Надо, чтобы дом непременно стоял в сосновом лесу, чтобы вокруг был большой участок, чтобы рядом было помещение для прислуги и конюшня, – выслушав все это, я натурально выпал в осадок.
- В своем ли ты уме, приятель? Такие дачи у нас имели только члены политбюро. Даже если ты найдешь что-то похожее, у тебя никаких денег не хватит на аренду.
Но Рори только презрительно фыркнул.
Однако не будем забывать, для чего ирландец в середине августа прибыл в Москву. Попытка военного переворота всего лишь отодвинула реализацию нашего афганского плана, но не зачеркнула его. Когда накал событий стал спадать, мы вновь вернулись к своей идее. Правда, теперь план стал сильно меняться, и в этом нет ничего удивительного: за прошедшие месяцы сильно изменился сам окружающий нас мир.
К осени моджахеды Ахмад Шаха Масуда опять потеснили правительственные войска и на обширной территории вышли вплотную к границам СССР. Поэтому Руслан Аушев предложил нам отказаться от первоначального замысла - пробираться к Масуду через Пакистан с риском угодить в местную тюрьму. Зачем городить огород, если теперь можно оказаться у «духов», перейдя из Таджикистана через речку Пяндж. Вторым существенным моментом было желание самого Руслана присоединиться к нашей группе.
Рори сразу одобрил оба предложения. Конечно, участие в нашем предприятии такого известного человека, как Аушев, придавало ему совсем другой вес. Герой афганской войны, председатель Комитета по делам воинов-интернационалистов при Президенте СССР, депутат, человек, с которым считаются высшие советские бюрократы... Руслан мог бы стать первым высоким должностным лицом из Союза, кто вступит в прямой контакт с вооруженной оппозицией на ее территории. «Фэнтэстик!» – только и сказал ирландец, узнав от меня об этом.
Что же касается идеи уйти в Афган с нашей земли, а не нарываться на конфликт с пакистанцами, то тут тоже все было ясно и бесспорно. Теперь требовалось утвердить план в инстанциях.
В начале октября мы передали члену президентского совета А.Н.Яковлеву записку, подписанную Русланом и мной. В ней содержалась информация по поводу военнопленных, оставшихся в Афганистане, а также наши предложения по их вызволению и, в частности, вариант визита к моджахедам. Предполагалось, что мы пересечем гос. границу в районе высокогорного памирского поселка Ишкашим, на сопредельной территории нас встретят представители Масуда и сопроводят группу к месту ведения переговоров. Мы просили дать поручение КГБ обеспечить безопасность группы на весь период ее работы (хотя, как это можно было сделать - этого никто объяснить не мог), а командованию погранвойск дать указание пропустить входящих в состав группы лиц на территорию сопредельного государства и по окончании их работы так же - в безвизовом режиме - обеспечить возвращение на территорию СССР.
Яковлев довольно оперативно рассмотрел нашу бумагу и со своей одобрительной резолюцией направил ее Президенту. Бюрократическая машина завертелась. 10 октября М.С.Горбачев начертав на письме «Прошу внести предложения», разослал его министру иностранных дел Панкину, в военное ведомство маршалу Шапошникову и председателю КГБ Бакатину. Мы вдвоем с Русланом немедля отправились по этим инстанциям: следовало рыхлить почву и держать ситуацию под контролем.
В МИДе, у военных и пограничников все прошло гладко, там не стали чинить препятствий, пообещав поддержать нашу инициативу. Отлично! Но вот с чекистами пришлось поработать. Афганистан считался их вотчиной, они привыкли быть там хозяевами и не любили, когда кто-то покушался на эту монополию.
В КГБ нас приняли два больших генерала. И началось! Первым делом мы выслушали слова, которые всегда в подобных ситуациях произносили вымуштрованные советские чиновники: «А кто будет отвечать, если с вами что-нибудь случится?»
Ничего не изменилось, подумал я. Уже и коммунизма нет, и партийной бюрократии, а совковые традиции живы. Эти люди свои тексты произносят по инерции, но все еще очень твердо. Видно, заучили на всю жизнь. Примерно час мы с Аушевым убеждали генералов, что им не придется нести за нас ответственность. Но тут один из них, заместитель начальника главка, вдруг произносит такой текст:
- Мы посовещались и решили довести до Михаила Сергеевича Горбачева всю степень опасности и ненужности этого предприятия. Мы уверены в том, что Масуд не пойдет с вами на контакт, и вся ваша миссия будет обречена на провал.
В переводе с иезуитского языка высших чиновников это означало следующее: «Не лезьте не в свое дело. Если уж у нас не получилось, то у вас и подавно не получится. А если у вас получится, то зачем тогда мы?»
Ну, вот... Мне показалось, что сейчас все наши усилия пойдут прахом. Эту стену не пробить. Я с надеждой посмотрел на Руслана. Давай же, спасай ситуацию! Он отреагировал правильно:
- А вы знаете, Михаил Сергеевич имеет другое мнение. Он в разговоре со мной активно поддержал наш проект и фактически выступил его патроном.
- Да?.. – На лице генерала отразилась сложная гамма чувств. Это был удар прямо в солнечное сплетение. Конечно, может, Аушев и блефует, говоря о поддержке президента, а вдруг не врет? К тому же и Панкин уже поддержал, и Шапошников, и командующий погранвойсками Калиниченко. Да-а, ситуация…
Генералы обменялись короткими взглядами и видимо решили, что пора переходить к запасному варианту.
