Они нашли эту церковь и уже у входа встретили подвыпившего дьячка.
- То, что нам нужно, - обрадовался Рори.
Однако настоятель храма остудил его энтузиазм. Он с порога отверг предложение, напористо прозвучавшее из уст иностранца. Не помогли даже обещания щедро вознаградить храм.
- Мне легче отправить вас на луну, чем пойти на это, - доходчиво объяснил священник странным гостям.
Рори недолго выглядел сконфуженным.
- Возвращаемся в Пешавар, - решительно заявил он.
Но и там их вначале ждала неудача: викарий англиканской церкви, узнав о разводе Рори, тоже выставил их за дверь. Ирландец не сдавался. В конце-концов он отыскал католического священника, который оказался покладистее других. Этого славного итальянца не смутили ни протестантская вера молодых, ни прошлая семейная неудача жениха, он увидел, как трогательно смотрит Рори на Джульет, как крепко держатся они за руки, он увидел это и согласился.
Питер рассказывал мне, что это было самое уморительное венчание, какое он когда-либо наблюдал. Рори хотел, чтобы церемония непременно сопровождалась органной музыкой. Но орган в этом храме был настолько дряхл, что не находилось желающих на нем играть. Тогда уговорили одного парня из «Афган эйд», который в детстве занимался музыкой. Он сел, ударил по клавишам, и почти сразу половина из них отвалилась. Орган стал издавать звуки, совершенно не подобающие торжественному моменту. Питер едва сдерживал смех.
А священник держался молодцом. Он, как положено, провел весь обряд. Молодые обменялись кольцами. Потом все поехали в дом Джульет, где Питер фотографировал счастливую пару и даже вопреки обыкновению сказал тост.
Так в жизни нашего героя началась самая счастливая полоса.
Много позже Джульет признается мне: «Едва мы подружились, я сразу поняла, что мы будем вместе, что обязательно придет этот день. Почему? Потому что Рори любил то же, что и я. Пределом мечтаний девяносто девяти из ста моих знакомых была обеспеченная и спокойная жизнь в Англии, в собственном доме с лужайкой и вполне ясными перспективами на каждый следующий день. Рори хотел другого. Он всегда был нацелен на риск, на такое существование, которое требовало от него полной отдачи. Фронтовая журналистика оказалась профессией, отвечавшей его требованиям, вот почему он так самозабвенно посвятил себя ей. При этом он оставался настоящим джентльменом, умел ценить качественную жизнь и при случае не отказывал себе в удовольствии заказать дорогой костюм на Севил-роуд или отправиться на верховую прогулку. Все это безумно нравилось мне».
ФЕВРАЛЬ 1991 ГОДА. БАГДАД. ОТЕЛЬ «АЛЬ РАШИД»
Мало на свете звуков гнуснее сирены воздушной тревоги. Знать бы, кто ее придумал, эту сирену. И ведь можно бы уже привыкнуть: пять раз на дню она рвет душу, но нет, не получается, сметающий все вой сирены всегда будто застает тебя врасплох, рождает тревогу и страх.
В подвале нашего пятизвездного отеля оборудовано бомбоубежище. Во время налетов всем постояльцам полагается спускаться туда. Но это правило обычно соблюдают одни японцы. Они чуть ли не строем, очень организованно, шагают вниз, имея при себе комплект химзащиты, противогазы, фонарики и надувные матрасы. Когда звучит отбой, они также организованно возвращаются наверх. Бедные японцы… Так и ходят целыми днями по темным лестницам, туда-сюда. Остальные полагаются на Бога.
Сегодня сигнал тревоги застает нас в пути между восьмым этажом, где мы живем, и пятым, где живет команда Би-Би-Си. Мы прихватываем с собой бутылочку виски и вежливо стучим в дверь под номером 534 – здесь у британцев оборудовано что-то вроде походной студии: мониторы, компьютеры, оборудование для монтажа… Дверь как обычно открывает Брайен, один из двух операторов. «Проходите»,– говорит он и растерянно улыбается.
Наш приход означает, что вот-вот начнется бомбардировка. Она всегда начинается с наступлением темноты. Наверное, Брайен думает: и чего опять принесло этих русских? А может быть, он как раз и рад: в большой компании да еще за бутылкой не так страшно.
Номер у англичан большой, из трех комнат. Везде горят свечи, воткнутые в пустые бутылки, а у монитора - даже керосиновая лампа. Богато живут. Вся прихожая у них заставлена коробками с едой, пивом и питьевой водой в пластиковых бутылках. По углам разбросаны легкие бронежилеты, выданные компанией. Жилеты положены им по контракту. Кроме того, у каждого есть противогаз на случай химической атаки и приличная страховка на случай гибели. Нам все это в диковину. У нас нет ничего, даже свечей. Наверное, британцы думают, что мы сумасшедшие. А может быть, они помнят о том, что зато у нас есть посольство – одно из немногих, оставшихся в эти дни в Багдаде, а это очень полезное учреждение, особенно если тут начнется крупная заваруха.
