Ирландец всегда раньше всех узнавал о готовящихся крупных операциях и, очертя голову, лез в самое пекло. Ему очень хотелось заполучить эксклюзив. Причиной были не деньги, которые бы он заработал на сенсации. Деньги, конечно, имели для него значение, но еще больше Рори ценил возможность стать первым. Однако время шло, а ничего исключительного он так и не запечатлел. Это в художественных фильмах война получается хорошо, а когда снимаешь реальные бои, то чаще всего на пленке остается нечто невыразительное.
Моджахеды, едва завидев камеру, вытягивались по стойке «смирно» и делали абсолютно идиотские выражения лиц. Или, что еще хуже, начинали улыбаться и размахивать руками. Хорошенькое дело, злился Рори, он снимает сражение, а эти кретины, словно малые дети, корчат в объектив рожи и гогочут. Кто же такой материал возьмет?
Однажды приехали американцы из одной известной телекомпании. Узнав о переживаниях Рори, они подняли его на смех: «Нашел о чем печалиться! Да всю афганскую войну мы имеем в окрестностях Пешавара». Они и вправду не стали утруждать себя дальним походом. Пришли в лагерь подготовки моджахедов, заплатили хорошие деньги, и «воины ислама» два дня добросовестно изображали перед камерой, как они устраивают засады, как минируют дороги и бегут в атаку с криком «Аллах акбар». Снят был даже эпизод воздушного налета, якобы, советских штурмовиков на мирный афганский кишлак: для этого американцы подрядили два самолета пакистанских ВВС, которые с большой высоты пикировали на брошенную деревню, а в условленный момент среди домов взрывались заранее размещенные там фугасы. Полное впечатление бомбардировки.
Увидев этот материал, Рори пришел в ярость. Он едва не полез на американцев с кулаками: «Это подлог. Вы позорите профессию». Янки благоразумно не стали втягиваться в дискуссию. Видимо, они поняли, что с этим парнем лучше не спорить. Когда Рори был возмущен, его глаза становились просто бешеными. Американцы быстренько собрали вещи и отбыли восвояси. А Рори еще долго не мог успокоиться.
- Скажи, Питер, где ты видел у русских истребители Ф-16? То-то! Да плевать этим янки и на Афганистан, и на нас с тобой. У них одно на уме – только баксы.
Питер в ответ, как обычно, ухмылялся в светлые усы и отмалчивался.
Рори Пек все глубже погружался в войну. Начиналось все, как увлекательное, щекочущее нервы приключение, на котором к тому же можно было неплохо заработать. Но однажды он обнаружил, что уже не может жить без регулярных визитов в Афганистан. Он попробовал разобраться с тем, что случилось. Выходили странные вещи. Получалось, что его притягивает сама война. Внешне все выглядело пристойно: он – репортер, освещающий справедливую борьбу афганцев за свободу, снятые им кадры – это тоже оружие в этой борьбе. Но следовало честно признаться самому себе: он снова и снова оказывался на линии огня потому, что… Потому что его неудержимо тянуло туда, вот и все. Это было как наваждение. Как наркотик. Как болезнь.
Странно, думал он, ведь сами походы в Афганистан не доставляют мне никакого удовольствия: грязь, голод, усталость, постоянное напряжение, страх… Каждый раз я мечтаю о возвращении в Пешавар, словно о великом счастье. Но, едва вернувшись и смыв с себя пыль, опять рвусь обратно. Почему? Потому что окружающая жизнь кажется мне пресной и серой? Потому что я подсознательно ищу ответы на какие-то очень важные для меня вопросы? Потому что я включился в дьвольскую лотерею: повезет – не повезет, останусь жить – или меня убьют? И каким же тогда будет главный приз в этой лотерее?
Случалось, он много месяцев подряд проводил с моджахедами. Научился, как они, часами сидеть, поджав ноги. Спать, где застанет ночь. Он без колебаний пил воду из грязных арыков и ел грубую пищу, которую ему предлагали, обычно это были рис и лепешка. Правда, в одном он пока не продвинулся вперед – в понимании души этих бородатых людей, их внутреннего мира. Они были совсем не такие, как он, его и их разделяла пропасть, и все попытки выстроить через эту пропасть мост часто оказывались тщетными.
Но он старался.
Рори Пек не был обычным фрилансером, то есть свободным журналистом, рискующим своей головой только ради денег. Есть много примеров, доказывающих это.
Однажды отряд партизан, в который он напросился, под Кандагаром попал в засаду. Судя по всему, спецназ ГРУ вел их еще от границы. Рори и прежде слышал об этом грозном кандагарском спецназе, о том, что его агентура порой отслеживает моджахедов от самой Кветты, а в укромном месте их обычно ждет ловушка, из которой мало кому удается уйти живьем. В сентябре 84-го этот спецназ выловил здесь же, в пустыне Регистан, французского журналиста Абушара из Антенн-2. Была перестрелка, в которой обе стороны понесли потери. К счастью для француза, его взяли живым. Потом судили, приговорили к тюрьме, но вскоре амнистировали. А вот американцу Торнтону из газеты «Аризона Рипаблик» повезло меньше: вместе со всем отрядом был уничтожен – и тоже под Кандагаром.
