- Может быть. Но я хочу, чтобы ты знал. Если они ворвутся и потребуют, чтобы я отрекся, я не отрекусь.
Его глаза стали влажными. Ему было очень важно сказать это.
А мне показалось: это прозвучало, как укор.
Как ни странно, ирландского аристократа тоже задел тот ажиотаж (бери! хватай!), который тогда царил в России. Однажды он сильно озадачил меня сообщением о том, что ведет переговоры на предмет приобретения Музея революции. Рори очень нравилось это здание в классическом стиле на Тверской, рядом с Пушкинской площадью. Он уже выяснил, что когда-то там размещалось Дворянское собрание, уже въедливо осмотрел всю экспозицию.
- Ты что же, собираешься открыть там казино? Или салон по продаже иномарок?
- Нет, Владимир. Не угадал. Я всегда подозревал, что ты плохой бизнесмен. У меня другие планы.
Оказывается, мой приятель смотрел вперед. Он был убежден, что пройдет совсем немного времени, и эти революционные экспонаты будут пользоваться бешеным спросом, привлекут сюда туристов со всего мира. Кстати, сам он по субботам неизменно отправлялся на «блошиный рынок» в Измайлово и скупал там все, что хоть как-то было связано с советской эпохой: портреты и бюсты вождей, картины в духе соцреализма, знамена победителей социалистического соревнования. Часть этой коллекции красовалась у него в доме, до глубины души изумляя его гостей. Мне казалось, что Рори испытывал удовольствие, наблюдая за их реакцией.
Поcле облома с Музеем революции он пытался вовлечь меня в процесс создания телепрограммы, посвященной автомобилям. Мы вместе навестили какого-то начальника в Останкино, но, как я и предполагал, ушли из его кабинета, не солоно хлебавши. Начальник сразу наметанным глазом профессионального обиралы оглядел иностранного гражданина и назвал цифру в твердой валюте, которая наповал сразила моего небедного друга. Мешая английские и русские ругательства, Рори сказал мне все, что он думает о бизнесе по-российски.
Мне кажется, в тот период он часто задумывался о том, чтобы покончить со своей опасной профессией. Но подходящего дела не находилось. Зато в войнах и революциях недостатка не было.
Да, его журналистские дела шли неплохо. Спрос на информацию с просторов бывшего СССР оставался высоким. Рори подряжался снимать и для англичан, и для немцев. Он делал репортажи о том, как демонтируются и режутся на куски ракеты, прежде нацеленные на Запад. Как покидают Германию и Польшу наши воинские части. Как открываются для всеобщего обозрения наши прежде секретные «атомные» города и оборонные предприятия. Он бывал на космодромах и базах подводных лодок, брал интервью у бывших руководителей КГБ и членов политбюро.
Его боссы прежде всего хотели убедить свою аудиторию (и убедиться сами) в том, что угрозы с востока больше нет, что монстр, которым многие десятилетия пугали обывателя, отныне не существует.
Но, как и прежде, с особой охотой ирландец отправлялся туда, где стреляли. А вернувшись, скупо рассказывал о том, что видел и никогда – о том, что пережил.
Собственно, ничего нового видеть он уже и не мог. Война везде была одинаковой. Безумной, бессмысленной, вонявшей трупами, перепачканной кровью и грязью, обильно политой слезами. Люди очень быстро забывали о том, отчего прозвучал первый выстрел, и принимались яростно уничтожать друг друга, желая добиться победы любой ценой - даже если с обеих сторон в живых не останется никого. От этих кровавых конфликтов на исходе двадцатого века больше всего страдали не воины, а мирные жители. Тогда у нас пол страны стало лагерем беженцев.
Рори Пек ни минуты не жалел о своем решении остаться в России. Он прекрасно сознавал, какие масштабные исторические события сотрясают одну шестую часть земного шара. Будущие исследователи станут по минутам изучать то, что происходит на пространствах бывшей империи. Вместе с крахом коммунизма меняется и весь остальной мир - это тоже очевидный факт.
Теперь у него появилась возможность изнутри узнать жизнь русских, постичь мотивацию их поступков, которые, если честно, по-прежнему иногда ставили его в тупик. Нет, Рори уже не считал, что все граждане этой огромной страны - поголовно пьянь и бездельники. Но взгляд его, как и раньше, был беспощаден. Он всегда очень точно определял человека: этот - негодяй, а вот с этим я бы стал иметь дело. Однажды он сказал мне:
- Было бы здорово найти хоть одного человека, который при виде иностранца не клянчит у него доллары.
Чаще всего мы встречались с ним в «Айриш пабе» на Новом Арбате. Почему-то Рори Пек предпочитал это место всем другим. Там всегда было не протолкнуться. От множества голосов шум стоял такой, что приходилось кричать на ухо собеседнику. Дым от сигарет пластами плыл над залом, как утренний туман на болоте. Но ему нравилось. Он ледоколом протискивался к стойке, гортанно заказывал «Гиннес», потом «Гиннес» заказывал я… Гуляли… Он в этом ирландском баре сразу расслаблялся, словно переносился к себе в Британию.
