Город, где, не таясь, торговали наркотиками и оружием. Где бесследно исчезали люди. Где наряду с обычной, открытой всем взорам жизнью существовала еще и другая параллельная жизнь – скрытная, опасная, связанная с чем-то таким, о чем лучше не говорить вслух.
Ну, как, скажите, Пешавар мог не притягивать к себе отъявленных авантюристов?
Отель Deans был расположен в той части города, которая разделяла два крупных торговых района. По одну сторону простирались шумные ряды Саддар-базара, по другую располагались кварталы не менее экзотичного Хайбар-базара. Стоило свернуть с Саддар-роуд, и через несколько шагов ты попадал в необыкновенную атмосферу шумного и яркого восточного рынка.
Впрочем, немногие иностранцы отваживались погружаться в эту атмосферу. Большая часть из них старалась не покидать пределы той части Пешавара, которая звалась Юниверсити-таун. Этот район вилл и коттеджей, расположенный по дороге, ведущей в сторону Хайберского перевала, считался самым престижным и дорогим в городе.
Когда-то Пешавар был крупной военной базой британцев, их главным плацдармом для завоевания новых территорий. От тех времен сегодня сохранилась мощная крепость Бала-Гиссар, где ныне располагается командование пограничных войск. Печать британского присутствия отличает также местную архитектуру. Все образованные жители говорят по-английски. В наследство от англичан остались хорошо постриженные газоны, левостороннее движение и асфальтовые шоссе.
Теперь Пешавар снова стал военным оплотом западного мира в его битве против СССР. Здесь разместились штабы, склады оружия и боеприпасов, учебные полки, разведцентры, идеологические комитеты – все, что было развернуто и мобилизовано в пику советскому вторжению в Афганистан.
Конечно, главные базы моджахедов, их тренировочные лагеря и офисы не бросались в глаза, их предусмотрительно вынесли далеко за город, спрятали от посторонних взоров. Но и в самом Пешаваре война иной раз напоминала о себе – стрельбой по ночам, взрывами. Случалось, по каналу рядом с домом, который сняли Питер и Рори, проплывали обезглавленные тела. Поговаривали, что это жертвы агентов ХАД. Своим врагам хадовцы, якобы, отрезали головы для того, чтобы предъявить их затем в Кабуле, как доказательство выполненного задания.
Разумеется, афганская госбезопасность была не единственной спецслужбой, чьи люди орудовали в городе. Возможно, по числу шпионов Пешавар тогда вообще не имел себе равных в мире. Здесь шуровала даже австралийская разведка, в чем Питер однажды убедился лично. Что касается янки, то они действовали очень осторожно, стараясь не оставлять следов. В консульстве США под дипломатическим прикрытием работало множество американцев, но никто не мог с точностью сказать, чем они там заняты. Ребята из ЦРУ старались проворачивать свои дела через посредников, которыми, как правило, были офицеры пакистанской военной разведки. В основном через них моджахедам передавались деньги, оружие, инструкции. Пожалуй, только однажды Питер сам засек «цэрэушные уши». Один парень из Вашингтона, представлявшийся корреспондентом агентства USIA, вдруг воспылал необъяснимой любовью к фрилансерам: он приглашал Питера и его друзей к себе домой, щедро угощал их виски и пивом, а потом подробно расспрашивал об афганских делах. Замаскированный микрофон в его гостиной Питер обнаружил случайно.
Ни для кого не было секретом, что война с Советами ведется на американские деньги, и что всю стратегию этой войны определяют за океаном. И Питер, и Рори понимали: американцам в принципе плевать на Афганистан и на то, какой режим там у власти, им надо было во что бы то ни стало обескровить, а еще лучше – стереть с лица земли Советский Союз. В этой схватке они не гнушались ничем. Это с их подачи среди партизан появились арабские наемники, ваххабиты. Какая разница – ваххабит ты или просто наемник – лишь бы насолить коммунистам.
Но вернемся к рассказу о Пешаваре.
Иностранцы, ненадолго навещавшие город, обычно останавливались в двух отелях – Intercontinental или Deans. В первом была доступна выпивка, а второй представлял из себя уютный комплекс, выстроенный в традиционном британском стиле.
Если ты хотел увидеть нужного тебе западного человека – журналиста, дипломата, разведчика, чиновника благотворительной организации, просто искателя приключений, – вечером следовало прийти в Американский клуб, расположенный в Юниверсити-таун. Это место, где обычно собирались все. Здесь обедали, обменивались информацией, флиртовали, заключали сделки, элементарно надирались, смотрели видеофильмы, играли в бильярд, загорали в шезлонгах возле бассейна. Американский клуб хорошо знал всякий, кто больше недели пробыл в Пешаваре.
Несколько домов, выстроенных в колониальном стиле, вмещали два ресторанных зала с приличной кухней, бар, TV-room с программами спутникового телевидения, гостиную, веранду, бильярдную комнату. На стенах были развешаны фотографии и картины в солидных рамах. В торце коридора на первом этаже стоял стеклянный шкаф с американским флагом. Это было единственное заведение в городе, где предлагали настоящую западную выпивку. В «Интере» алкоголь продавался местный, пакистанский.
