разрушений и восстановление прежнего блеска нужны теперь миллионы.
После обеда он закурил свою вонючую тосканскую сигару, выпил рюмку ликера, поставленного Редмэйнесом на стол в честь Брендона, простился и ушел.
Оставшиеся обменялись мнениями об итальянце, и Марк с тревогой следил за Дженни; она ничем не выдавала себя, хваля голос, способности и доброе сердце Джузеппе.
— Он мастер на все руки! — закончила она свою характеристику и выразила желание, чтобы последний отпрыск графского рода поскорее нашел богатую невесту и осуществил свои честолюбивые планы. Было несомненно, что итальянец не занимал места в размышлениях миссис Пендин о собственном будущем.
Время после обеда прошло быстро, и с сумерками Брендон начал прощаться с гостеприимными хозяевами. Старый моряк был необыкновенно любезен и настойчиво просил Марка снова навестить его в «Вороньем Гнезде». Приглашение крайне соблазняло сыщика, и он от души пожал руку дяде Бендиго.
— Поздравляю вас с победой, — говорила Дженни, провожая его на дорогу позади усадьбы, так как Брендон решил пешком идти в Дартмур. — Вы покорили сердце моего дяди, а это удается не всякому.
— Вы думаете, что я могу воспользоваться его приглашением и приехать к вам на несколько дней после Рождества? — спросил он, и она уверила его, что все в «Вороньем Гнезде» будут искренне ему рады.
Брендон медленно направился по лесной дороге, погрузившись в размышления о Дориа и о красивой вдове и с грустью предчувствуя, что летом Дженни Пендин может представить ему своего второго мужа… нет, не Дориа, кого-нибудь другого… во всяком случае одиночества в этой укрытой в скалах дыре она долго не выдержит…
Он твердо решил воспользоваться первой возможностью и снова навестить «Воронье Гнездо». Ему в голову не приходило, что он вернется туда через несколько часов, и мысли его останавливались на Рождестве. А до тех пор он попробует возобновить переписку с Дженни, и, Бог его знает, письма иногда больше связывают людей, чем личные встречи… Он мысленно перебирал все слова, сказанные ему молодой вдовой в этот день, подсчитывал все брошенные ему взгляды… Старался понять, угадать, что чувствовала она к нему, Марку Брендону.
Внутри росло убеждение, что Бендиго Редмэйнес ошибается, и быть не может, чтобы вдова Майкеля Пендина могла отдать свое сердце красивому итальянцу, курящему вонючие тосканские сигары. Женщине, перенесшей столь тяжкие страдания, нужен не красивый любовник, а верный и испытанный друг…
Утешая себя и укрепляя надежду такими размышлениями, Брендон шел по дороге мимо густого елового леса. То, что он вдруг увидел, поразило его так, что на секунду ему показалось, не разбил ли его паралич.
У деревянного забора, шедшего вдоль дороги, опираясь на столб, стоял Роберт Редмэйнес.
Луна светила ему прямо в лицо; сзади тихо шумели густые ели и по дороге дул легкий ветер. Рыжий великан спокойно и невозмутимо кого-то ждал в ночной тишине. Он был в тех же клетчатых штанах и в том же красном жилете, которые Брендон видел в Фоггинторе; в лунном, мертвенном свете блестели серые глаза и темнели огромные рыжие усы, а под усами был ровный ряд крупных зубов. Лицо было покрыто морщинами и свидетельствовало об усталости и, может быть, о душевных страданиях, но никак не о сумасшествии.
На секунду Брендону показалось, что ему померещилось. Но «привидение» подняло на него глаза; лицо Роберта Редмэйнеса выразило удивление, тревогу, страх. Убийца узнал сыщика; во всяком случае понял, что перед ним враг. Прежде чем Марк мог что-либо предпринять, рыжий великан отскочил от забора, повернулся и быстро скрылся в темном лесу.
Глава 6Роберта Редмэйнеса слышат
На несколько мгновений Марк Брендон совершенно окаменел. Лес стоял перед ним черной, неподвижной стеной. Преследовать Роберта Редмэйнеса в лесу, среди ночи, было опасно и неразумно.
Значит, убийца был жив! Появление его около «Вороньего Гнезда» нельзя было приписать случайности. Тем более нельзя, что Брендон приехал внезапно, никого не предупредив… Значит, в «Вороньем Гнезде» ему солгали? Если Роберт Редмэйнес скрывался в этих местах, об этом не могли не знать ни Бендиго, ни Дженни, ни Дориа… Хорошо! Значит, его обманули, водили за нос? Брендон почувствовал негодование и решил наутро арестовать Роберта во что бы то ни стало, хотя бы арестовать пришлось под кровлей дома, гостеприимно встречавшего его всего несколько часов назад.
Когда первое волнение прошло, он все же решил не вмешивать в это дело полиции, пока лично не услышит объяснений от Дженни Пендин. Если молодая вдова знала тайну своего дяди и скрыла ее, она, Марк чувствовал, четно и откровенно ответит на этот вопрос.