Рыжий: спасти СССР — страница 10 из 41

Не скажу, что такого сала я, как мне обещали, не ел в своей жизни. Хотя в этой ещё точно не ел, а вот в прошлой моя бабуля в деревне держала свиней. И умела так засмолить сало, что оно в прямом смысле таяло во рту, а шкурка становилась мягкой, удивительно вкусной.

— Ну что, Никитична, доброго молодца накормили, теперь давай решать, с кем его спать укладывать, с тобой али я на что сгожусь, — кумушки загоготали.

Веселые они, горазды поржать.

— Милые дамы, а чего директор наш так сегодня боится за общежитие? — как только женщины отсмеялись, спросил я.

Лица их посерьёзнели, веселье моментом испарилось. Даже я несколько напрягся. Неужели всё настолько плохо, что эти жизнерадостные дамы испугались?

— Так дипломы сегодня вручали. Значит, будут пить, лазить к девкам. А у нас и так одна курвина написала заявление, что её изнасиловали, — серьезным голосом сказала Никитична. — Ивановна, сегодня же Степан дежурить будет?

— Так кого ещё поставят? Только он, может, и совладает, — тоже абсолютно серьёзно отвечала Ивановна.

— Кто такой Степан? — поинтересовался я.

— Военник наш, ну тот, что детишек научает, как противогазы надевать да автомат разобрать. Лихой мужик, хоть и не фронтовик, но в армии офицером был, — поведала мне пышноволосая Никитична.

Уже неплохо, значит, мне не одному бегать по этажам. Да и наличие на дежурстве в общежитии преподавателя, которого уже знают здесь все, каждый шкодник, — это само по себе помощь. Насколько я себя помню, подчиниться какому-то чужому, даже если он будет бить себя в грудь и доказывать, что он преподаватель и право имеет — сложно. А я сам хоть и был в молодости хулиганом, но таким, с понятием и с уважением к возрасту и статусу людей.

— Что ж, милые дамы, вечером встретимся. Я же правильно понимаю, что мне нужно подходить к семи часам? — спросил я, намереваясь уже покидать столь интересное общество.

— Подходи, сотрудник, хлебнёшь и нашей жизни, — философски заметила Ивановна.

Время было раннее, ещё не стукнуло десяти часов утра, потому я успевал ещё съездить домой и даже немного вздремнуть, предполагая, что ночью полноценно поспать не получится. Думал, что сегодня же договорюсь с директором насчёт того, чтобы отдать в ремонт «Волгу», что стоит на балансе училища. Но дождёмся, когда Семён Михайлович будет в более адекватном настроении. А то ещё ненароком рассоримся с ним вдрызг. А мне не хотелось бы иметь в родном ПТУ врагов. Хотя, полагаю, что обойтись без конфликтов возможно только в одном случае — если я лягу под систему и просто перестану хоть что-то делать, не работая, а отбывая своё рабочее время.

А уж этого точно не будет.

Уже дома, лежа на диване с деревянными подлокотниками иразглядывая замысловатый узор на настенном ковре, я размышлял о том, когда смогу приступить к другим, сопутствующим моей цели миссиям. Мне нужно что-то сделать с самыми гнусными преступниками нынешнего времени. Обучение в школе милиции предполагало изучение многих дел прошлого. Так что о деятельности некоторых преступников я знал, как и о предателях Родины, я знал.

Можно ли жить спокойно и добро наживать, если точно знаешь, что подонки топчут землю и скоро будут всячески отравлять жизнь нормальным честным людям, каким был, да и здесь буду, и я? Вопрос, на который у меня лишь один ответ. А еще нужно как-то ликвидировать «кружок по интересам», который вот-вот должен быть создан в Ленинграде. Из него вышли всякие рыжие, а ещё опозорившие великого советского писателя Аркадия Гайдара его потомки. И ещё немало сволоты. Нужно думать.

Пообедав приготовленной вчера Таней курицей, я, взяв палку финского сервелата, чтобы кумушки на вахте оценили, поехал снова в общежитие.

Впереди только хардкор, но я готов!

Глава 5

— Ты это что, сотрудник, такое приволок? — спросила Ивановна, когда я с выдохом облегчения поставил большую сумку у стола вахтёра.

— Пепси-кола, — невозмутимо ответил я.

— Ты меня прости, сотрудник, а не уссышься — столько пить? — не преминула задать вопрос и Никитична.

— А я ещё сменные штаны с трусами взял. Так, если случится неожиданность, — не остался я в долгу.

Действительно, я притащил с собой почти двадцать бутылок советской пепси-колы. Я не знаю, как это делает мой отец, талант у него, наверное, такой — умеет доставать любые продукты и большинство дефицитных вещей. Но, что касается пепси-колы, то это, по словам моего родителя, напиток в доме крайне нужный и полезный. Чем именно он полезный, я не знаю. Но мне, человеку из будущего, было намного приятнее пить «Дюшес» и «Буратино». Однако в этом времени «Пепси», если появляется на прилавке, нещадно бьёт вкуснейшие советские газировки.

Что-то я не могу припомнить больше ни одной американской компании, которая смогла бы пробиться на советский рынок и даже открыть здесь собственное производство. В Новороссийске завод по производству пепси-колы работает в три смены, выдаёт до двухсот тысяч бутылок за одну смену. И этого, оказывается, крайне мало. Стоимость одной бутылки — сорок одна копейка, на секундочку, это недешево. А советские напитки стоят почти вдвое дешевле.

