— Ещё спрашиваешь? Ты что, не слышал, какая это драгоценность? Этот котёнок да бабушкина швейная машинка составят всё наше богатство!
— Ребята! — воскликнула Милена. — Как его назовём?
— «Как, как»! — пробурчал Лазарь. — Конечно, Рыжим котом.
— Но ведь он не рыжий! — засмеялся Вита. — Разве ты не видишь, что он весь белый?
— Эка важность! Я бы и зелёного назвал Рыжиком!
Лазарь поцеловал маму, меня, почтальона Видое, а потом схватил котёнка и с криком: «Рыжик! Рыжик!» — вихрем умчался во двор.
Мы поблагодарили Видов и пошли в кухню. Через открытое окно доносился восторженный голос Лазаря и тоненькое, отрывистое мяуканье сиамского котёнка.
PIROS, FEHÉR, ZÖLD[12]
С тех пор как мы переехали на новую квартиру, у нас были вечные затруднения с водой. Просто невероятно, сколько воды в день расходует семья из восьми человек. Наверное, целое озеро. С утра до вечера мы только и делали, что носили воду. А сколько было споров, шуму и препирательств из-за того, кому идти за водой!
— Пусть Милена сходит, — буркнул я, когда мать торжественно объявила, что в доме нет ни капли воды. — Её очередь.
— Что? — вскипела Милена. — Я сегодня уже три ведра принесла.
— Я тоже! — подал голос Лазарь.
— А я уже пять раз ходил, — сказал я. — Бабушка может подтвердить.
— Мне только и дела, что считать, кто сколько вёдер принёс, — отозвалась бабушка. — Будет спорить! Драган с Витой — марш по воду! Да поживее.
— Можно, я им помогу? — спросил Пишта.
— Ради бога! — ответила бабушка. — Можешь даже сам принести ведёрка два-три, раз тебе так нравится быть водоносом.
У колодца собралась очередь. Первой была какая-то старуха, за ней — двое мальчишек, в хвосте — сыновья мясника Имре Ле́нджела, оба низенькие, толстые, с красными, как свёкла, лицами. Я часто видел их в мясной лавке и всегда испытывал неприязненное чувство к этим недоумкам. Но с особенным омерзением я смотрел на них в воскресные дни, когда они шли в церковь — надушенные, напудренные, чистенькие, в одинаковых костюмчиках с бантами и в зелёных панамках — паяцы, да и только!
— Чем-то запахло! — сказал вдруг старший Ленджел и, сделав несколько шагов в нашу сторону, потянул воздух носом. — Фу! Так это вы портите воздух? Воняете, как дохлые блохи!
Младший Ленджел подошёл к брату.
— И как хорьки! — прибавил он с нескрываемым отвращением.
Стоявшие в очереди мальчишки хихикнули. Старший Ленджел сказал им что-то по-мадьярски, и они разразились диким, злорадным хохотом. Пишта нахмурился.
— Все сербы — вонючие твари! — крикнул Ленджел. — Но скоро Суботица станет нашей, тогда мы вам покажем!
— А я и не знал, что ваш отец такой богач, — засмеялся я. — Собирается купить всю Суботицу?
— Суботица будет принадлежать нам, мадьярам! — вызывающе заявил Ленджел.
— Вы не мадьяры! — гневно сказал Пишта. — Вы просто ослы! Свиньи! Коровы! Вот вы кто!
Старший Ленджел приблизился к Пиште и стал честить его за то, что он говорит на «этом поганом сербском языке». Он обзывал его врагом, предателем, подонком, грозил жестокой расправой за дружбу с нами. Но Пишта даже бровью не повёл. Спокойно и невозмутимо смотрел он на кипевшего от злобы Ленджела.
— Кончай! — оборвал Ленджела один из мальчишек. — С ним мы ещё потолкуем. Он мадьяр, его место с нами. Потешимся лучше над вонючими сербами!
— Правильно! — гаркнул старший Ленджел. — Бей этих гадов!
И все четверо яростно набросились на нас.
— Гнусы! — крикнул я и хватил Ленджела ведром. — Затеяли грязное дело! Ничего у вас не выйдет!
Мы с Витой орудовали вёдрами, точно дубинами. Пишта усердно тузил младшего Ленджела. Но силы были неравные, и мы уже боялись за исход сражения, как вдруг к колодцу подошёл Благое, школьный товарищ Виты. Не поинтересовавшись даже причиной потасовки, он тут же бросился нам на помощь. Вскоре противник был наголову разбит и позорно бежал с поля боя, оставив у колодца пустые вёдра. Должен, однако, признаться, что победа далась нам не легко — враг был силён и ловок и здорово разукрасил нас синяками и шишками.
— Ленджел скот, а не мадьяр, — сказал Пишта, вытирая струящуюся из носа кровь.
— Надо спешить, — сказал я. — Ленджелы скоро вернутся с подкреплением. Вита, качай воду! Пишта, держи ведро!
— На кого вы похожи! — воскликнула бабушка, едва завидев нас. — Словно с Косова[13] идёте. С кем дрались?
Мы рассказали всё, особо подчеркнув храбрость Пишты. Отец глубоко задумался.
— Кто знает, может, нам и вправду скоро придётся уехать отсюда? — сказал он. — Я нисколько не удивлюсь, если разбойники Хорти[14] на днях войдут в Суботицу. После мартовских событий[15] всего можно ожидать. А ты, Пишта, настоящий герой! Наследник Белы Куна[16]! Иди, сынок, я тебя обниму и поцелую!
