Кажется, уже начало смеркаться, когда дверь в мой кабинет отворилась, я обернулся: это был Рори. Ну вот, а я совсем забыл про него. Рори должен был проводить в аэропорт свою любимую Джульет, а на обратном пути обещал заехать ко мне в редакцию – так мы с ним накануне договорились по телефону. Все последние дни они с Джульет провели у нас на даче в Серебряном бору.
- Владимир, что с тобой? - Это он заметил мое смятение.
- А ты еще ничего не знаешь?
- Что я должен знать? - Рори нависает надо мной и вид у него абсолютно изумленный.
- Переворот, - говорю я. - Горбачеву конец. Путч. Танки. Смотри! - Я показываю ему на телеэкран.
Некоторое время он с недоумением смотрит, напряженно вслушивается в комментарий американского корреспондента, потом снова переводит взгляд на меня.
- Мы ехали в Шереметьево, и я тоже видел танки. Но я думал, это учения.
- Нет, это не учения.
Он опять морщит лоб и долго смотрит на меня. Кажется, до него, наконец, доходит. Но его реакция меня изумляет. Рори приходит в дикое возбуждение.
- Путч? Военный переворот? О, факинг! Фантастика! Где моя камера? Она у тебя дома? Да, да… - Выпучив глаза, Рори носится по комнате с видом человека, которому крупно повезло. Потом останавливается напротив меня:
- Владимир? Но почему ты все еще здесь?
- А где я должен быть?
- Владимир, ты, точно, спятил. Крэйзи! Мы должны немедленно ехать к Белому дому. Немедленно! - Он хватает меня за руку. - Вперед!
…Мы должны немедленно ехать к Белому дому. Мы должны… Должны? Но, постой, ведь я - член редколлегии газеты «Правда». У меня кабинет с приемной, двумя секретарями и правительственной связью. По пятницам мне приносят «кремлевский паек», это такая авоська с деликатесами по очень смешным ценам. Служебная дача. Черная «Волга». И что-то там еще - положенное высшей советской номенклатуре. Мне нельзя к Белому дому. Ну, нельзя и все. Это даже не объяснить. Не-льзя! Ельцину, похоже, каюк. Уйду я сейчас к Белому дому, значит уже не смогу вернуться обратно. Эти двери закроются передо мной навсегда.
Рори с явным недоумением разглядывает меня. Чего тут раздумывать? Такие события за окном, а ты - фронтовой журналист, полярный бродяга - протираешь задницу в мягком кресле! Да, ты действительно рехнулся, парень? Рори же ничего не знает о неписаных правилах нашей советской жизни. Он - с другой планеты.
…Это сейчас, годы спустя, те сомнения кажутся мне пустыми, никчемными, но это сейчас… Действительно, как это я, репортер, военный корреспондент, руководитель информационной службы крупной газеты, мог тогда сомневаться и раздумывать? Да мне с утра следовало быть на улицах, в гуще событий. Но это сейчас те мучения представляются абсурдными, а тогда…
А тогда я встал и пошел вслед за своим британским приятелем, плохо, впрочем, соображая, куда и зачем.
Мы заехали ко мне домой на проспект Мира, там Рори взял маленькую почти любительскую телекамеру.
- Что ты с ней собираешься делать? - спросил я.
- Как что? Буду снимать репортаж, а ты мне поможешь.
- Вот этой игрушкой?
- Черт подери, Владимир, другой-то ведь нет. Жаль, что мой «Бетакам» остался дома. Но знаешь, что я тебе скажу? Когда происходят такие события, телекомпании хотят получить эксклюзив и их мало заботит качество. Им подавай горячие кадры прямо из окопов.
К зданию Верховного совета России отовсюду стекались люди. Были простые зеваки - пришли, посмотрели, ушли. Были сумасшедшие - эти всегда приходят туда, где эпицентр событий. Но нет, не они бросались в глаза. Никогда прежде я не видел столько хороших лиц в одном месте, как в тот день. Никогда! Интеллигентных, светлых, добрых лиц. Эти люди наивно поверили в новую, свободную, другую страну. Страну без страха, без воровства и нищеты, без лицемерия и лжи. Они пришли сюда защищать свою веру. Для них это был момент истины. Боже, какие там были лица! Какая необыкновенная атмосфера царила там!
Строили баррикады - тащили откуда-то арматуру, камни, старые доски… Пожилые женщины профессорского вида угощали строителей горячим чаем из термосов. Звучали под гитару песни Окуджавы. Обсуждали, как организовать оборону Белого дома - если пойдут танки, если высадится десант, если в дело вступит «Альфа»…
Когда ближе к вечеру прошел слух, что в здание могут просочиться агенты Лубянки, они все взялись за руки и организовали вокруг Белого дома живое кольцо. И стояли в этом кольце часами - старики, студенты, женщины, совсем молодые ребята, москвичи.
С лязгом и гарью на некотором отдалении маневрировали танки – никто толком не знал, зачем они здесь: то ли станут стрелять по Ельцину, который сидит внутри, то ли, напротив, будут его защищать. Толпа кормила танкистов бутербродами и агитировала за российского президента, но до поры те отмалчивались и отделывались шутками. Ждали, как будут развиваться события, чья возьмет.