Спецназовцы в каждом иностранце видят шпиона или военного советника, так их инструктируют. Им и в голову не может прийти, что есть сумасшедшие журналисты, готовые в поисках информации забрести так далеко. Прежде Рори слышал об этом от других, а теперь вот на собственной шкуре убедился: все – правда!
Лишь горстка людей уцелела после шквального огня, который русские открыли по ним из заранее подготовленных и тщательно замаскированных укрытий. Дело было под утро. Моджахеды уходили из-под обстрела по узкой ложбине, между невысоких лысых холмов. И когда им показалось, что худшее уже позади, налетели вертолеты. Это были «крокодилы», знаменитые штурмовые «вертушки» Ми-24, которые обрушивали на цель лавину ракет.
В несколько минут все было кончено. Уже почти рассвело, и Рори пытался снимать, как «крокодилы» атакуют их маленький отряд. Но первый же залп оглушил его, бросил на землю, засыпал песком. Когда ирландец очнулся, вокруг стояла тишина. Не было ни вертолетов, ни моджахедов, ничего. И солнце стояло уже довольно высоко. Он медленно поднялся, стряхнул с себя песок. Вроде бы, цел. От контузии слегка кружилась голова и звенело в ушах. Но где же остальные? Осмотревшись, он понял, что все его спутники убиты. Хотя нет, не все. Кто-то стонал неподалеку.
Живым был парень по имени Башир. Он лежал ниже по склону холма, тоже наполовину засыпанный песком. Этому Баширу было лет шестнадцать. Из беженцев, первый раз отправился в рейд с моджахедами. Только накануне вечером Рори долго разговаривал с ним, пытаясь понять, отчего он взял в руки автомат. Приветливо улыбаясь, Башир на все вопросы твердил одно и то же: «Джихад, джихад». Он произносил это слово, однако Рори уже прекрасно знал, что смысл его мало понятен афганцу. Джихад? Да просто все воюют, другого дела нет, вот и он тоже решил быть заодно с другими. Мальчишка абсолютно не представлял себе, куда они идут и что будут делать. «На все воля Аллаха». Джихад, Аллах, с раздражением мысленно передразнил его Рори. Вот тебе и ответ на все вопросы. И думать ни о чем не надо. А ведь они сражаются за свободу, отчего же тогда никто не произносит этого слова, которое все бы объяснило?
Он тронул парнишку за плечо. Тот застонал еще сильнее. Рори перевернул его. И сам застонал от досады. Нижняя часть рубахи была пропитана кровью. Рори достал нож, разрезал рубаху и увидел на боку большую рану. Осколок от реактивного снаряда, понял он. Ирландец порвал свою майку и кое-как перевязал рану. Затем взвалил мальчишку на спину, по солнцу определил направление на юг и пошел. Наверное, в тот момент он еще сам не оправился от контузии. И не сознавал того, что делает. Потому что идти с такой ношей по пустыне было безумием. А идти предстояло не меньше трех дней. Но он пошел…
Камера оказалась цела, однако Рори бросил ее. Рюкзак со спальником и личными вещами бросил тоже, все это мешало ему. Взял только флягу с водой и немного сушеных фиников. Все.
Моджахеды передвигались по этой пустыне ночью или ранним утром, а днем таились в ложбинах, прятались в редком кустарнике. Но у него выбора не было: он отправился на юг прямо сейчас, в открытую, будь что будет.
К полудню, еле передвигая ноги, Рори набрел на полуразрушенное глиняное строение, видимо, служившее прибежищем для пастухов. Решил передохнуть. Башир уже не стонал, но явно был жив: Рори чувствовал это. Труп, коли выпало его тащить, камнем давит тебя, а живого человека, даже если он без сознания, нести гораздо легче.
Он втащил афганца внутрь, смочил его губы водой. Помедлив, обнажил рану. От кого-то он слышал о том, что, если хочешь спасти раненого, то надо как можно скорее избавить его тело от пули или осколка. Но как это сделать? С отчаянием Рори осмотрелся вокруг. Грязный глиняный пол, окна без стекол, ворох старой соломы в углу. Он уложил афганца на солому. Достал свой перочинный нож, подержал лезвие над огнем зажигалки. Прошептал слова молитвы. И ковырнул ножом рану. Башир громко застонал. «Терпи, – пробормотал Рори. – Я быстро это сделаю». Снаружи послышался шум. С окровавленным ножом в руке он выглянул в окно. О, факинг! Пара «крокодилов» на бреющем полете шла прямо на лачугу. Неужели они как-то выследили его? Если они сейчас дадут залп своими снарядами, от этой хибары останется только облако пыли. А ведь он еще не закончил свою хирургическую операцию. Рори отскочил от окна, забился в угол, где лежал афганец. Через мгновение вертолеты с ревом пронеслись прямо над домиком. «Господи, спаси и помилуй!» Он опять взялся за нож: надрезал кожу, пальцами проник внутрь хлюпающей от крови раны, сумел нащупать кусок металла. Странно, что он именно сейчас хотел обязательно вытащить из тела этот осколок, помочь мальчишке выжить. Ведь теперь они оба были на волосок от гибели.
Вертолеты заходили на второй круг. Он так и не понял, отчего русские летчики пощадили этот жалкий глиняный дом? Может быть, решили, что внутри никого нет? Вертолеты опять, едва не задев лопастями крышу, пронеслись над лачугой, обдав ирландца колючим песком, чужим запахом керосина, оглушив грохотом турбин. И ушли.