Растроганный, Пишта заплакал. Отец ладонью вытер его слёзы.
— Знайте, дети, — сказал он взволнованно, — Пишта поступил смело и благородно. Слушай, Драган, ты вечно что-то маракуешь. Если когда-нибудь будешь писать о теперешних временах, то не забудь упомянуть и Пишту.
— Обязательно упомяну, — засмеялся я. — Он дрался как лев, хотя Ленджел сделал ему из носа гуляш.
— А я из Ленджела сделал каурму[17]! — сказал Пишта, победоносно выпятив грудь.
После обеда Вита, Лазарь и я отправились в школу. Пишта проводил нас до парка.
— Я помирился с преподобным Амврозием, — сказал он. — Сегодня буду чистить колокол. А завтра приду к вам.
Пишта пошёл в церковь, а мы неторопливо зашагали к школе. Когда церковный колокол возвестил начало третьего, в класс вместе с учителем вошло несколько солдат в зелёных мундирах и двое штатских с красно-бело-зелёными повязками на руках. Они выстроились у кафедры и вдоль стены и навели на нас винтовки. Мы смотрели на них, не понимая, что здесь надо солдатам.
— Есть среди вас мадьяры? — спросил один штатский.
Несколько мальчиков встали. Солдат сказал им что-то, и они вышли.
— А вас расстреляем! — обратился к оставшимся тот же штатский. — Сербские собаки!
Он вытащил из кармана пистолет и выстрелил в воздух. Мы в страхе пригнулись к партам. Солдаты расхохотались.
— Кто из вас знает мадьярский? — спросил долговязый штатский.
Физиономия его показалась мне знакомой. Ба, да это газда Коробош!
Я, сынок, не храбрец и всё же встал и спокойно сказал:
— Я знаю. Egy, kéttö, három, négy, öt, hat, hét, nyolc, kilenc, tiz… [18]
— Хорошо. — Коробош осклабился. — А что ещё ты знаешь?
— Вот: tizenegy, tizenkettő, tizenhárom, tizennégy…[19]
— Tizenöt[20]! — рявкнул Коробош и ударил меня по лицу.
Я залился кровью.
— Теперь вам придётся выучить мадьярский! А этот ваш свинячий язык сотрём с лица земли!
Он подошёл к доске и написал большими буквами:
PIROS, FEHÉR, ZÖLD —
EZ A MAGYAR FOLD!
(Красное, белое, зелёное —
это мадьярский флаг!)
Потом он громко прочёл написанное и сказал:
— Повторяйте за мной! Piros, fehér, zöld… Ну как? Начали! Piros, fehér, zöld… Вы что, немые? Черти полосатые! Piros, fehér, zöld…
Наступила мёртвая тишина. Слышался только глухой голос Коробоша. Мне казалось, что он идёт из какого-то иного мира, из мира, полного страха и ужаса. Щёки мои пылали огнём, но гораздо сильнее жгла меня боль душевная. Я не в силах передать тебе, сынок, всю бездну страданий, мук, скорби и отчаяния, в которую Повергла меня эта пощёчина. Я был точно в столбняке. Другие тоже сидели словно окаменелые.
— Всем молчальникам всажу в глотку пулю! — гаркнул Коробош и положил на кафедру пистолет. — Начинайте!
Целый час повторяли мы этот стишок. Губы мои едва шевелились, а из горла вместо слов вырывался какой-то непонятный хрип. Слёзы бежали по лицу и падали на парту. Я осмотрелся — почти все в классе плакали. Вскоре нас вывели во двор, где уже толпились перепуганные малыши.
Коробош влез на стол и заговорил:
— Раз, два, три… Начали: Piros, fehér, zöld, éz a magyar föld! Так! Поздравляю! — цинично сказал он. — А сейчас мы прогуляемся по городу.
Под конвоем солдат и вооружённых штатских фашистов мы ходили по улицам, как похоронная процессия, выкрикивая по знаку Коробоша эти два стиха. Наконец нас привели на площадь перед городской управой. Там происходило нечто страшное. На тротуаре валялись трупы. Чуть поодаль, в окружении солдат, стояли доктор Моисей Сем, дядя Андра, дядя Тибор, мой отец и ещё несколько незнакомых мне людей. Вита с Лазарем бросились ко мне.
— Я боюсь, — прошептал Лазарь. — Я боюсь…
Я молча обнял братьев. Отец заметил нас. «Сынок, ты самый старший, — сказал он как-то на днях. — Если со мной что случится, позаботься о детях. Замени им отца». Я ещё крепче прижал к себе Виту с Лазарем.
— Держитесь! Отец смотрит на нас.
Тут я увидел в толпе местных фашистов мясника Ленджела. Он разговаривал с офицером, и тот одобрительно кивал головой после каждого его слова. По его знаку солдаты схватили доктора Сема, дядю Тибора и отца и, подталкивая их прикладами, отвели в сторону.
— Это разбойники и враги венгерского народа! — громогласно заявил Ленджел. — Сербы с евреями целых двадцать лет глумились над нами. Сейчас мы с ними расквитаемся!
Двое солдат схватили дядю Тибора и потащили к городской управе.
— Разве дядя Тибор еврей? — спросил Лазарь.
— Конечно, нет, — ответил я. — Он мадьяр. Просто Ленджел — гнусный лжец!