Сотрудник спецслужбы, имевший долгую беседу с шефом в ночь, когда погиб министр, сошел с поезда в Болонье, подошел к газетному киоску и, купив экземпляр «Мессаджеро», сложил его так, чтобы название сразу бросалось в глаза. После этого он сунул газету в карман пальто.
— Добрый день, — приветствовал его подошедший на условный сигнал Антонино.
Человек из Рима смотрел на гангстера ничего не выражающим взглядом.
— Я Антонино Катания, — представился молодой человек таким тоном, словно заявил: «Я — Джеймс Бонд, агент 007».
— Тогда пошли, — ответил сотрудник спецслужбы.
Они вышли из здания вокзала и пересекли площадь. Разговор шел на ходу.
— Мы недовольны, — начал человек из Рима. — Не так-то легко было свернуть дознание по факту смерти министра. И тем более увести в сторону расследование по делу об убийстве манекенщиц. А теперь у нас проблемы с этой Моранди. Я же велел лишь нейтрализовать ее, а не прикончить.
— Она слишком много знала. В доме мы обнаружили звукозаписывающую аппаратуру. Она решила сплутовать. Ее нельзя было оставлять в живых, это было опасно, — объяснил Антонино.
Для агента спецслужб это оказалось новым и весьма тревожным фактом.
— А записи?
— Исчезли. Мы прочесали весь дом и контору тоже.
— Ну так ищите дальше. Эти пленки не должны гулять по рукам. Оказывается, дела обстоят еще хуже, чем мы думали. Вы ее убрали, вместо того чтобы заставить ее говорить. По-моему, это полный идиотизм.
— Пришлось спешить, она была непредсказуемой, — стал оправдываться Антонино.
— Опять вы наступаете на грабли. Эту Моранди вы выбрали сами. Не надо было иметь дело с непредсказуемыми, — ледяным тоном возразил человек из Рима.
— Ну, если мы будем разбираться, кто в чем виноват, кто-нибудь обвинит вас, что вы выбрали меня, — обиженно заметил Антонино.
— Именно это и происходит в данную минуту, болван, — прошипел агент. — Так что займитесь делом, — добавил он уже спокойнее.
— Есть один кончик, за который можно ухватиться. Одна девчонка, некая Мария Гвиди, подружка Моранди, ее землячка. Она жила во флигеле, когда все случилось. Возможно, она знает все, а может, и ничего. Может, пленки с записями у нее, раз их больше нигде нет. Она уехала на следующее утро. Мы нашли ее. Работает на ярмарке и живет в католическом пансионе.
— Это мина замедленного действия. Надо заставить ее говорить, — приказал агент.
— А потом? Вы опять скажете, что хватит убивать? — насмешливо спросил Антонино.
— Вот именно. Четыре трупа из-за одного дегенерата с министерским портфелем — это уже многовато. Даже слишком. Найдите пленки и заставьте девчонку говорить. Если она ничего не знает, достаточно ее припугнуть, и она будет молчать. Если ей что-то известно, предупредите меня, я сам решу, что делать. Надеюсь, я выразился достаточно ясно, — сказал сотрудник спецслужбы.
За разговором они вернулись к вокзалу. Агент направился к составу, отправлявшемуся в Рим. Антонино уехал на своей машине.
Мария попрощалась с коллегами и сошла с автобуса на остановке Пьяцца-Маджоре. Было восемь вечера, когда она направилась к общежитию, торопливо шагая по крытой галерее. Навстречу ей попадались лишь редкие прохожие, спешившие домой к ужину, подальше от пронизывающего ледяного ветра, вихрем несущего пыль и мусор.
У дверей кондитерской Дзанарини, уже наглухо закрытой опускающимися железными ставнями, кто-то крепко схватил ее за руку выше локтя. Вместо того чтобы сопротивляться, Мария застыла на месте. Рука в перчатке зажала ей рот. Ее затолкали в автомобиль.
Машина отъехала, и она почувствовала, что сидит между двумя мужчинами. Пытаясь отогнать от себя этот кошмар, Мария покрепче зажмурила глаза. Но рука в перчатке, зажимавшая ей рот, была не сном, а явью. Она открыла глаза, но крик, рвавший ей грудь, вылился лишь в глухое мычание.
Другой человек залепил ей глаза пластырем.
Грубый голос с незнакомым акцентом угрожающе произнес:
— Сиди тихо, и ничего с тобой не случится. Хочешь орать — ори, все равно никто не услышит. — Они выехали за город, машина остановилась в поле у заброшенного, по виду хуторского строения.
Марию вытащили из машины и потащили внутрь. Она ничего не видела и лишь ощущала невыносимую вонь промерзшего, нежилого помещения. Ее толкнули на койку и привязали за запястья и лодыжки.
Потом наступила тишина.
Мария не смогла бы сказать, сколько времени провела она на морозе с завязанными глазами, спрашивая себя, зачем ее похитили. Наконец дверь открылась и вошли еще какие-то люди.
— Ну, теперь мы немного поболтаем, — произнес хриплый голос.
— Отпустите меня, — стала умолять она. — У меня нет родственников, нет друзей, нет денег. Я не та, кого вы ищете.
— Как тебя зовут? — спросил другой голос.
— Мария Гвиди, — ответила она.
— Все правильно. Именно тебя мы и ищем. Нам надо кое о чем тебя спросить, а ты нам ответишь. Потом мы тебя отпустим, только не вздумай врать. Это неправда, что у тебя нет ни друзей, ни денег. Ты унаследовала кругленькую сумму после смерти родных.