Когда он бывал в моем доме на проспекте Мира, Татьяна делала русский стол: грибочки, селедочка, пельмени… Ну, и, разумеется, водочка. Иногда с ним приходил Питер, который неожиданно для нас, завел в Москве подружку и теперь периодически наезжал в Россию. Питер поражал моих друзей тем, что мог за весь вечер не проронить ни слова. И при этом чувствовал себя совершенно раскованно: улыбался, хмыкал в усы, ел все подряд и не пропускал ни одной рюмки.
- Питер, - говорили ему подвыпившие гости, - женись на Оле.
Оля, судя по ее глазам, тоже была не против. Но бывший парашютист только вежливо скалился и пожимал плечами, что можно было расценить, как возражение: зачем жениться, когда можно и так?
Летом 1993 года семья Пеков решила отправиться в Монголию. Обычно они проводили каникулы в своем американском доме в штате Мэн, но теперь изменили традиционной привычке. Собственно, решил за всех Рори, сказав, что мальчикам пора становиться мужчинами. Видимо, Монголия, по мнению главы семейства, была для этого самым подходящим местом. К тому времени Финну исполнилось пять лет, Али - восемь, а Джеми - одиннадцать. Они ходили в школу, играли в крикет, собирали модели самолетов и иногда дрались. Словом, они были обыкновенными мальчишками. Но Рори Пек посчитал, что настала пора кое-чему поучиться.
- Вы должны знать, как поставить палатку, убить и освежевать дикого козла, переправиться через горную реку и разжечь огонь без зажигалки, - строго сказал он.
Из Москвы до Иркутска долетели самолетом Аэрофлота, там пересели на поезд, идущий в Улан-Батор. Вагоны были забиты мелкими торговцами, везущими свой товар, иногда между ними вспыхивали драки, проводники пили водку с пассажирами. Дети взирали на все это с ужасом, а Джульет уколола мужа: «И это, по-твоему, называется романтическим путешествием по Транссибирской магистрали?»
В монгольской столице к ним присоединились еще трое британцев. Они наняли два джипа и грузовик, который вез снаряжение, продовольствие на три недели и даже разборную юрту, которую предполагалось ставить на ночь. С ними вместе отправились три шофера, повар, гид и два специалиста «по установке юрты». План путешествия предусматривал три этапа: сначала, до гор, они должны были ехать на машинах, потом пересесть на лошадей и верхом достичь пустыни Гоби, а по пескам еще десять дней передвигаться на верблюдах.
Первая неделя превратилась в настоящий кошмар из-за того, что почти непрерывно лил дождь, и машины больше стояли в грязи, чем ехали. Монголы сокрушенно качали головами: «Это самое дождливое лето за последнюю четверть века». Рори, убежденный, что нельзя терять даром ни одной минуты, во время вынужденных остановок мучил мальчишек таблицей умножения, читал им лекции по истории или обучал французскому. Через несколько дней дети уже хорошо ориентировались в деталях британского военного господства, причинах безнадежности французской армии и разделяли тревогу Рори в отношении растущей японской угрозы. Зато по вечерам, когда разбивали лагерь где-нибудь на берегу озера или ручья, мальчишки с гиканьем уносились рыбачить или искать кости динозавров. Найти кость динозавра стало для них просто манией после посещения музея в Улан-Баторе, где над посетителями возвышались гигантские скелеты этих чудовищ.
Потом, когда вся экспедиция пересела в седла, дети и вовсе старались держаться подальше от строгого и начитанного родителя. Они галопом носились по степи, изображая из себя индейцев. А вот верблюды нашим путешественникам категорически не понравились. Джульет мне жаловалась впоследствии, что это были просто кошмарные создания. Они ужасно воняли, кусались, плевались, все время норовили лягнуть всадника и категорически отказывались делать то, что от них требовалось. Даже мальчишки настолько возненавидели верблюдов, что на финише их с трудом уговорили залезть в седла для памятной фотографии.
А наше документальное повествование приближается к своей развязке.
Наступил 1993 год.
Противостояние между Верховным Советом (так тогда назывался наш парламент) и Президентом грозило перерасти в настоящую войну. Противники уже открыто поливали друг друга грязью, активно копали компромат.
Конечно, Ельцин и его окружение вели себя не лучшим образом. Трагических ошибок было допущено сверх всякой меры. Да и выглядела власть неприглядно: сам гарант конституции часто появлялся на публике вдрызг пьяным, его присные нагло разворовывали государство, а проводимые ими реформы больно били по людям. Что ни день, то у оппозиции появлялись новые козыри против Кремля.
Но и сама оппозиция не была безупречной. Именно в этом лагере отчетливо проявлялась та прежняя совковая ментальность, которая так пугала молодую российскую демократию. Руководители Верховного Совета и примкнувший к ним вице-президент уверовали в то, что их миссия заключается в отстранении от власти законно избранного главы государства. Не перевыборы, не конституционный путь, а именно отстранение - если потребуется, то и силой. Спикер Хасбулатов говорил Руцкому: «Саша, ты должен стать Президентом уже этой осенью». Руцкой не возражал. Он давно поверил в свое высшее предназначение.