Еще у них в команде есть девушка, ее зовут Хиса. То ли режиссер, то ли редактор. Кажется, у нее какие-то серьезные проблемы. Хиса слушает классическую музыку и все время о чем-то напряженно думает. Да и зачем бы человеку ехать под бомбы, если у него нет серьезных проблем? Когда мы сегодня входим в их номер, она слушает Шопена. Музыка звучит грустно и покойно. И вообще обстановка очень лирическая: свечи, полумрак, тихая музыка. Кажется, вечеринка получится что надо.
Ровно в одиннадцать ударила первая ракета. Видимо, она взорвалась совсем неподалеку, потому что отель сильно вздрогнул, а комнату озарила яркая вспышка. Всем сразу захотелось выпить еще. Хиса отсела от окна к столу и сама щедро налила себе треть стакана. Улыбка на лице Брайена стала еще растеряннее. Второй оператор Рори взял камеру и, не глядя ни на кого, сказал, что пойдет на крышу – снимать. До крыши надо одолеть еще девять этажей – и все это пешком и в полной темноте. Лифты в этом отеле не работали по причине отсутствия электричества. Электростанцию американцы разнесли на куски еще месяц назад.
Спустя пять минут ударила вторая ракета, а следом подряд еще две. Окно само по себе распахнулось, послышался звон разбитых стекол, комната наполнилась запахом гари. Англичане потянулись за бронежилетами, только Хиса по-прежнему сжимала в руке свой стакан и смотрела куда-то внутрь себя. Наверное, ее проблемы были гораздо серьезнее, чем страх.
Странно, однако. Ровно два часа назад я разговаривал с Москвой, и дежурный в редакции сказал, что Горбачев сегодня уговорил представителя Багдада принять предложенный Кремлем план мирного урегулирования. Уговорил? Отчего же тогда американцы наносят этот удар? Это что, их ответ на наши мирные инициативы и на уступку Хусейна?
Не без опаски я подошел к раскрытому окну, выглянул наружу. Картина, как всегда, была феерической. Все небо расчертили трассеры зенитных орудий и пулеметов. Вспышки дальних разрывов, словно зарницы, выхватывали из темноты силуэты огромного города, который сейчас затаился, притих – в надежде спастись, избежать гибели и разрушений. Особенно зловещими в свете разрывов казались клубы черного дыма, поднимавшиеся от разбитых во время утреннего налета нефтехранилищ.
Вскоре запах гари стал еще сильнее. На подоконник посыпались пепел и сажа.
И тогда Хиса поставила «Реквием». И все сразу встало на свои места. Мы вернулись в комнату, сели за столом вокруг горящей свечи. Англичанка курила, и огонек ее сигареты хорошо вписывался в мерцание лампочек на телемониторах.
Город продолжали сотрясать разрывы ракет и бомб.
- Многие люди не понимают Моцарта, - как бы сама себе сказала Хиса. - Наверное, чтобы понять эту музыку, надо пережить кое-что.
- Они специально бомбят в начале ночи и перед рассветом, - встрепенулся Брайен. - Тогда людям бывает страшнее всего.
- О чем ты думаешь? - Повернулась ко мне Хиса. - Ты боишься?
- Я думаю про свою дочь. Я всегда про нее думаю. Эта война… Другие войны… Иной раз я думаю: может быть, я смогу весь этот кошмар выбрать сам, чтобы ей не досталось ничего похожего. Ты меня понимаешь?
- Да, я тебя понимаю. Очень хорошо понимаю.
…В ту ночь Багдад подвергся самой ожесточенной бомбардировке за всю войну.
Мы поехали в Ирак вдвоем - я и мой коллега Саша из международного отдела «Правды». Странно, но в Багдаде тогда не было ни одного советского журналиста. Мир стоял на пороге большой войны, в страны Залива правдами и неправдами пробирались тысячи репортеров. Но у нас хватало тогда своих проблем, все в родном государстве катилось в тартарары, люди жили с предчувствием неминуемой катастрофы, какой там Ирак…
Получив у начальства разрешение на поездку, мы тут же отправились в иракское посольство, без проблем получили визы и заверения в том, что министерство информации Ирака окажет нам любое содействие, едва мы пересечем границу. В два дня собрались и поехали.
Достичь Багдада было проще всего через Иорданию, куда летал родной Аэрофлот. 12 февраля мы прибыли в Амман и остановились в отеле Intercontinental. Теперь следовало осмотреться и решить, как быть дальше.
Отель был заполнен западными журналистами и шпионами: одни только что вырвались из Ирака и шумно отмечали это в пабе на первом этаже, другие, напротив, ждали оказии попасть поближе к зоне боевых действий. Нам довольно скоро удалось вычислить источник необходимой информации - им стал корреспондент американской телекомпании Эй-Би-Си с редким именем Джон. Он только три дня назад приехал из Багдада и охотно согласился ответить на все наши вопросы.
Как добраться? О, нет проблем! Берете здесь такси до границы с Ираком, это пять часов езды и всего-то около ста долларов. А там, если у вас есть виза, берете уже иракское такси или нанимаете машину, вам подсаживают сопровождающего чиновника – еще десять часов пути, и вы в Багдаде. Сколько стоит иракское такси? По-моему, тысяча баксов. С человека.
Заметив, как вытянулись наши лица (у нас на всю поездку было тысячи полторы, на двоих), американец поправился: «Возможно, вам повезет и вас подсадят в попутный автобус, тогда вы сильно сэкономите».