— Ты не пакость, ты ужас какая прелесть — я помню, ты кокет.
— Не кокет, — поправил её Брендон. — Испуганный иглобраз.
Он остановился, заставляя и Андре замирать, притянул её к себе, ладонями обнял за лицо и осторожно поцеловал. Его губы были шершавые и сухие, впрочем, Андре полагала, что она ничуть не лучше. Их дыхание смешалось, становясь общим, и Андре крепко обхватила руками Брендона за плечи. Плед трепетал на ветру и рвался в полет. Кто-то неугомонно свистнул за спиной, и тут же раскрасился алым эфиром временного проклятья. Пару дней на любовном фронте тому ничего не светило. Брендон был мстительным.
Оторвавшись от Андре на миг, Брендон твердо сказал, смотря ей прямо в глаза:
— Это не из-за принца. Не потому, что он смотрит. Не потому, что смотрят другие. Не веришь — спроси Викторию Ренар, она подтвердит, что дело не в принце и не в ревности.
— Зачем мне чужие слова? Я верю тебе. Готовься утром к серьезному разговору — Грег все видел.
— Я готов к его недовольству…
Она рассмеялась:
— Дурашка… Он будет тебя отговаривать. Я ужасна и непостоянна, докаписта и не умею останавливаться.
Он взял её за руку и повел к паромобилю:
— Возможно, иная и не достучалась бы до меня.
Паромобиль предательски быстро доставил их к гостинице. Элизабет перестала храбриться, в тепле паромобиля потеряв последние силы, и Брендон, сказав водителю, что до инквизиции доберется сам, подхватил Элизабет на руки и отнес её в номер — в номер Грега, укладывая её на кровать. Андре сунула Брендону ключ от своего номера:
— Прими душ, пока я помогаю Лиз лечь спать.
— Я могу…
Андре грозно сверкнула глазами:
— Руны смазались, я боюсь представить последствия этого. Будь добр — смой их, тем более что в трех рунных цепях я безумно ошиблась. И покопайся в моих вещах — там есть пара подходящих свитеров. Поверь, от меня не убудет.
Брендон вышел молча — Андре оставалось надеяться, что он не сбежит, не дождавшись её. В любом случае, что-то изменить она не могла. Она могла согреть, но держать возле себя — у неё нет такого права.
Лиз попыталась возмутиться, что справится сама, но Андре была неумолима:
— Еще одна не умеющая принимать помощь… Пепел опасен, так что я помогу тебе принять ванну, потом уложу спать. Возражения не принимаются. И к Мюраю, и его воспитательными подходами апеллировать не надо, Лиззи.
Она помогла снять шикарное вечернее платье, которое теперь оставалось только выбросить, и расшнуровала корсет. Пока Лиз занималась прической и украшениями, Андре сделала ванну и долго отмывала с ослабевшей Лиз пепел. Потом, закутав её в полотенце, довела до кровати — рано Грег забрал Лиз из госпиталя, она храбрилась конечно, но была сейчас слабее котенка.
Укрыв одеялом уже почти спящую Лиз, она тихонько вышла из номера и замерла перед дверью своего. Боясь обнаружить пустоту — из номера не доносилось ни звука, она все же решительно открыла дверь.
Брендон при свете одинокой лампы на столе задумчиво рассматривал пару свитеров — в одной его руке висел белый, в другой розовый. И какой больше возмущал Брендона, Андре так и не поняла.
Мужчина уже помылся. Короткие волосы были мокрыми, с них тихонько капала на полотенце на плечах вода. Нарисованные руны на груди смылись не до конца, но теперь за них не было страшно — такие уже не активируются. Штаны он привел в порядок не иначе как магией — они были рваные, но отчаянно чистые.
Андре закрыла дверь на ключ и уверенно шагнула к мужчине:
— Брендон…
Он вскинулся и решительно выбрал белый свитер, бросая розовый на стул:
— Я уже ухожу, Андре.
— А зачем уходить?
Он не нашелся, что сказать. Андре сама подошла и поцеловала его. Он смог втянуть колючки и не отпрянул, жалея об одном, что у них с Андре так мало времени: всего пара дней до его отъезда. Он постарается превратить их в праздник.
Брок, провожаемый напутствием Грега, что может не возвращаться, проводил нериссу Идо до дома. Через ставни первого этажа пробивался свет — её тут ждали и беспокоились. Впрочем, тут весь квартал не спал — шутка ли такой пожар!
— Нерисса Идо…
Она замерла, положив руку на ручку двери и не открывая её:
— Можно обращаться по имени…
Брок грустно улыбнулся, вспоминая её возмущенный взгляд, брошенный на Брендона в пледе. Знала бы она, что вытворял сам Брок, случайно, но вытворял же:
— Шарлотта, спасибо за разрешение. Я бы очень хотел быть вашим другом, но понимаю, что у вас свои сложившиеся взгляды о допустимом и недопустимом. Я часто шокировал…
Она мягко перебила его, рассматривая его исподлобья — серьезный, даже грозный взгляд:
— Я читала газеты с заметками и про подвал Особого отдела, и про вашу ночную пробежку…
Брок понятливо кивнул, поправляя налетевшую на лоб шляпу:
— Что ж, в чем-то вы правы, в чем-то я заслужил ваше негодование, как и Брендон.
