— Я хотел бы представить вам ту программу развития, которую вижу, и которую собираюсь продвигать в будущем, в том числе и по комсомольской линии. Вы её услышите. После я предложу вам разделиться на секции. На этом этаже общежития освобождены четыре блока, где вы сможете обсудить всё то, что будет мной сказано. После мы соберёмся и будем уже предметно обсуждать. Я буду отвечать на ваши вопросы, — озвучивал я регламент работы.
— А почему, Чубайсов, ты ведёшь это собрание? Мы раньше начинали с того, что выбирали президиум! — послышался вопрос из зала.
— Делаю вам первое замечание. После второго вы покинете наше собрание. Все здесь присутствующие обращаются друг к другу уважительно, по имени-отчеству. Мы не в песочнице играем, — жёстко заметил я, вызвав тем самым шепотки.
Да, пусть это собрание во многом может определяться словом «демократичное», но это будет и к лучшему, если сейчас кто-нибудь встанет и просто уйдёт. Уверен, что с такими людьми мне больше общаться незачем. Более того, если сейчас все соберутся и уйдут, то я не так уж сильно расстроюсь. Невозможно двигаться через кружок — буду искать варианты и работать в других направлениях.
— Мишка… Михаил Николаевич, закрыл бы ты свой рот и дал бы сказать Чубайсову… Анатолию Аркадьевичу, — выкрикнул Эдуард Мальцев, метивший, наверное, на место моего заместителя.
Но пока я не вижу никого, кто мог бы стать моей командой.
— Так вот…
— Извините, товарищи, что я припозднился, — двери в актовый зал были распахнуты, и на пороге стоял…
Японский городовой! Был бы под рукой автомат… Были бы дырки в теле этого упыря. У «товарища» ещё не такая явная пролысина, пусть он выглядит молодо и даже ещё не сильно обременён лишними килограммами. Но та тварь, которую я сейчас рассматривал, была узнаваема.
— Если кто меня не знает, то я — Борис Абрамович Березовский. Так уж вышло, что я в Ленинграде в командировке. Узнал, что у вас собрание. Вот, так сказать, с приветом от московских товарищей, — сказал плюгавый, показал мне жестом: можно ли ему войти.
Я после некоторой паузы кивнул. Терпения мне. И ещё раз терпения.
Гаденыш сел на первый ряд стульев, заложил ногу на ногу, руки сложил и положил себе на колено. Выглядит он, словно экзаменатор, настроенный непременно завалить экзаменующегося.
Ситуация усложнилась. Одно дело — обсуждать программу экономического развития со студентами или вчерашними студентами. Другое, когда это нужно озвучивать свои планы перед таким уже матёрым подлецом, как Березовский. Но отступать некуда.
— Небольшая преамбула… — начал я свой доклад.
Я старался не смотреть на Борьку-АвтоВАЗа, а говорить всё то, что и планировал. Сперва я обозначил главный постулат, незыблемый для меня: каждый человек должен получить в меру своих профессиональных и личностных навыков, достойное применение.
— Сразу обозначу, товарищи, что крупные предприятия, как, впрочем, и мелкие, не должны уходить из-под контроля государства ни в коем случае. Из-под контроля не должно уходить ничего, так как именно государство является гарантом стабильного развития и имеет ресурсы для того, чтобы планировать это развитие, — сказал я, собираясь продолжить, но был перебит.
— Что у вас происходит? О каком государстве, как о гарантии стабильности, вы можете утверждать, если государство губит частную инициативу? — перебил меня Березовский.
— Вы желаете войти в полемику, товарищ или господин? Есть здесь тот, кто не согласен с ленинской концепцией поощрения инициативы советских людей? Вы за частную собственность и дикий капитализм? За эксплуатацию рабочих и за только лишь одну цель — получение прибыли? — жёстко говорил я.
Вопросы, озвученные мной, были провокационными. Никто не скажет на данный момент, что он против линии партии, либо он против ленинского учения. Даже Ельцин и его приспешники до 1991 года ссылались исключительно на ленинское учение.
— Провокатор! — выкрикнул Березовский, теряя свою невозмутимость и напыщенность.
— Извольте дослушать, товарищ из Москвы, что я предлагаю! — жёстко сказал я.
Остальные присутствующие смотрели то на меня, то на Березовского, боясь хоть что-то сказать. Ленинградский кружок только начинал свою деятельность, тут ещё не выработалась та концепция реформ, которую будут двигать эти молодые люди. Или уже не будут двигать.
— Прошу вас, товарищ оратор! — зло сказал Березовский.
Назвав его «господином», я наверняка нажил себе врага. Впрочем, он никогда бы и не стал мне другом. Значит, будем враждовать. И я продолжил.
— Все бригады шабашников, которые и сейчас промышляют, и которых государство не берёт под контроль, необходимо упорядочить. Никто не знает об их квалификации, как строителей. О том, какие они используют материалы для строительства. Мне удалось узнать, и могу сказать, что немало частных домов имеют обрушения, порой, даже с трагическими последствиями. Да, эти сведения собраны больше из слухов и от знакомств, но я не имею доступа к подобной информации. Боюсь, что и правоохранительные органы подобным мало озаботились. Именно потому они должны работать под контролем государства, платить налоги в казну, пополняя бюджет и строительство социальной инфраструктуры, как и увеличение потребительского предложения…
Я говорил и говорил. Периодически со мной вступал в дискуссию Березовский, его поддерживали некоторые собравшиеся, порой дерзя своими репликами из зала.
