Но какое везение! По всему выходит – угодил я Аллаху, помог он мне: на борту турбохода не осталось ни одного моего контейнера! Кишан ещё и страховку получит… А вот чего дальше делать, буду думать завтра. Утро вечера мудрее, даже если утро понедельника. Главное, чтоб оно было, это утро…
И чистое море… за окном.
МУДРАК
Сейчас, когда свидетелям тех событий всё кажется сном.
Когда я, который видел Это своими глазами, сомневаюсь в памяти – пришло время довериться пергаменту, и пусть потомки сами возьмут на себя ответственность за свою веру или слепоту…
Его привели в цепях и наморднике. На нём не было ничего, кроме жалких лохмотьев, обёрнутых вокруг талии. Спину украшал багровый узор совсем свежих следов бича. Волосы спутанными космами выбивались из-под ремней маски. Локти и колени были изодраны в кровь. И в нём жила сила.
Цепи натягивали пять человек: по два на каждую руку, и один удерживал его шею.
Двое стражников нацелили копья ему в грудь, и трое меченосцев стояли позади.
Господин Муса поднял левую руку, и всё замерло.
Гости, их приближённые, рабы с опахалами, наложницы с блюдами только что приготовленных яств – всё застыло. Даже пыль, поднятая прелестными ножками танцовщиц, всего минуту назад показывавших своё великое искусство возбуждать пресыщенных, и та, казалось, замерла в ослепительных лучах полуденного солнца, заглядывающего во дворец сквозь проёмы крыши верхней террасы главного зала.
– Лим, повелеваю, скажи всем, что это не ты, – насмешливо обратился Господин к своему врагу. – Молчишь? Неужели ты не хочешь вместе с нами посмеяться над нелепыми обвинениями, которыми мои нерадивые стряпчие разукрасили твою безупречную службу? Или ты язык проглотил при виде нашего великолепия?
Зал послушно взорвался хохотом и аплодисментами. Господин несколько минут, благосклонно кивая головой, прислушивался к поднятому шуму, потом приблизился к пленнику и обошёл его кругом, не заходя, впрочем, внутрь эскорта.
– Похудел, – заключил он. – И халат совсем истрепался…
Двор попытался было вновь наградить Господина за удачную шутку, но тот нетерпеливо дёрнул рукой, и смех тут же перешёл в одобрительный шёпот.
– Неужели ты стал действительно так опасен, как считают мои советники? – задумчиво проговорил Господин, теребя рукоять своего кинжала. – Дифтер Лим – санитар кожи, стал великим воином? Значит, слухи о Заветных Текстах – не такой уж и вымысел? По крайней мере интересно, чем можно напугать начальника моей стражи.
Он решительно повернулся и поднялся на трон:
– Снимите кляп, умойте, и пусть говорит, что хочет.
Тотчас с пленника сорвали маску, опрокинули на голову кувшин воды, и опять всё замерло.
Лим потряс головой, стряхивая капли с волос, облизнулся и, насколько позволял ошейник, осмотрелся. Увиденное произвело на него впечатление: он покрутил головой и несколько раз щёлкнул языком. Потом посмотрел прямо в глаза Господину:
– Ба, да это же наш господин Муса, – заговорил он, и даже отсюда, с писарской скамьи, было видно, как напряглись мускулы у стражников. – Было что-нибудь интересное или я всё-таки успел к началу?
– Да вот, поймали бандита и мятежника, – спокойно ответил Господин. – И такое впечатление, что для начала придётся отрезать ему язык.
Пленник осуждающе покачал головой:
– Бояться языка при такой охране… кроме того, отрезав язык, ты лишишь себя удовольствия слышать мои вопли, когда приступишь к главным пыткам.
Господин внимательно разглядывал пленника.
Молча.
– А может, ты меня сразу зарежешь, чтобы твои обезьяны не тратили понапрасну остатки своих жалких сил? – Лим кивнул на стражников.
Господин сделал неуловимый жест рукой, и пленника ударили в лицо тупым концом копья.
– Зачем ты это сделал, Муса? – спросил Лим, сплёвывая кровь. – Разве твоя мать не научила тебя говорить? Ты бы мог просто сказать, что моя речь тяжела для твоего измученного государственными заботами рассудка.
– Я вижу, твоя мать не научила тебя молчать, – спокойно ответил Господин, мрачно глядя на пленника. – А наш Учитель – чувству меры. Хранитель ветхих кож сделал плохой выбор, назначив тебя своим преемником.
По залу пронёсся лёгкий шелест – никогда ещё во дворце столь пренебрежительно не отзывались о Хранителе древних знаний. Что ж, новым временам нужны новые истины…
– Кстати, об Учителе. Представь себе, своим пленением ты обязан именно ему. Старый дурак попытался купить себе свободу ценой головы своего лучшего ученика. И теперь часть твоих людей перебита, часть замучена, остальные попрятались где-то в городе, но день-два – и кто не успеет убраться в горы также будет схвачен.
Он встал с трона и прошёлся по подиуму.
– Лим, признаюсь, мне будет тебя очень не хватать. Без тебя я даже умру от скуки… когда-нибудь, – Господин говорил спокойно, тщательно подбирая слова. – Но перед тем, как мы простимся и каждый пойдёт дожидаться своей смерти, я бы хотел у тебя спросить: зачем тебе власть? Ведь наш безумный наставник научил тебя только убивать. Какой же тебе прок от моего трона? Почему ты молчишь?