Как и во всякий приличный клуб, пускали сюда только по членской карточке, которую полагалось предъявить на воротах. Членство в клубе стоило 600 долларов в год, но журналистам оно обходилось всего в сотню. Можно было привести с собой гостя, он платил за вход два бакса.
Очень скоро Рори Пек стал своим парнем в Пешаваре. Он без опаски появлялся в самых сомнительных местах этого прифронтового города, кишащего вооруженными людьми. Довольно сносно говорил на фарси и заучил много пуштунских слов. Обзавелся множеством друзей и знакомых. Без особого труда Рори овладел навыками видеосъемки, изучил тонкости качественной записи звука, правила установки света, научился брать интервью. Нет, нельзя сказать, чтобы он уже стал хорошим профессиональным оператором – для этого у Рори, пожалуй, не доставало аккуратности и терпения, но отсутствие столь важных качеств он сполна компенсировал своей неистовой энергией, умением пробиваться туда, где не было (да и быть не могло) никаких других журналистов.
Вот когда он нашел, наконец, свое призвание.
Быть в самой гуще сражений, показывать всему миру справедливую борьбу афганцев за свободу, разоблачать агрессивную суть коммунистов – о чем еще и мечтать?
Иногда он вспоминал свои детские страхи перед «красными», тот бесконечный ужас в ожидании дня, когда они захватят Альбион. Нет, русские так и не отважились перейти Ла Манш, но зато здесь, в Азии, они уже решительно двинулись на юг, оккупировали огромное государство и наверняка не остановятся на этом, пойдут дальше – к нефтяным скважинам Персидского залива. Во всяком случае, так говорят, так пишут газеты. А о чем ему когда-то твердила мама? Не о том ли?
С материнским молоком Рори впитал антикоммунизм, страх перед Советским Союзом и ненависть к нему. В военной академии они стреляли по мишеням, на которых были изображены солдаты в советской военной форме. Там, где русские, там зло, коварство, агрессия. Прежде у него никогда не было причин подвергать хоть малейшему сомнению эту свою позицию. Она казалась незыблемой, как незыблема была Великая Британия. Да и особенными размышлениями по этому поводу он себя не утруждал. А чего, собственно, размышлять? Есть свободный мир, где все устроено по демократическим законам. И есть «империя зла», существующая вопреки здравому смыслу, основанная на насилии и к тому же объявившая о своем желании господствовать на всем земном шаре. Нет места для сомнений! Рори счастлив оттого, что оказался на самом переднем крае этой битвы.
Правда, иногда случались досадные недоразумения.
Как-то раз он согласился отправиться на войну в компании с молодым американцем, представлявшим крупное информационное агентство. Для янки это было первое приключение такого рода, а ирландец уже считал себя тертым калачом. Они по обычной схеме перешли границу с одной из групп моджахедов, а уже в Афганистане присоединились к другому отряду – тот как раз двигался в нужном им направлении. Но вскоре выяснилось, что это была ошибка.
Питер не раз советовал ирландцу остерегаться встреч с ваххабитами и теми пуштунскими племенами, которые не жалуют иностранцев. Для исламских экстремистов любой иноверец – враг, убить его – пара пустяков. Для горных разбойников это источник возможной наживы: ограбят или возьмут в заложники, потребуя выкуп. Но как-то прежде Рори везло, все партизаны, с которыми он имел дело, отличались подчеркнутым гостеприимством и всегда помогали ему чем могли.
Теперь удача, кажется, отвернулась от него. В первый же вечер командир того отряда, с которым они отправились от границы вглубь Афганистана, пригласил их к своему очагу и объявил:
– Вы находитесь среди защитников и последователей истиной веры.
– Салям алейкум, – привычно приложил руку к сердцу Рори, еще не ощущая тревоги. Про истинную веру любили поговорить многие моджахеды. Как англичане про воскресные скачки или про погоду.
Кто-то из бородачей встал, освобождая им место поближе к огню. Однако командир властным жестом велел партизану сесть обратно. То есть, получается, гости должны были стоять, как провинившиеся школьники. Такого холодного приема ирландцу прежде никто не оказывал. Но и теперь Рори еще не догадывался, в какую неприятную историю они влипли. Он спокойно уселся, потеснив моджахедов, а рядом усадил американца, который взирал на «воинов Аллаха», как на инопланетян.
Вокруг огня воцарилось тягостное молчание. Только потрескивали горящие сучья да в темноте шумно отфыркивались вьючные лошади. Все партизаны, как по команде, почему-то уткнулись глазами в землю. Лишь командир продолжал сверлить их своим странным взглядом. Ага, подумал Рори, его взгляд – вот что мне сразу не понравилось. Будто не человек смотрит на тебя, а покойник. Или зомби. Никаких эмоций не выражают эти глаза. Ему захотелось поежиться или даже встать перед главарем, как тот хотел. Но нет. Ирландец, мгновенно вспомнив предостережения Питера, понял, что стоит ему хоть на мгновение дать слабину – тогда им обоим конец.