— Как видишь, мы неплохо осведомлены, — произнес первый — тот, что говорил с хрипотцой. — А что касается друзей, разве тебе ничего не говорит имя Моретты?
— Мне холодно. Развяжите меня, пожалуйста. Отпустите меня. — Девушка была в ужасе.
Ладонь, тяжелая, как лопата, обрушилась ей на лицо.
— Я задал тебе вопрос. Тебе ничего не говорит имя Моретты? — с угрозой повторил мужчина.
— Моретта — моя подруга, — дрожащим голосом произнесла Мария.
— И что ты делала у нее в доме?
— Спросите у нее самой, — ответила девушка.
Еще одна страшная пощечина заставила ее резко запрокинуть голову. Она почувствовала невыносимую боль в ухе, а из носа теплой струйкой потекла кровь.
— Не заставляй нас терять терпение, — вновь пригрозил тот, что ударил ее. — Что ты делала в доме Моретты?
— Я никого не знала в Болонье. Она согласилась приютить меня на две ночи, пока я искала жилье.
— Что произошло на вилле за эти две ночи?
— Понятия не имею. Я спала в квартире над гаражом, — еле слышно отвечала она.
— Это нам известно. А почему же она поселила тебя во флигеле?
У Марии хватило сообразительности и присутствия духа изобрести правдоподобную историю, чтобы умолчать о том, что она знала и видела. Только так она могла надеяться на спасение.
— Моретта сказала мне, что у нее есть любовник, большой богач, и он иногда проводит у нее ночь. Она не хотела, чтобы я им мешала, — с ходу выдала Мария, стараясь держать себя в руках.
Несколько мгновений все молчали. Девушка дрожала, как осиновый лист.
— Сколько тебе лет? — спросил новый голос.
— Восемнадцать.
— И ты все еще веришь в сказки? Или думаешь, что имеешь дело с идиотами? — это опять заговорил тот, с хриплым голосом. — А ну, говори, кого ты видела в доме у своей подружки?
— Служанку, — сказала она и услышала в ответ смешок.
— Не ври. Там побывала куча народу, на этой самой вилле. И если ты скажешь, что ничего не знаешь, я очень, очень рассержусь, — предупредил он.
Но Мария поняла, что надо стоять на своем и все отрицать. У нее не было другого выбора.
— Не знаю. Я правда ничего не знаю, — повторила она, готовясь к новым ударам.
Однако тот же голос задал новый вопрос:
— Моретта дала тебе на хранение пленки с записями, когда отвезла тебя в город?
Мария, хоть и была сильно избита и охвачена ужасом, сразу поняла, о чем они говорят.
— Моретта отвезла меня в общежитие и сказала, чтобы я ее больше ни о чем не просила. Ничего она мне не давала, спросите ее, она сама вам скажет.
Послышался дребезжащий хохот. Потом один из ее мучителей объявил:
— Твоя подружка в морге, так что ответить на наши вопросы она не сможет.
— Это неправда! — с плачем воскликнула Мария.
— Хочешь составить ей компанию? — спросил мужчина с хриплым голосом.
Несколько долгих минут Мария оставалась неподвижной, как камень. Потом отчаянный, леденящий душу вопль вырвался из ее горла. Она вложила в этот крик всю свою ярость, словно он мог помочь ей вырваться, освободиться от сковавшего ее страха. Она кричала что было мочи и билась, пытаясь разорвать путы на руках и ногах.
В этот отчаянный миг она вспомнила об обещании, данном подруге, вспомнила слова Моретты: «Если со мной что-нибудь случится, ты заберешь пленки из тайника и отнесешь их в полицию». Опять у нее перед глазами прошли гости, приехавшие на виллу, и двое неизвестных, которых она видела, когда они обыскивали машины во дворе. Ее затянуло в водоворот, из которого она не могла выбраться. Ее жизнь не стоила и пули, готовой вот-вот оборвать ее. Эти люди собирались ее убить, и она ничего не могла сделать, чтобы им помешать.
Она продолжала из последних сил кричать и вырываться в отчаянной попытке бунта против жестокости. Платье задралось у нее на бедрах.
— Давай, давай, брыкайся, посмотрим, как ты сложена. Подставочки у тебя подходящие, — издевательски заметил мужчина с хриплым голосом.
— Классные ножки, а характер прямо бедовый, — загоготал другой.
— Заткни ей пасть, а то я с ума сойду, — приказал охрипший.
— Будет сделано, — радостно отозвался еще один.
Подойдя к Марии, он разорвал на ней платье и белье.
— Посмотрим, сможет ли эта штука тебя утихомирить, — сказал он, набрасываясь на нее.
Он грубо проник в нее одним жестоким ударом. Остальные возбужденно следили, окружив кушетку.
— Надо же! Она была целкой! — воскликнул первый, поднимаясь и застегивая брюки.
— Это плохо? — засмеялся другой.
— В первый раз вижу, чтобы шлюха была целкой, — развеселившись, заметил первый.
Все трое грубо изнасиловали ее по очереди.
— Нам надо избавиться от нее? — спросил один из них, когда все было кончено.
— Она получила хороший урок. Как раз то, что нужно, — покачал головой Антонино, помня о приказе на сей раз не доводить дело до крайности. — Иглу принес? — спросил он.