— Брендон? А при чем тут он? — Идо задумчиво смотрела на него, и от её взгляда хотелось стать лучше и спокойнее, рассудительнее и респектабельнее.
— Вы смотрели на него так негодующе, Шарлотта.
Она горячечно сказала:
— Естественно, я негодовала — он так наплевательски относится к своему здоровью! Это… Недопустимо, если честно. А окружающие ему потакали, как и леру Хейгу! Тот даже отказался признавать себя пострадавшим.
Брок тихо рассмеялся:
— Значит…
Она спокойно сказала:
— Не судите и не будете судимы. Не оценивайте чужие чувства по себе, умейте спрашивать, если что-то не понимаете. — Она задумалась и добавила: — впрочем, я тоже неправа — надо было настоять на отправке кера Кита и лера Хейга в госпиталь.
— Шарлотта… — Брок не успел ничего сказать, дверь открылась сама — на пороге стояла возмущенная Ирма:
— Все, все, хватит тут целова… — она обвела взглядом подпаленного Брока, посмотрела на Идо, замечая, что лиловому вечернему платью пришлось несладко, и фыркнула: — Мюрай, вернув нериссу в таком неподобающем, потрепанном виде, каждый настоящий лер просто обязан срочно жениться.
Идо очаровательно покраснела, а Брок ничего не успел ответить — Ирма продолжила выговаривать:
— Вы знаете, который час? Уже давно пора спать! Нерисса Идо, пойдемте, а ты… Вы… Мюрай… — она скривилась и пробормотала: — в комнате Вилли есть свободная кровать — перекантуешься тут до утра. Не хочется потом переться на опознание твоего трупа — по ночам тут пилотками не рады. Входите в дом, нечего его выстужать.
Ноа в длинной фланелевой ночной рубашке, доказывавшей, что удрала она от нериссы Эйр в тайне, радостно прыгала по Эвану, точнее по его животу:
— Доброе-доброе утро!
Остужать её энтузиазм возмущением не хотелось, и Эван, садясь в кровати, просто прижал её к себе:
— И тебе доброе утро!
Солнце за окнами еще не встало, хоть в камине уже плясал огонь. Где-то на кухне уже во всю готовили еду. Джон старательно гладил газету. Поттер в своем кабинете проверял меню на день. Николас уже покинул дом, а леры-детективы только готовились к этому. Эван, проверив снова доступным ему эфиром дом, остался доволен — все было, как обычно. Все было хорошо, жаль только спать хотелось ужасающе, но для этого придумали душ и кофе.
Ноа свернулась удобным комочком на его коленях — Вики, тоже проснувшаяся, рукой позвала к себе замершую в дверях Полин:
— Иди-ка сюда…
Та тут же устроилась на её коленях, прижимаясь к груди. Вики чувствовала, как под её руками быстро бьется легкое, как птичье, сердце девочки. Теперь можно не бояться, что Полин навсегда, на вечность останется ребенком…
Эван заинтересованно спросил у Ноа:
— И что же такого важного случилось, что ты так рано встала?
Ноа хитро заглянула ему в глаза:
— Яблоко — это фрукт?
— Несомненно, Ноа.
Она поделилась с ним планами на день — глаза её при этом откровенно смеялись:
— Мы сегодня идем с Полли на ярмарку. Покупать уточек.
— И во сколько же вы запланировали это?
— В полдень. Раз яблоко — фрукт, то яблоки в карамели разрешены.
Эван возразил:
— А вот это не одно и тоже!
Ноа притворно хлопнула ресницами:
— Но, папа, ты разрешил яблоки! Это нечестно.
— Нечестно так обходить запрет, Ноа.
Она выпрямилась и заглянула ему в глаза, ладошками хватая за лицо:
— Клубника — фрукт?
— Ягода, — поправил её Эван.
— И значит, нельзя? — в её голосе притворно клокотали слезы.
— Это значит — можно. Клубнику можно.
— И молоко можно?
— И молоко.
— И сливки?
— И сливки, — согласится Эван, еще не понимая, куда она клонит. Вики тоже не понимала, а Полин, соучастница заговора, молчала, ожидая ответ.
— И лед не под запретом? — коварно уточнила Ноа.
Эван рассмеялся — Ноа была упорна в попытках найти лазейку в наказании:
— Мороженое — под запретом.
Она скуксилась:
— Ну хоть яблоко разрешииии…
Эван сдался, понимая, что Ноа в её прошлой жизни пришлось нелегко:
— Только из-за ярмарки. Яблоки в карамели можно, но больше не нарушать запрет, Ноа!
Она радостно вырвалась из его объятий:
— Полли, помчались будить нериссу Эйр! Нас ждет ярмарка, яблоки в карамели и уточки!
Когда черный ураган, тащивший за собой радостную Полин, скрылся из спальни, Эван встал:
— Надо будет распорядиться Поттеру, чтобы выделил деньги нериссе Эйр на прогулку.
Вики, зевая и потягиваясь в кровати, сказала:
— И поднять ей жалование. Раза так в три.
Эван, стаскивая так предусмотрительно надетую по утру ночную сорочку и направляясь в душ, заметил уже в дверях уборной:
— И предупредить, что уточки имелись в виду резиновые, а не живые. — Он не стал закрывать дверь, чтобы можно было продолжать разговор.
Вики вздрогнула:
— Ты думаешь, она попытается притащить живых?
Эван, включая воду, встал под горячие тугие струи: