Рыжий — страница 27 из 59

— А где же ты раздобыл мясо сегодня?

— Подожди, подожди, я тебе расскажу. Они застукали ее, когда она тянула это чертово мясо, и ее тут же уволили. Она хотела, чтобы я бесплатно обслуживал ее по вечерам, но я сообщил ей, что не являюсь племенным бычком и не могу тратить свои силы зря. Только представь себе, она хотела, чтобы я выступал в роли быка-производителя бесплатно, без всякой надежды получить кусок мяса. Некоторые люди совершенно забывают о приличиях. Ты, Себастьян, единственный известный мне порядочный человек. Когда у тебя есть деньги, ты угощаешь, а потом не устраиваешь из-за этого шум. Мне нужно было стать священником, чтобы мне напитки доставляли домой раз в неделю и чтобы у моей домоправительницы груди были, как пирамиды. Тогда ты услышал бы от меня такие проповеди… Я бы научил приличию некоторых из этих людишек. Но когда я перестал получать мясо от этой старой шлюхи, я нашел себе другую подружку в мясном магазине. Целую неделю я покупал у нее кости, и вскоре она уже стала контрабандой выносить мне мясо.

— Ты страшный человек.

— Кроме того, у меня есть одна перезрелая девица в «Иви Хауз», которая мне симпатизирует. Она утверждает, что лучше мошонка в руке, чем все остальное в небе.

— Из тебя получится замечательный муж, Перси.

— Не заливай.

— Нет, в самом деле.

— Да посмотри только на меня. Я лысею. И живу рядом с кучей мальчишек-разносчиков газет и они здороваются со мной на Графтон-стрит. И это со мной, выпускником Клонгоуз вуд-Колледжа.

— А теперь взгляни на меня, Перси.

— Взглянуть на тебя? Да с пособием для бывших военнослужащих ты богаче самого президента.

— Жизнь ужасно дорогая, Перси. И, кроме того, я должен сохранять чувство собственного достоинства.

— Достоинство старой шлюхи. Ты хочешь пойти на вечеринку?

— Не сегодня.

— Ты что спятил, Себастьян? Это же у Тони, в Катакомбах. И Тони хочет с тобой повидаться. Мне говорили, что О’Кифи уехал в Париж и стал там голубым.

— Это правда. Он живет в маленьком городке и набрасывается на любой движущийся предмет.

— Ну ладно, приходи вечером.

— Не могу.

— Тогда выпей.

— Перси, с тех пор как мы виделись с тобой в последний раз, мне многое довелось пережить. Мистер Скалли, хозяин моей прошлой квартиры, охотится за мной, чтобы заставить меня с ним рассчитаться. И, кроме того, я задолжал еще в нескольких магазинах.

— Ты должен начать держать пари, Себастьян. Вот в чем дело. Ну ладно, пойдем…

Я бы хотел оказаться сейчас рядом с женщиной. Я был знаком с девушкой, которая носила оранжевый свитер. Я обнимал ее за стройную талию и гладил по обнаженному животу. Она была пастушкой. Я — джентльменом. Мы застывали в любовном объятии.

Они шли по улице, протискиваясь сквозь толпу мальчишек и перебираясь через сточные канавы, вымощенные гранитными плитками, разговаривая о прибыльности овцеводства.

— Ты никогда не забирался на одну из них?

— Мне кажется, Перси, ты уже слишком…

В

Алжире есть город

По имени

Грудь.

16

Себастьян веселился от всей души. Сегодня они пойдут на вечеринку. Они сидели в «Шотландском Доме» между двумя бочками. Снаружи доносился шум моторных лодок, развозивших пиво «Гиннес». Клоклан корчился от смеха.

Мне думается, это будет славный вечерок. Приглашена целая толпа разношерстного люду. Больные, хромые, шлюховатые и вороватые. Неумытые и обездоленные. Те, кто причащаются каждый день, и активисты Легиона Девы Марии. Неудачники и те, кто вот — вот неудачниками станут. Дублин — это просто рассадник мелких чиновников. В девять в конторе. В шесть дома. Изможденные, рахитичные существа, к которым не рискуют прикасаться их жены во избежание причиняющих боль телодвижений. Вечеринка, на которой соберется тоскливая чиновничья мелюзга. Мистер Дэнджерфилд, он же Дэнджер, Буллион, Балф, Бум и Бист, расскажет, как вам выбраться из этой трясины. Это довольно трудно, но все же возможно. С помощью педерастии в малых дозах. Боль вместе с наслаждением.

И я думаю, в середине зала должен быть стол для демонстрации зверей. Получайте дешевые тетрадки для записей, пожалуйста. Я расскажу вам все, что нужно. Может быть, сейчас я и не произвожу особого впечатления, но лет через пять… И не забудьте, что я учусь в Тринити. Возможности мои безграничны. Под конец вечера я исполню испанский танец и буду ловить ртом маслины. И буду запевалой в хоре северодублинских шлюх, которые подадут чай с пирожными тем, кто сексуально угнетен.

— Клоклан, я страдаю от меланхолии.

— Глотни пива и забудь о меланхолии. Вечеринка будет чудесная.

— Мне нужно домой, Перси.

— Да нет же, ты ни в коем случае не должен ее пропустить.

Они идут по Графтон-стрит, в руках — серые коробки с пивом. Дэнджерфилд поет:

«Мое сердце —

Выжатая виноградина.