— Степан, — ко мне подошёл мужик и протянул ладонь для пожатия.

— Анатолий, — представился и я, пожимая сильную мужскую руку.

Когда кумушки рассказывали мне, с кем придется дежурить в общежитии, я представлял Степана достаточно пожилым человеком. Однако это был мужчина под сорок. Причём, такой сбитый, чуть выше среднего роста, крепыш. Явно мужчина занимается собой. Интересно будет как-нибудь постоять с ним спарринге, пусть не сейчас, не сразу — а когда я в большей степени восстановлю свои прежние навыки. Даже, наверное, те навыки, которыми владел лет до пятидесяти в прошлой жизни.

— Ну что, мальчики, повоюем сегодня? — ударив кулаком в ладонь, будто пришла на бандитскую стрелку, сказала Никитична.

Состроит хмурое лицо — и может сойти за бандитку.

— Что, прямо всё так серьёзно? — спросил я, доставая из сумки дефицитную снедь.

— А кто его знает? На День Победы на верёвке спускали одного за портвейном, так не удержали — и он головой ударился об асфальт. До сих пор все гадают, останется ли дурачком или пойдёт на поправку, — невозмутимым голосом поделилась Ивановна.

— А на Первомай так поупивались, что одному ухо порезали, да не легонько, треть уха оттяпали, — глядя на меня, сказала Никитична.

Это мамзели, наверняка, проверяют меня на стрессоустойчивость. Может, им рассказать одну из своих историй, когда я недолго работал опером? К примеру, везем мы убитого в пьяной драке, приезжаем по месту назначения, в морг — а трупа и нет, и двери «каблучка» нараспашку. И пошли мы по ночному городу выискивать, где потеряли «пассажира». А он зараза полуголый по городу разгуливает. Просто насвинячился голубчик так, что в кому, видите ли впал… в общем, мда. Всякое бывало.

— Что, и вправду финский сервелат принес? — Ивановна взяла палку колбасы и начала её крутить в руках. — Настоящий?

— Чаю попьём? — спросил я.

— Ивановна, а у тебя чай со слоном ещё есть? — с надеждой спросила Никитична.

— Так утром допили. Только грузинская солома и осталась, — развела руками Ивановна.

— Вы бы хоть предупредили, что у нас пир намечается, так и я что-нибудь принёс бы, — сказал Степан.

— Ага, Степан Сергеевич, давно торпеду зашил? Принёс бы ещё чего, так не детей бы мы сегодня унимали, а тебя, кабана здорового, — заметила Никитична.

— Будет тебе, тётка Оксана. Всё вспоминаешь, а я уже как десять месяцев не пью — и пьющих презираю, — засмущался Степан Сергеевич.

— А ну стой! — неожиданно закричала Ивановна.

Женщина резко подорвалась и пошла навстречу компании из четырёх парней.

— А ну отвернули лапсердаки! — потребовала уже Никитична, между тем, посматривая на Степана, ища в нём поддержку.

Студентики тоже смотрели больше на Степана Сергеевича, хотя бросали косые взгляды и на меня. Я же сперва даже не понял, что такое «лапсердак». Оказалось, что это пиджак. И под ним действительно кое-что имелось — у каждого.

Глаз-алмаз, или же вахтёрши уже на таком опыте, что знают все уловки и ужимки учащихся, пытающихся разжиться горячительным.

— Права не имеете. За всё деньги уплачены, а мне уж двадцать годков стукнуло, — возмутился самый рослый из четырёх парней.

— Пойдёшь на завод, Федька, там и упивайся! Сегодня борьба с алкоголизмом! — сказала Ивановна, наставительно подняв указательный палец кверху.

— Парни, что велено, то и делаем! — безапелляционным тоном сказал Степан Сергеевич.

Нехотя, морщась, злобно зыркая на всех без исключения присутствующих на вахте людей, учащиеся стали выкладывать свои «снаряды».

— Парни, заберете, когда поедите домой. Никто не выпьет. Что сдали, то отвезете. Нельзя пить в общежитии,, но я понимаю, то уплочено, — сказал я максимально примирительно.

— Ладно… Я завтра домой еду, заберу, — сказал на вид самый старший.


— На четверых столько взяли? А после Машке за вами блевоту убирать⁈ — аж всплеснула руками Никитична.

Теперь наш стол стал полноценным, хоть тосты произноси. На нем лежала палка финского сервелата, хлеб и то самое сало, которое я ел ещё утром. Туда же были поставлены три бутылки водки и две бутылки портвейна «Три топора». На троих, да на молодые организмы — это, действительно, была убойная доза алкоголя.

Я залез в сумку и достал оттуда четыре бутылки пепси-колы.

— А это, парни, компенсация, — сказал я, передавая каждому из учащихся по бутылке тёмного напитка. — Не кукситесь.

У двоих заблестели глаза при виде такого лакомства, которое крайне редко появляется на прилавках даже ленинградских магазинов. Не отказались, взяли.

Да-а-а. Советскому правительству нужно было не запрещать, а наоборот — напоить всякими кока-колами и «пепсями» население так, чтобы до изжоги, до непрекращающийся икоты. Чтобы поняли люди, что далеко не в пузырьках истинное счастье, и что «Байкал» или газировка «Снежинка», тархун нисколько не хуже, а, возможно, и лучше, чем импортная, или почти импортная, газировка.