Булкина готова была сделать всё, лишь бы не вернуться в нищету, из которой, как она считала, уже выбралась. Трошкин был из хорошей семьи, имел деньги, красиво жил и красиво ухаживал за своей невестой. Были, конечно, ограничения — Первому секретарю следовало всегда выглядеть образцово. Но это — мелочи. Поехать в кафе подальше от района — и там его уже не узнают, скорее всего. Можно и чуть больше выпить, чем Игорь и пользовался.
Телефонный звонок заставил обоих вздрогнуть. Грудь Марго вздрогнула, а то место, на котором она обычно сидела, съехало со стола, и девушка чуть упала. Правда сделала это так грациозно, что хоть картину пиши под названием «падшая женщина».
В отличие от всего остального, телефон был со стола убран аккуратно, поставлен на подоконник. Страсть — страстью, а ценное имущество портить не стоит.
— Ты подойдёшь к телефону или мне? — спросила Марго, несмотря на своё падение, опомнившись первой.
— Да-да, конечно, — сказал Игорь Владимирович, вновь натянул сползающие трусы к груди и взял трубку. — Первый секретарь райкома у аппарата!
— Когда я звоню, Игорь Владимирович, телефон нужно брать немедля! — начал разговор с упрёка голос товарища Аристова.
— Товарищ Аристов, я весь во внимании, прошу простить меня! — деловым тоном произнёс Трошкин, снова поправляя трусы.
— Вот и внимай! Газеты читаешь? — строго спросил Аристов.
— Конечно!
— Почему допустил? Или не понимаешь, что не твоё имя сейчас впереди, а какого-то Чубайсова? При таком раскладе и твои родители могут не помочь, — отчитывал комсомольца Первый секретарь Ленинградского горкома КПСС Аристов Борис Иванович. — Что ты за работник, что твои подчиненные в газете, а ты так… никак.
Не то чтобы Аристов делал ставку на Трошкина, но иногда именно Игорь поднимал нужные темы на собраниях комсомольцев Ленинградской области — по просьбе самого Бориса Ивановича. Бывают такие вопросы, которые должны прозвучать, как инициатива снизу, а лучше от молодежи. Ну и родители Трошкина не последние люди, работают в сфере торговли, просили за своё чадо — они видели в сыне будущего гениального управленца.
— Значит так… Если Романов продолжит интересоваться делами Чубайсова, подтягивай его к себе. Девку эту гони прочь, уже не смешно. Обзавёлся «секретуткой». Следи за ситуацией. Сам ведь понимаешь, кто мелькает в прессе или на телевидении — тот и молодец. А не ты, Игорь. Представляешь, если бы Леонид Ильич прочёл те статьи о выскочки=е Чубайсове? Там могли и на город поставить, ведь грамотную инициативу выдвинул. И рассмотри вопрос о включении Чубайсова в делегацию на конференцию в Москву. Держи его рядом. Всё. Отбой связи! — высказался Аристов и повесил трубку.
Трошкин посмотрел на Марго, которая уже застёгивала пуговицы на белоснежной блузке.
— Что? — спросила девушка. — Я раздеваться уже не буду. Только причесалась.
— Да я не о том… — задумчиво сказал Трошкин.
Производить размен Марго на Чубайсова? Нет, нельзя! А как же пятиминутки? Ну ладно, двухминутки?..
— Похоже, что со мной в Москву ты не поедешь, — произнёс Трошкин.
— Игорь, да ты чего? Ну ладно, я разденусь… а хочешь… — Маргарита сладострастно улыбнулась.
— Да не из-за этого, дура! — впервые за долгое время грубо ответил Трошкин.
Но Марго четко уловила смену настроения Игоря, и не заметила оскорбления.
— Нужно, чтобы Чубайсов сам отказался от поездки. Вот и думай. Ты же не только можешь это… Ты же ещё и не дура набитая, — сказал Трошкин, сгреб свою одежду и пошёл в соседний кабинет одеваться и уже оттуда прокричал: — И прибери тут всё. Обеденное время заканчивается.
— Это у тебя всё быстро заканчивается. А обед ещё не скоро подойдет к кону. И когда ты считался с обеденным перерывом? — пробурчала Маргарита.
— Значит, вы, Виктор Павлович Логинов, утверждаете, что никаких дел с гражданином Ильёй Шатурой не имели? — в который раз, уже по четвёртому кругу, лейтенант Матюшенко задавал один и тот же вопрос Логинову, которого все друзья, да и не только, называли Витьком.
— Да нет же. Я только покупал у него джинсы. И то, если бы знал, что он фарцовщик и спекулянт… Никогда бы не стал, — отвечал Витёк.
Но Матюшенко прекрасно понимал, что тот врёт. Были найдены записи, в которых Витёк указывался как один из наиболее активных подельников Шатуры. И Матюшенко ненавидел фарцу, но лейтенант также знал и то, что искоренить это явление — дело почти безнадёжное. Разве что на дворе наступил бы условный тридцать седьмой год.
Молодой следователь даже был готов взять на себя роль палача, лишь бы не уничтожить, так проредить теневой рынок. Он уже видел, насколько всё погрязло в коррупции и мздоимстве.
— Ты должен знать, гражданин Логинов, что я прекрасно понимаю, кто ты и что ты. Ты есть в списках Ильи. Там хватает на тебя информации, чтобы я тебя посадил. Может, на пару лет, а может — на десяток, — лейтенант решил поднажать на не самого стойкого парня.