- Возможно, это и следует поддержать, но мы твердо уверены в том, что Аушеву участвовать нецелесообразно, - сказал старший. - Это свое мнение мы доложим наверх.
- Представляете, какой поднимется шум, если его захватят в заложники! - Поддакнул второй чекист. - Какой это будет удар по престижу нашей страны.
Руслан недоуменно пожал плечами, понимая, что нам предлагают компромисс. Торг. Или он отказывается от своего участия, или весь этот план будет зарублен на корню.
Теперь уже мы перебросились взглядами: что будем делать? Я чуть заметно кивнул: надо соглашаться. Заманчиво, конечно, было отправиться к «духам» вместе, но ничего не поделаешь… Следовало спасать ситуацию.
- Хорошо, - наконец, сказал Руслан. - Мы возвращаемся к первоначальному замыслу, когда планировалось, что пойдут три человека - британцы и Снегирев. Я надеюсь, других возражений не будет? - Он поднялся и протянул руку для прощального рукопожатия.
- Ну, что вы, Руслан Султанович? - Вдруг обиделся хозяин кабинета. - У нас так не принято. А по рюмке коньяка? Давайте, давайте.
- За успех вашего безнадежного дела, - неудачно пошутил второй генерал.
- За успех нашего общего благородного дела, - поднял свой сосуд Аушев. - И за вашу активную поддержку.
- Ну, ну, - хмыкнул хозяин кабинета. - Посмотрим…
ДЕКАБРЬ 1991 ГОДА. ПАМИР.
ВЫСОКОГОРНЫЙ КИШЛАК ИШКАШИМ
А-а-а-а! Среди ночи я проснулся от ужаса. Сначала решил, что кто-то закрыл мне нос и рот, воздуха не было, я натурально задыхался, как выброшенная на берег рыба. А-а-а-а! Вот сейчас умру, вот-вот… Рывком сел, стал лихорадочно выпутываться из спального мешка и тогда понял, что никого рядом нет, никто меня не душил и не трогал. Просто воздух исчез, тогда исчез, а теперь понемногу он опять наполнял собой темноту, я снова дышал – часто и тяжело. Окончательно выпроставшись из мешка, я медленно встал, на ощупь пробрался к двери, открыл ее и вышел наружу.
За ночь крепко подморозило. Под холодным светом луны заснеженные хребты выглядели зловеще. Я посмотрел вниз, в долину, откуда мы пришли вчера. Защемило сердце. Там, совсем недалеко, в двух-трех часах ходьбы, мерцали электрические огни нашего поселка. Совсем недалеко… Там была наша погранзастава, там было тепло, уютно и безопасно. Там был дом. Он был совсем рядом, каких-то два часа ходьбы.
«Еще не поздно, - сказал я сам себе. - Утром ты придумаешь причину, по которой твое дальнейшее путешествие становится невозможным. Ты извинишься перед спутниками, попрощаешься с ними и уйдешь вниз. В долину. Домой. Тебе хватит. Остановись. Твоя совесть чиста. Ты уже вдоволь наискушал судьбу. Твой лимит исчерпан. Если ты продолжишь этот путь, то уже никогда не увидишь своего дома».
Я опять взглянул вниз, в долину, где мерцали огни, и с неохотой вернулся в наше убогое жилище. Пробравшись в свой угол, сел на спальник, прислонился к холодной стене. Спать я боялся. Вдруг опять кто-то схватит за горло. Я сидел с открытыми глазами и тихо паниковал. «Даже если тебя не убьют, то сердце не выдержит этих гор, этой безумной высоты. Видишь, ты едва ступил на эту тропу, а уже чуть не сдох».
Ближе к полуночи из другого угла послышался гортанный голос ирландца:
- Что, Владимир, не спится? Я тоже не могу спать. Но ты не волнуйся, это акклиматизация.
А следом и Питер дал о себе знать:
- И я не сплю. Обычное дело для такой высоты. Завтра все придет в норму.
Не знаю, почувствовали они мое смятение или им тоже было не по себе. Следом завязался долгий разговор - о Москве, о том, что ждет нашу страну, о наших собственных планах. «Я обещаю, что скоро вы будете спать очень крепко, - сказал Рори. - Просто для хорошего сна надо хорошо уставать». Потом Питер как-то затих, похоже, задремал. А Рори включил фонарь и стал что-то писать в своем блокноте - судя по блуждавшей на его лице улыбке, это было письмо Джульет.
А меня все не покидали тревожные мысли. Много ли снега на перевалах? Не перехватили ли сообщение о нашем маршруте головорезы из ваххабитских формирований? И снова - выдержит ли сердце? Я обращался мыслями к близким, веря в то, что в опасные минуты они своей любовью поддержат, спасут меня. И из головы все никак не выходили такие родные огоньки, мерцавшие совсем недалеко.
Потом наступил день. И тревожное настроение рассеялось, как рассеялась тьма.
Нет, обратного пути не было.
Мы прилетели в Душанбе в самом конце ноября. Пару дней бесцельно потолкались по городу, ожидая пока над перевалами очистится небо. Базар, чайхана, гостиница… Рори нервничал, ему во что бы то ни стало хотелось вернуться к Рождеству в Лондон. Он вообще не умел ждать, а хотел получить все сразу. Но в далекий памирский поселок Ишкашим мы могли добраться только вертолетом.