Тогда многие этого ждали…
Рори работал, как оголтелый. Он снимал баррикады у Горбатого мостика, костры на улице Рочдельской, живую цепь и чумазых танкистов, готовых по команде стрелять в любую сторону.
Я шел за ним по пятам. Конечно, мне тоже следовало делать фотографии, записывать то, что происходило - на бумагу, на диктофон, ведь на моих глазах творилась история, одна эпоха сменяла другую, важно было сохранить каждую деталь этого дня, каждый штрих. Но, увы, тогда я все еще не мог сбросить оцепенение, не мог почувствовать себя просто репортером - не номенклатурным чиновником главной партийной газеты, а свободным журналистом. Глупец, я не снимал и не записывал потому, что внутри меня все еще сидел строгий цензор, который, конечно, никогда не разрешил бы опубликовать рассказ об увиденном на страницах «Правды». Глупец, я еще не осознал тогда, что с прошлым покончено, что сегодня я ушел вслед за Рори не просто со своего рабочего места, а шагнул в иную жизнь.
Наряду со сгущавшейся тьмой сгущалось и напряжение вокруг Белого дома. Люди ждали штурма. Это слово «штурм» просто висело в воздухе - вместе с моросящим дождем. Штурм, штурм… Укрывшийся в здании российский президент был главным препятствием на пути партийных функционеров, объявивших себя сегодня спозаранку спасителями родины. Или он, или они. Иного было не дано, это понимал каждый. Если их планы и намерения серьезны, значит они пойдут до конца, они должны раз и навсегда убрать со своего пути это препятствие. Значит, будет штурм.
Но людей вокруг здания с каждым часом становилось все больше. И все выше вырастали баррикады. Конечно, эти нелепые сооружения носили скорее символический характер, они не могли остановить ни танк, ни бронемашину. Не важно! Их и возводили как символ, как вызов, как стремление выплеснуть накопившуюся энергию. Чтобы показать: мы не уйдем, мы будем защищать этот дом своими телами.
Толпу то и дело будоражили разные тревожные слухи. Кто-то, якобы, засек снайперов, засевших на чердаках соседних зданий. Кто-то говорил о лубянском спецназе, который подземными ходами выдвигается для скорого штурма. И будто уже летят вертолеты, которые обрушат на парламент ракетный залп. И просачиваются внутрь агенты «пятой колонны»… Рори требовал, чтобы я переводил ему все, что услышу. И возбуждался все больше.
Ближе к полуночи, когда штурм ожидался с минуты на минуту, он сказал, что теперь мы должны непременно проникнуть внутрь. Естественно! Где же ему сейчас быть, как не внутри этого дома, если этот дом вскоре собираются бомбить! Но к тому времени защитники здания окружили его невероятно плотными кольцами. Какие-то энергичные люди сумели организовать толпу, разбить ее на отряды, каждому отряду поставили свою задачу. Появились пропуска, пароли, у подъездов выставили вооруженную охрану. Пройти в Белый дом казалось мне задачей абсолютно невыполнимой, о чем я и сказал своему приятелю.
- Импосибл, - сказал я ему. Невозможно. Но тогда я еще плохо знал Рори Пека.
- Владимир, - ответил он мне. - Теперь держись ближе. Мы идем в Белый дом.
В следующую секунду он разбежался и с гортанным криком «Я британский журналист!» врезался прямо в кольцо людей, оцепивших здание. Не ожидавшие такого интеллигентные демократы, на мгновение опешили, разомкнули свои ряды, и этого оказалось достаточно, чтобы мы прорвали первую линию обороны. Примерно так же мы преодолели другие заграждения и вскоре оказались у входа в дом. Здесь Рори показал охранникам свою камеру, а я сказал им, что он из Би-Би-Си и что нас ждет лично господин Ельцин для интервью. На лицах охранников читалось большое сомнение. Но на наше счастье мимо проходил пресс-секретарь российского президента Павел Вощанов, который меня знал. «Привет, Паша»! - завопил я, словно встретил своего лучшего друга. Вощанов был умным человеком. Он понимал, что чем больше иностранных журналистов окажется в здании, тем безопаснее для всех них. Он сделал знак охране пропустить нас внутрь и даже показал дорогу на тот этаж, где находилось все руководство.
Впервые за весь день Рори с одобрением посмотрел на меня. Но, по его мнению, успех следовало немедленно развивать.
- Теперь мы должны увидеть Ельцина, - потребовал он.
- Вряд ли, ему сейчас до нас.
- Владимир, – строго ответил на это Рори. - Если ты хочешь быть первым, никогда не думай так. Думай только о том, как достичь своей цели. Поговори с этим мистером, который пресс-секретарь.
Вощанов, как я и думал, без энтузиазма выслушал мою просьбу.
- Ты же понимаешь, - ответил он. - Все хотят взять интервью у Ельцина. Но пока он не готов. Возможно, позже… Я постараюсь.
Но зато он указал нам на кабинет вице-президента:
- Попробуйте прорваться к Руцкому.
В приемной вице-президента было полным-полно разного люда. Почти все имели оружие, разговаривали возбужденно и громко. По обрывкам фраз я понял, что именно здесь находится военный штаб по обороне Белого дома. И где же ему было еще находиться как не здесь? Руцкой – генерал, Герой, «афганец», храбрый летчик. Сегодня ему все карты в руки.