– Не уверен, что к концу беседы сохраню зубы…
– Можешь не беспокоиться, я уверен, что к концу беседы зубы тебе уже никогда больше не понадобятся. – Зал опять зааплодировал. – Кроме того, добейся ты власти, что изменилось бы? Наше княжество не богато ни золотом, ни камнями. Мы ничего не можем дать Западной империи, кроме удобного места для торговли. С нашими соседями, разумеется, потому что самим торговать нечем…
– Знаниями, – твёрдо сказал пленник. – У нас есть древние знания, которые…
– …не дорого стоят в век камня и железа, – насмешливо перебил его Господин. – А может, недоеденные мышами свитки помогут воевать с Западом? – Теперь к аплодисментам присоединились и гости. – Так ты скажи – и через месяц армии Египта будут стоять под нашими стенами. Треть убьют, а уцелевших уведут в рабство. Это и есть будущее моего народа?
В зале воцарилась тишина. Это была смелая речь. Гости могли обидеться.
Господин Муса перевёл дух и заговорил о другом:
– Я посмотрел на тебя и понял, что в этом мире нам с тобой тесно. И я точно знаю, кто из нас лишний. Но вот проблема: перед дворцом собралась чернь. И из-за одного бузотёра перевешать столько народа – несправедливо. Кроме того, это очень дорого. Своего леса, сам знаешь, у нас нет, а доставка станет в копеечку. Да и плотников столько не соберёшь…
Он кивнул наложнице, и та поднесла ему блюдо с вином и фруктами. Сделав совсем небольшой глоток и отщипнув несколько ягод от веточки винограда, Господин опять повернулся к пленнику:
– От тебя надо как-то избавиться, Лим, но так, чтобы твоя смерть не придала тебе ореол мученичества. Сброд любит награждать мучеников бессмертием, и бороться с тобой, когда ты давно уже будешь в могиле, станет ещё трудней. Незачем усложнять жизнь своим наследникам.
Господин вернул наложнице бокал, бросил в рот ягоды и спустился с подиума к пленнику. Они стояли друг перед другом как братья. Оба молодые и сильные. Оба умные и опасные. Для обоих смерть – не самая высокая цена за честь и достоинство. Но между ними была ненависть. И эта ненависть одного одела в золото, другого – в кровавые рубцы на спине. Одному казалось, что впереди ещё не один десяток лет царствования, другой был готов заглянуть на дно могилы.
– Вот я и подумал, – глядя прямо в глаза пленнику, продолжал Господин, – что в нашем случае показательными пытками не обойтись. Надо придумать что-нибудь дерзкое, леденящее кровь и волнующее воображение…
Он замолчал.
Господин и его пленник спокойно смотрели друг на друга. Вдруг Лим усмехнулся разбитыми губами и громко произнёс:
– Я трепещу, Муса, в ожидании откровения. Придумать что-либо более дерзкое, чем твоё правление, мне кажется немыслимым для простого смертного!
Господин со злостью смотрел на пленника, казалось, он вот-вот его ударит. И вдруг его лицо расслабилось, он улыбнулся, а затем громко расхохотался. Но никто из присутствующих не рискнул поддержать его смех.
– Смешно, – согласился Господин. – А чтоб ты тоже не заскучал, знай, что идею, КАК от тебя избавиться, подсказал Учитель…
Господин кивнул начальнику стражи и стремительным шагом вышел из зала. Стража и конвой с пленником двинулись вслед за ним.
Давно уже на дворцовой площади Джелибалада не собиралось столько народа. Оружейные и мясные лавки ещё держались под тенью дворцовых стен, но горшечники, зеленщики и прочая мелочь были сметены ещё утром, когда на всех площадях города было объявлено о великом испытании дифтера Лима. Господин Муса повелел сообщить об отмене казни и прощении главного зачинщика мятежа, чем ещё раз подтвердил ходившие о нём слухи как о благородном и справедливом повелителе, чьи недостойные слуги и чиновники-казнокрады превратно толковали указы, обижали и притесняли народ. Люди изо всех сил вытягивали шеи и давили друг друга, пытаясь получше рассмотреть клетку, стоявшую на возвышении справа от дворцовых ворот. Клетка была сильно вытянута в длину и поделена решёткой пополам. В правой половине, грозно порыкивая, расхаживало с десяток львов. В левой – одиноким серым пятном стоял куб, с виду массивный и очень тяжёлый. В центре передней грани чернело отверстие, в которое то и дело заглядывали любопытные. Другие, что были неподалёку от клетки, задирали редкую стражу или пытались дразнить зверей…
Когда солнце приблизилось к зениту, из дворцовых ворот выбежали глашатаи. Их встретили радостным гулом, но те, не обращая внимания на приветственные крики, поспешили рассредоточиться по площади. Несмотря на давку, они споро занимали свои места, и вскоре их синие колпаки замелькали повсюду.
Следом за глашатаями из дворца вышло полторы сотни тяжеловооружённых стражников. Они оттеснили зевак от клетки и, сомкнувшись, ощетинились частоколом копий. Ещё десятка три мечников расположились за их спинами.