Звали туда и меня — успели оценить мою работоспособность и желали прикормить знающего специалиста. Ну, а я, искренне считая, что без образования соваться в бизнес можно только, если быть высоким начальником, при этом ничего не делать, пошёл учиться. Три года отучился на экономическом факультете одного частного ВУЗа, а потом ушёл оттуда. Преподаватели, перешедшие институту по наследству от советской системы образования, только-только начали разбираться, в чём смысл капиталистической экономики, тщательно выискивая всё то, за что можно было ругать экономику плановую.
В бизнес я так и не пошёл — даже в девяностые годы нашлись те люди, которые хотели хоть как-то бороться со многими экономическими преступлениями. Так что я стал востребованным, пусть и за всё ту же мизерную зарплату. Потому-то преподавать теперь я смогу, хватит знаний. Вот в институте было бы намного сложнее — там всё же иные требования.
— Пойдем, поговорим! — когда я уже собирался уезжать домой, меня окликнул Жека.
— Есть о чём? — спросил я, не особо желая в конце рабочего дня устраивать разборки.
— Пошли в спортивный зал! — не унимался физрук.
Да, я узнал, что ухажёр Насти преподавал в училище физическую культуру. Правда, как по мне, так он особо на спортсмена не походил. Да и закончил он техникум по профилю училища — но отрабатывал распределение физруком. Евгений уже куда-то переводился, закончив свою отработку. А впрочем, и мне Ткач спокойно предлагал дать открепление от отработки. Правда, это предполагало, что я должен был пройти повторное распределение.
— Ты предлагаешь драться? — спокойно спросил я, когда мы пришли в спортивный зал, находящийся на втором этаже, над столовой.
— Отстань от Насти, рыжий. Она моя! Я ее обхаживал полгода — и, когда уже все на мази, появляешься ты, — сказал Жека.
— Значит, так… Чья Настя — решит она и тот, кто будет претендовать на ее руку. А ты просто испаришься. Сколько тебе осталось отрабатывать? Месяц, потом в отпуск — и всё? — я жестко и холодно посмотрел прямо в глаза мажору.
— На! — попытался он меня ударить.
Все же кулак ревнивого Отелло черканул по моей щеке. Я сделал шаг назад, разрывая дистанцию, и после, едва Жека рванул на меня, ударил прямой ногой ему в живот. Тут и бить не нужно было, мужик сам налетел на удар.
Жека скрючился.
— Ты меня должен услышать, если только не хочешь сократить себе жизнь, — сказал я, пнул ревнивца по ребрам и пошел прочь.
Встреча закончилась быстро, но осмотреться я успел. Нужно будет обязательно перепроверить материально-техническую базу спортивного зала. Вроде бы, матов тут достаточно, чтобы соорудить подобие татами. Крючки есть, чтобы груши подцепить, правда, канат нужен будет — и груши сильно раскачиваться станут, но не до жиру. А так я даже две штанги увидел с блинами, гири… Что-то должно быть обязательно и в подсобке. Так что организовать секцию по дзюдо можно. Хотя я бы предпочел карате, но это нельзя, пока нельзя.
Завтра последний рабочий день трудовой недели, многое нужно успеть, ну а выходной я хотел провести так, как и должно — отдохнуть. И хорошо бы с Таней. Странное это ощущение… А ведь мне хочется с ней увидеться. Романов я не планировал, но… Гормоны молодого и здорового тела умеют бороться со зрелым сознанием и разумом? Да и Танюша неплохая же, даром что светленькая, а я всегда предпочитал темненьких. Ну да сам хорош — рыжий. Да Тане за то, что рыжего не сторонится, еще молоко за вредность давать должны.
— А вот и он! — выкрикнул отец, когда я вошел в квартиру. — Что, подлец, подставил своего брата? Как не родной! Так и мне ты не родной тогда!
— Аркаша, ну как так можно? — уже рыдала мать.
— Что происходит? И да, я рад, что вы вернулись, — опешил я.
Приехали родные с «югов» — и вместо приветствия сходу затевают скандал. Неожиданно. В таких случаях человек всегда начинает вспоминать, где и когда он сделал что-то плохое, за что его ругают. Я знал точно, что ничего особого, что могло бы взбесить отца, я не сотворил. Ну не из-за еды же (всё-таки мы тут вдвоем столовались) он так взбеленился!
— Отец, прежде чем кричать на меня и доводить до слез маму, объяснись! — потребовал я.
— Я? Это ты должен объясниться, куда влез и чем занимаешься, что тебя сорвиморды дожидаются у парадной! — выкрикнул отец. — И этот твой синяк! Сам вляпался, так не смей никого приплетать!
В голове пазл сложился, но вот рассказывать о своих догадках… А почему бы и нет.
— С меня требовали, чтобы я договорился с тобой, отец, о норковой шубе, чтобы ее после обменять на джинсы и еще какие-то шмотки. Я отказался, — сказал я, раздеваясь.
— Так и надо было меняться! Но брата подставлять… Мое терпение лопнуло, — зарычал, словно зверь, Аркадий Борисович.
— Никого я не подставлял. И прекрати со мной говорить в таком тоне! — резко сказал я.
Из комнаты вышел мой младший брат.
— Они спросили, Чубайсов ли я. Я ответил, что, да. И тогда бить стали. А потом еще три пары джинсов забрали, вельветовый пиджак и футболок восемь штук, — жаловался Артем.