— Вы предлагаете обновлённую сталинскую систему? Может, ещё и тридцать седьмой год предложите? По репрессиям соскучились? — чуть ли не выпрыгивая из штанов, встав со стула и притоптывая нервозно ногами, кричал Березовский.
— Да, вы правильно заметили, что это обновлённая система. Прогрессивная шкала налогообложения не допустит появления действительных миллионеров. Но те, кто будет честно и добросовестно трудиться, из числа тех же шабашников, могут зарабатывать и до двух, и до трёх тысяч рублей в месяц, обеспечивая высокооплачиваемой работой других граждан, прежде всего, на селе, где официальной работы крайне не хватает. Таким образом, мы немного, но придержим население в деревне, которое валит в города, — вещал я.
Больше двух часов длился мой доклад. Присутствующие уже разделились. И доводы, по сути, капиталистические, которые высказывал Березовский, находили свои уши.
— Кто не согласен со мной категорически, кто не хочет обсуждать предложенное мной, вы вольны уйти и больше не появляться. Вот товарища из Москвы можете провести до вокзала! — сказал я, волевым взглядом осматривая всех присутствующих.
— Нет, товарищи, но, если шабашник может зарабатывать до трёх тысяч рублей, так это же большие деньги. Зачем ему ещё больше? — поддержал меня, к превеликому моему удивлению, Эдуард Мальцев. — И как можно отдать большой завод в руки одного человека? Я только не понял, как можно развить кибернизацию.
— При этом шабашник будет защищён государством, ему не нужно будет скрывать налоги и прятать деньги в кубышку. Он положит их на сберкнижку, или что-то купит, и деньги будут работать для Советского Союза, — развил я достаточно примитивную мысль Эдика.
— И все деньги государство потратит на строительство танков! — продолжал провоцировать меня на дискуссию Березовский.
— И при этом, как сейчас, не будет из-за строительства системы безопасности страдать простой советский гражданин. И на его долю найдутся средства, — парировал я.
— Дилетантство! — выкрикнул Березовский. Его голос дал петуха.
Этот конфуз москвича вызвал ухмылки у части собравшейся молодёжи.
— С такой программой, которую предлагаю я, мы могли бы постепенно выходить на правительство. С той программой, которую предлагает товарищ Березовский, на нас постепенно выходило бы КГБ! — решил я немножечко подпустить страха в молодые, неокрепшие умы.
— Я покидаю этот шабаш! — разъярённый ещё и тем, что с него посмеялись, выкрикнул Березовский и направился на выход. — Я доложу о ваших играх и вольностях!
У меня, конечно, возникал вопрос: кому именно он может доложить? Явно этот доклад должен был попасть в руки Комитета госбезопасности. Уши Джермена Гвишиани торчат из задницы Березовского? В Москве уже действует Московский экономический кружок, причем, давно. И он, в отличие от Ленинградского, имеет в своих рядах достаточно взрослых состоятельных людей, ну или тварей. Тот же Березовский старше меня почти на десять лет. И я уже знаю, что он три года как мутит коррупционные схемы с АвтоВАЗом. Видел в будущем документы о махинациях на крупнейшем производителе автомобилей в СССР.
А почему бы мне анонимку на Березовского не подкинуть? Нет, только не сейчас, потому как о нашем конфликте наверняка станет известно Комитету. На меня выйдут и будут задавать такие вопросы, на которые я ответить не смогу. А вот позже, может, через год или два, это нужно будет сделать. Ещё было бы неплохо обзавестись какими-нибудь новыми сведениями о Борьке, а не только руководствоваться всем, что мне было доступно в будущем.
— Толя, — чуть было не столкнувшись с Березовским у выхода из актового зала, меня подозвал Степан.
Мы специально подобрали таким образом его дежурство в общежитии, чтобы он был недалеко от меня во время собрания. Мало ли какие ситуации могли возникнуть. Степан мог увидеть, если вокруг общежития было бы что-то не так. И мои догадки оказались правильными.
— Я видел людей. Они в штатском. Возможно, чекисты. У вас же здесь не собрание против Советской власти? — шепнул, заглядывая вовнутрь актового зала и рассматривая собравшихся.
— Наоборот, Степан Сергеевич. Я лишь ратую за Советский Союз. Только подробности после, пойдем к столу напротив сидящих, за которым я делал свой доклад.
— А свободные цены? А всеобщий доступ к потреблению? — последовал вопрос зала, как только я вновь оказался перед членами кружка.
— Свободным ценам — нет. Всеобщему доступу к потреблению — да! — лозунгом отвечал я.
Было видно, что в умах собравшихся идёт брожение. Скорее всего, они крутя головой по сторонам, выискивая тех, с кем имели дружбу, выжидали реакции друг друга. Я понимал, что эту толпу можно было бы увлечь красивыми словами, и тогда они бы все остались здесь. Но я не хотел, чтобы потом в кружке, власть над которым я прямо сейчас беру в свои руки, были люди, что со мной в чем-то не согласны. Или люди, которых я не смогу в итоге убедит