- Я журналист, - сказал он. - Работал на войне в Заливе, делал съемку. И вот все украли. Помогите найти хотя бы кассеты.
Хотя бы кассеты… Вон хорошо знал цену этим кассетам. И он также отлично понимал, что об этой цене даже не догадывается местная шпана, ограбившая его машину. Как, впрочем, и местная полиция.
Карабинеры добросовестно осмотрели все мусорные контейнеры в окрестностях, однако ничего не обнаружили.
- О кей, - сказал тогда Вон. - Объявляю награду в восемь тысяч долларов - тому, кто вернет мои вещи.
Карабинеры посмотрели на британца, как на законченного идиота.
Он пошел в банк и снял со своего счета деньги. Рано утром его разбудил в гостинице телефонный звонок из полиции:
- Сеньор Смит? Нашлись ваши кассеты.
Ему вернули десять кассет из одиннадцати. Отлично! Вон заплатил обещанное вознаграждение, сел в машину с выбитыми стеклами и помчался в Штутгарт.
Вернувшись домой, Вон Смит продал телекомпаниям отснятый материал за 200 тысяч долларов. Часть этих денег он передал на развитие Frontline news.
В министерстве обороны очень боялись, что Вон начнет рассказывать газетчикам о своей эпопее и тогда военные будут выглядеть полными дураками. Скандала не избежать. Но и Вон побаивался: все таки он нарушил законы, прибегнул к подлогу, что теперь будет? Тогда между ним и военным ведомством был достигнут компромисс: Вон помалкивает о своих похождениях, а генералы в ответ закроют глаза на его шалости.
- Отличная работа! - с восхищением сказал Рори, узнав подробности. - Если дела так пойдут и дальше, мы скоро переплюнем «Рейтер».
Эта идея - сделать их компанию такой же большой и влиятельной, как «Рейтер», по-прежнему захватывала Рори, он верил в то, что это им по силам. Питер и Вон, привыкнув к закидонам своего приятеля, только ухмылялись и помалкивали. Они смотрели на вещи трезво.
Рори той весной редко появлялся на горизонте. Он все еще праздновал свой «медовый месяц». Кажется, он просто потерял голову: ни на минуту не желал расставаться с Джульет, каждый день привозил ей цветы, делал подарки и совершал мелкие глупости, свойственные влюбленным.
С наступлением лета они поехали с детьми в Штаты, там в лесистом краю севернее Бостона мама Рори унаследовала большой участок земли с домом на берегу озера. По-русски это называется «дача». Просторный бревенчатый сруб стал их пристанищем почти на целый месяц. Ловили рыбу, охотились, лазили по скалам. Рори учил детей ставить капканы на лис, разжигать костер, бить рыбу гарпуном. Правда, однажды и здесь обнаружился его необузданный нрав. Желая показать, что человек может выжить в глухом лесу, была бы только смелость, он с одним перочинным ножом напал на огромного лося, загнал его в озеро и перерезал зверю глотку.
Я из Москвы бомбардировал его факсами и звонками: давай быстрее план нашего путешествия к моджахедам. К этому времени этой идеей уже загорелся и Руслан Аушев - он пообещал оказать нам поддержку. Руслан стал большим человеком - депутатом Верховного Совета СССР, председателем Комитета воинов-интернационалистов при Президенте СССР. В Москве тема военнопленных, брошенных родиной в Афганистане, становилась модной. Уже появились политики, делавшие на этом свою карьеру. Зарабатывали очки, не стесняясь. Руслан и его Комитет не хотели шоу, а хотели реально помочь попавшим в беду парням, их родителям.
Рори тоже не сидел сложа руки. Он навестил брата Ахмад Шаха Масуда, который жил в Лондоне. «Как Масуд посмотрит на то, что к нему приедет советский представитель для переговоров о судьбе пленных?» Спутниковыми телефонами тогда обзавелись уже все крупные партизанские командиры, поэтому составленный по-восточному ответ пришел очень скоро: «Если Рори и Питер выступят гарантами этого визита и лично сопроводят человека из Москвы, тогда такое предложение можно было бы рассмотреть».
Питера уговаривать не пришлось, он согласился сразу. Теперь следовало разработать план.
Рори предлагал следующее. Мы прилетаем в Пешавар и несколько дней живем там, это необходимо для того, чтобы пакистанская контрразведка привыкла ко мне, увидела, что я занимаюсь рутинным журналистским делом. «Будем ходить по базарам, встречаться с беженцами, брать интервью у чиновников, - писал мне Рори. - За всю войну в Пешаваре, по-моему, не было ни одного человека из СССР, ты станешь первым, что сулит некоторые неудобства. Тебя автоматически причислят к шпионам». Однажды ночью, предварительно убедившись, что слежки за мной нет, мы на арендованной заранее машине едем к афганской границе, там пересаживаемся на нанятых также заблаговременно лошадей и вместе с проводником идем вглубь Афганистана. Переход до базы Масуда займет десять-двенадцать дней. Там мы работаем, сколько требуется, и тем же путем возвращаемся в Пешавар.
Далее план Рори Пека предусматривал одну неожиданную особенность, о которой он предпочел сказать мне по телефону.
- Владимир, - несколько торжественно обратился он ко мне своим гортанным голосом. - При возвращении в Пешавар тебя скорее всего арестует пакистанская полиция за нарушение пограничного режима.