— Правильно, что дали. Начал фарцевать? — уже я выкрикнул на брата.
— Сам ли давно стал правильным? — вызверился на меня и брательник, ставший смелым в присутствии отца.
Мы нечасто пересекались с Артемом. Он укатил в стройотряд и вернулся только перед самым отъездом родителей на Юг. Они его и взяли с собой. И вот к нему, я, посторонний человек для этой семьи, не испытывал ни малейшей привязанности. Более того, Артем, как младший, вел себя высокомерно и прикрывался авторитетом отца, слушаясь его во всем. Во всем, но как фарцовка может быть ровней людей, таких как мой отец, преданный Родине? И ведь не осуждает он своего младшего сына.
— Ты изменился… Пошел против меня, не захотел оставаться в институте. Иди на вольные хлеба. Завтра же и иди! — сказал отец и направился в зал.
— Ты прав, отец. На вольные хлеба. Завтра же и отправлюсь, — сказал я.
Честно говоря, это было мне на руку. Я давно обдумывал, как уйти из родительского дома.
— Да куда же ты отправишься? — спросила заплаканная мама.
— Все будет хорошо! — сказал я и пошел в комнату, которую пока что, эту ночь, мне придется делить с братом.
Родители всё переругивались, мать пыталась урезонить отца, но патриарх был непреклонен. Наверняка он ожидал моего раскаянья, что я приползу на коленках и стану вымаливать прощение. Нет, баста. Я должен идти своей дорогой самостоятельно. Это мой выбор, мой путь.
Система профессионально-технического образования была хороша в том, что тут можно без особых усилий найти себе временное жилье. Стоящее на балансе ПТУ-144 общежитие позволяло расселять сотрудников без особых проблем. Я уже знал, что в нашем общежитии проживает как бы не четверть от всех работников, если не брать в расчет технический персонал. Могу пожить и я. Благо пустовали не только комнаты, а даже целые блоки. Для Ленинграда, города с большими сложностями с жильем, это очень достойное жилище.
— Что, маленький мальчик, получил по лицу, так уже и в кусты? — все же не выдержал я и спросил у своего братца.
— Поделом тебе. Нужно слушать отца. Это ему еще Софа Абрамовна не рассказала о том, что ты в квартиру баб водил. А мне рассказала, вот так! — высказался брат.
— Похвально, Павлик Морозов. Предательство во имя идеи. Только Павлик предал своего отца — классового врага, а ты вот брата, — сказал я и более уже не встревал в разговоры с родственничком.
— Ты уходишь? — спросил меня отец, когда я вечером прощался с семьей, уходя в общежитие.
— Да, отец, как ты и хотел, — отвечал я, ожидая, все же, что сейчас Аркадий Борисович проявит благоразумие и попробует отыграть всё назад.
Всё-таки как родитель он должен был попробовать.
— И куда? — поиграв желваками спросил патриарх семейства.
— В общежитие, — не стал скрывать я.
Я уходил спокойно, что не свойственно молодости. Собрал свои пожитки, взял немало вещей из тех, что модные и куплены с рук. Молодость могла бы капризничать, рвать и метать, отказываться от подарков и одежды — мол, ничего мне от вас не надо. Я не стал поступать импульсивно.
— Одумаешься, возвращайся! — сказал отец и, постояв еще с полминуты и ничего от меня не дождавшись, пошел в зал.
Мамы не было дома, она пошла в магазин. Кстати, даже непобитым братец в магазин не ходил, как, впрочем и меня оградили от такой обязанности. Всё мама…
Я подхватил сумку. Здравствуй, новая, действительно самостоятельная жизнь! Тане нужно только будет позвонить, сказать, где меня искать, а то ведь она грозилась завтра вечером зайти
Глава 9
Уход из дома взрослому парню — только на пользу. Разве что жаль мать, которая переживает за всех, разрывается в этой ссоре между мной и отцом.
Я даже понимал отца, который считает, что вырастил сына, ни на что не способного, кроме как встревать в неприятности и тратить нажитые им деньги.
Братца… тоже жаль. Но так, до кучи, за компанию, не сказать, что искренне. Он явно — проявление многого из того, с чем я намереваюсь в будущем бороться.
— Здравствуйте! — поздоровался я, войдя в общежитие, с вахтёршей.
— И тебе, касатик, ни хвори, ни боли, — отвечала пожилая женщина, которую я в первый раз видел.
Жаль, что смена была не кумушек. У них бы вопросов не должно было возникнуть, что это я тут появился. Но, как я понял, общежитие — это своего рода сервер, облачная технология, куда сливают информацию. Так что обо мне знать должна и вторая смена вахтеров общежития.
— О, Аркадьевич! — услышал я знакомый голос из-за колонны на лестнице, ведущей к лифтам.
Услышал, а потом увидел. В потемках такое, с позволения сказать, лицо могло бы до чертиков напугать. Сложно придется парню в личной жизни с таким-то лицом.
— Здравствуй, Василий! А ты разве не должен был съехать из общежития? — спрашивал я парня, внутренне усмехаясь.
Надо же, дал хулигану в бороду — и стал своим, другом «Аркадьевичем»! Назвав меня таким образом, Вася Шрам моментально показал, что я — преподаватель «в авторитете». Смешно, но это тоже своего рода успех. Ведь не сказать, что нарушил дистанцию, которая должна быть между преподавателем и учащимся.