— Да понял я всё. Что надо — то и скажу, — Виктор Логинов заметно струхнул. — Подпишу, что дадите.
Матюшенко поднялся из-за стола, взял графин с водой, налил в стакан и подал Логинову, якобы проявляя заботу. На улице действительно парило, погода подсказывала, что скоро хлынет дождь. Пить хотелось почти постоянно.
— Илья в последнее время сильно злился на то, что от него откололся Чубайсов, — будто бы что-то вспомнив, проговорил Витёк.
— Это Анатолий Аркадьевич Чубайсов, твой одногруппник по институту? — уточнил Матюшенко и Витек кивнул, даже не удивляясь познаниям следователя.
Лейтенант ночами не спал, изучая дело и всё, что удалось раскопать. Самым главным документом оказались несколько листов, где Шатура вёл записи, что кому выдавал на реализацию. Там фигурировала и фамилия Чубайсова, рядом с ней было написано немало нелицеприятного, оскорбительного в адрес Анатолия. Стало понятно: тот захотел «соскочить» с узкой дорожки фарцовщика.
— Подробно рассказывай, какой был конфликт у Ильи с Чубайсовым, — потребовал лейтенант, подавая Логинову ручку и чистый лист бумаги.
В голове Матюшенко вихрем пронеслась неуловимая мысль. Он почувствовал, что появилась зацепка. Если Илья был так зол на Чубайсова, то фарцовщик Шатура наверняка действовал, возможно, даже пытался запугать Анатолия. И всё же… Чубайсов по описанию — нерешительный, вялый тип, едва ли способный на убийство. Но каждую ниточку надо тянуть.
Матюшенко ждал. Он знал, что нельзя спешить. Некоторые подозреваемые сначала врут, потом запираются, а потом сдаются и рассказывают практически всё, что знают и могут понимать. И пусть ложь перемешивается с правдой, задача следователя — распутать этот клубок.
— Пиши, — тихо сказал он.
Логинов взял ручку, наклонился над листом. Рука дрожала, но всё же он начал:
«Я, Виктор Павлович Логинов, подтверждаю, что… »
Лейтенант прошёлся по комнате, остановился у окна. С улицы доносился запах нагретого асфальта и первой грозы. Где-то вдали гремел гром.
Он знал, что за этим делом могут стоять более серьёзные люди, чем просто фарцовщики. Возможно, даже партийные. Возможно, кто-то из тех, кто сегодня сидит в президиумах и заседаниях, кто сам когда-то торговал джинсами или принимал откаты от цеховиков.
Но теперь у него было имя. Чубайсов.
Глава 3
— Ты сегодня прекрасна, как никогда! — приветствовал я Таню, которая, как и положено девушкам, чуть опаздывала.
— В ресторане может быть много красивых женщин. Мало ли… А я хочу, чтобы ты смотрел только на меня, — проворковала Таня. Я её аккуратно обнял, чтобы не нарушить всю композицию её туалета и косметики, поцеловал.
Мы со Степаном, как два жениха, ожидали своих невест. И стояли мы не где-нибудь, а рядом с толпой людей, которые рвались вовнутрь ресторана «Астория». Более пафосным местом в Ленинграде, чем ресторан «Астория», мог быть только ресторан «Астория», но который предназначался исключительно для иностранцев и где обслуживали в том числе и за валюту.
Выбор подобного места был бы невозможен без Тани. Какие именно она нашла слова, чтобы убедить своего отца не только отпустить её в ресторан со мной, но и чтобы он договорился о столике — можно только догадываться. Впрочем, я уверен, что у каждой дочери, которую поистине любят родители, есть свои методы, как убедить отца. Да и я должен был на Александра Ефимовича всё же произвести впечатление серьёзного молодого человека.
— Я уже хочу есть. С самого утра ничего не ела, чтобы попробовать, как готовят в «Астории». Куда запропастилась Настя? — вопрос предназначался Степану, который лишь пожал плечами, излишне сильно, наверное, волнуясь, сдавливая букет роз.
Таня тоже получила свой цветок — правда, одну розочку, но длиннющую и красивенную.
— Вот это да! — произнёс я, а Степан стоял, открывая и закрывая в безмолвии рот, словно рыбка, выброшенная из воды.
Настя была поистине красивой. Она была в ужасно элегантном чёрном платье, обтягивающем её фигуру. Как-то даже туалет на ней был не по времени — думал, что такие платья могут появиться только лет через 15–20. Вместе с тем она была поистине прекрасной. Наконец-таки она нашла, что сделать со своими красивыми тёмными волосами, и потратила, наверное, немало времени в парикмахерской — да ещё и по блату, так как укладка была сделана очень искусно, но не вычурно, не пышная, как в этом времени входит в моду.
Ну и фигура… Зачем же скрывать такую красоту от мира мужчин? Всё было: и плавные изгибы талии, и достаточные выпуклости, и смущающийся взгляд. Пропал Степан окончательно.
— Мы тебя уже заждались! — с некоторой даже злобой сказала Таня.
— Не смей завидовать. Мне нужна только ты! — шепнул я на ушко своей девушке.
— Я это… ты это… — Степан был необычайно красноречив.
— Перевожу с французского: Степан восхищён вашей, мадам, красотой, считает вас самой привлекательной девушкой, которую он встречал в своей жизни… — пытаясь не увидеть, скорее почувствовал грозный взгляд Тани, я поправился: — я с ним не согласен, уж простите меня, мадам, ибо рядом со мной находится та самая — необыкновенная и самая-самая.