- Нормально, - опешил я. - И чем мне это грозит?
- Ну, отсидишь пол года в пакистанской тюрьме, потом тебя выпустят. Или обменяют.
- Пол года?
- Ну, может быть, чуть больше или чуть меньше. А что тебя смущает?
Рори произнес это так, что мне не оставалось пути к отступлению. Я подумал о том, что пол года - это и вправду невеликая плата за то дело, которое мы собираемся совершить. Да и тюремный опыт журналисту тоже не помешает.
- Не волнуйся, Владимир, в тюрьме мы тебя будем навещать и подкармливать, - уже веселился Рори. - Ну, как? Ты согласен?
- Согласен, - ответил я. - Приезжай в середине августа - к этому времени я оформлю пакистанскую визу и выкуплю билеты на самолет до Исламабада.
- И еще, - сказал он. - Я советую тебе отрастить бороду.
- Зачем?
- Ну, на всякий случай. Ты там часто мелькал. Лучше, чтобы тебя не узнали.
Теперь, когда Рори Пек вновь связал себя узами брака, он все чаще стал размышлять о своей жизни, о будущем, о том деле, которое его кормит.
Он безумно любил Джульет, любил до дрожи, любил так, что порой терял рассудок. Но его дело, кажется, вступало в противоречие с его любовью. Его бизнес был эгоистичен, он забирал Рори целиком и не оставлял ему возможности быть с любимой. Месяцами находиться на фронте, без всякой связи с цивилизованным миром, без телефона, почты… Раньше он мог рисковать своей головой и лезть в самое пекло, но может ли он оставаться таким безрассудным теперь? Ведь отныне он не один. Есть Джульет, есть ее сын, есть его сыновья, у них будут общие дети. Он должен нести ответственность за это. Да, с недавних пор его мир изменился, и с этим следовало считаться.
Мысленно он возвращался на поля сражений. Грех зарабатывать на войне, на крови, на страданиях, слышал он иногда. Грех? Но ведь сам он не убивал. Он никому не принес зла. Напротив, он был убежден в том, что его работа способствует окончанию любого кровопролития. Разве, показывая самые темные и самые тайные стороны войны, он смаковал их, разве призывал других взяться за оружие? Нет, говорил сам себе Рори Пек, он всего лишь честно выполнял долг репортера. Люди имеют право на то, чтобы знать правду и самим делать выводы. Он всего лишь был их глазами внутри войны. Его камера беспристрастно фиксировала происходящее. Ну, а то, что за это платят деньги… За любую работу платят деньги.
Он вспомнил, как недавно на каком-то общем ужине Вон вдруг разразился необыкновенно длинной тирадой по поводу их ремесла.
- Да, - сказал он, с явным вызовом обращаясь к невидимым оппонентам. - Нас называют «свободными журналистами», фрилансерами. Иногда эти слова произносят с оттенком иронии. Есть, мол, серьезные компании и серьезные штатные корреспонденты, а эти - ну, просто бродяги непутевые. А я вам вот что скажу. Лично я не чувствую никакой ущербности. Напротив, мне жаль тех, кто служит в редакциях и телекомпаниях. Они несамостоятельны, свободу их действий и мыслей ограничивают хозяева или боссы. Нет, я не хочу оказаться на их месте.
Да, - с напором продолжал Вон Смит. - Мы не изменим мир, но ведь кто-то же должен поднимать камни и демонстрировать, что лежит под ними. Мы показываем людям то, что не могут или не хотят показать обычные журналисты. У каждого человека свои представления об истине, никто не вправе считать себя монополистом на то, что есть правда, но, согласитесь, чем больше версий будет озвучено, тем ближе к цели мы окажемся.
Нас упрекают в том, что иногда мы действуем на грани закона, а порой напоминаем настоящих авантюристов. Мне нечего возразить, потому что такова специфика этой работы. Нашей самой лучшей работы! - с пафосом закончил он.
Питер и Рори до того расчувствовались, услышав эту речь, что выпили свое вино стоя.
Вспомнив об этом эпизоде, ирландец невольно улыбнулся. Вон сказал тогда то, что у каждого было на душе. Каждый не раз задумывался об этом. Хорошо Вон сказал.
Но что дальше? Война в Заливе окончена. Боевые действия в Афганистане тоже вот-вот завершатся. Возможно, мир вступит в полосу благоденствия и покоя. Люди перестанут решать свои проблемы с помощью оружия. И тогда все решится само собой. Они с Джульет отправятся жить в Индию, станут путешествовать - заоблачные Гималаи, священный Ганг…
Он сказал ей про Индию. Джульет понимающе тонко улыбнулась:
- Конечно, дорогой. Я всегда мечтала там побывать. Но… - она по привычке тряхнула своими каштановыми волосами. - Но, если труба опять позовет тебя в бой, я не буду против. Мне нравится то, что ты делаешь. И, если хочешь, мы можем делать это вместе.
- Дарлинг, - только и произнес Рори. - Любимая.
Крутой ирландец рядом с этой женщиной становился пушистым котенком.
В июле я взял отпуск и поехал с друзьями на Урал. Там есть очень живописная речка под названием Чусовая. Мы решили сплавиться по ней на байдарках. Заодно я стал отращивать бороду. Удивительно, но, когда мы вернулись в Москву, первое время даже близкие знакомые проходили мимо меня, не здороваясь. Не узнавали. Вот как меняет человека борода.