В нем осталась лишь Косточка,

Только косточка».

— Меня выгонят из дому.

— О, Господи, да в каком доме ты живешь? Дай своей супружнице пинок под зад. Вышвырнуть вон? Чепуха. Ведь здесь же Ирландия.

Они открыли железную калитку и спустились вниз по черным крутым ступенькам. Хозяин дома, Тони Маларки, расплывается в улыбке, источая запах разогретого на солнце коровьего дерьма и пересчитывая ящики с пивом. За буфетной находится огромная кухня. Напитки выставлены на стол. Клоклан уносит свой пакет в самый угол и прикрывает бутылки какими-то тряпками. Маларки не спускает с него глаз.

— Куда ты тащишь бутылки, Клоклан, старый потаскун?

— Не собираюсь промывать своим пивом твои древние внутренности.

Воздух заполняется шумом откупориваемых бутылок. Запах сырых стен. В этом здании угадываются длинные коридоры, потайные комнаты, подземные ходы, ямы для торфа и винные погреба с грязными матрасами на полах. Кухню освещает лампа без абажура. Грязный, в пятнах, красный кафельный пол. Стены побелены, у потолка — покрытые грибком контрфорсы. В двери проталкиваются все новые люди с сумками, наполненными бутылками с пивом.

Себастьян запихивает в карманы бутылки. Вооружается.

Проходит на другой конец комнаты. Невысокая, крепкого сложения девушка стоит в одиночестве. Зеленые, тускловатые глаза и черные длинные волосы. Весьма вероятно, что ее отец — гробовщик. И что она служанка.

Себастьян подходит к ней. Она удивленно поднимает брови. О, нет, она не служанка. И не рабыня. Какие зеленые, звериные глаза. Он взял бутылку, зажал ее между коленями, проверил штопор. Выпрямился. Хлопок. Коричневая пена стекает из уголков его рта. Он улыбается девушке.

— Как вас зовут?

— Разве так сразу задают такой вопрос?

— А что вы хотели, чтобы я у вас спросил?

— Не знаю, но странно так сразу спрашивать имя.

— Меня зовут Себастьян.

— А меня Мэри.

— Вы похожи на итальянку.

— А вы — на нахала.

— Тубицу-тихбицу. Так называют в Африке дурнушек.

— Вы смеетесь надо мной. Мне это не нравится. И вообще, вы какой — то странный.

— Выпьем бутылочку пива, Мэри. Я хочу кое-что тебе рассказать. Например, о том, что такое грех.

— Что вы знаете о грехах?

— Я могу их прощать.

— То, что вы говорите, и есть грех. Если вы будете говорить такое, я перестану с вами разговаривать.

Изображая из себя джентльмена, Себастьян подал Мэри стакан черного пива. Он отвел ее в сторонку, где они смогли усесться на диван и поговорить. Она рассказала, что не любит оставаться дома. Ее отец целых три недели не мог справить большую нужду, и им пришлось вызвать доктора, но и тот ничем не смог помочь, и они уже начали опасаться, что он умрет от самоотравления. Она сказала, что он просто лежит в постели и не выходит искать поденную работу. И все это продолжается уже долгие месяцы, вонь просто ужасная, а ей приходится заниматься хозяйством и заботиться о своих двух младших братишках.

В противоположном углу зала Клоклан ухаживал за упитанной блондиночкой. В воздухе витало ощущение скуки и разочарования из-за неудавшейся вечеринки. Неожиданно со свистом пронеслась кем-то брошенная бутылка и разбилась вдребезги о голову женоподобного мужчины. Раздалось несколько увещевательных голосов, но зато целый хор принялся подзадоривать дерущихся. Разбили стул, девушка вырвалась из чьих-то лап, крича, что не позволит себя тискать. Мэри спряталась под скамьей, а Себастьян докладывал ей, что происходит. На другой стороне зала назревал скандал. Клоклан отвернулся от блондинки и разговаривал о чем-то с коротышкой, который, как говорили, работал ювелиром, ибо любил эту профессию. Неожиданно Клоклан поднял кулак и ударил коротышку по лицу. Тот рухнул на пол и попытался спастись от Клокпана под скамьей, но какая-то девушка пнула его ногой в лицо, подумав, что он пытается заглянуть ей под юбку.

В этом подземелье собрались изгои. Не выношу нищих и тех, кто когда-то был богатым. Сборище эскапистов. Может быть, у меня не хватает терпения, чтобы подождать, чем все закончится. В середине зала осталось всего несколько человек. Остальные, потерпевшие поражение в драке, расползлись по углам и молча пялились оттуда остекленевшими глазами.

Мэри посмотрела на него своими зелеными глазами.

— Что за ужас здесь происходит…

— Ужасный сброд, Мэри.

— Вы из Англии? Откуда именно?

— Я не из бледнокожих.

— Откуда же вы тогда?

— Я — американец.

— Серьезно?

— А ты ирландка.

— Да.

— И ты любишь Ирландию?

— Люблю. Я бы не хотела жить ни в каком другом месте.

— А приходилось ли тебе жить в другом месте?

— Нет.

— Ты любишь своего отца?

— Странный вопрос? Почему вы задаете мне странные вопросы?

— Ты мне нравишься. Я хочу знать, любишь ли ты своего отца.

— Нет, я не люблю его.

— Почему?

— Потому что он не любит меня.