Так Генри познакомился с Мапенго - то ли двоюродным, то ли троюродным племянником Абрахама. Двенадцатилетний мальчуган явился пешком из далекой, миль сорок отсюда, деревушки, расположенной на склонах холмов, окаймлявших соседнюю долину. Молодой, но расторопный родственник помощника Хиннегана, услышав от дяди, что "странный белый господин" готов заплатить большие деньги за изделия из запретного металла, притащил мешок этих самых изделий, негодных уже к использованию в хозяйстве. Довольный Генри бегло осмотрел товар. Около двух фунтов разнообразного железного лома, в основном, сломанных проржавевших лезвий от ножей. Пусть качество оставляет желать лучшего, и после переплавки металла нужной для экспериментов чистоты останется не более половины, но это уже хоть что-то! Хватит для нескольких опытов.
В дальнейшем Генри сотрудничал уже напрямую с мальчиком, не ввязывая в неблаговидные с точки зрения глубоко верующего человека дела своего работника. Он даже к плавкам его не привлекал, занимаясь этим, когда Абрахам отсутствовал в мастерской. В том числе иногда и в воскресенье, вместо обязательного для всех членов немногочисленной общины посещения церкви, хотя понимал, что это крайне неблагоразумно и может навлечь подозрения. Поэтому, все же, старался не сильно пропускать общие церковные мероприятия, но исключительно из рациональных соображений. Работа с железом, путешествия, во время которых ему пришлось посмотреть на жизнь людей, далеких от христианских ценностей и, особенно, трагические события, предшествовавшие его появлению здесь, сильно повлияли на отношение Хиннегана к религии. С некоторым даже ужасом он однажды признался себе, что совершенно утратил Веру. Не то, чтобы ранее Генри был фанатично верующим человеком, но основные постулаты сомнению не подвергал. Однако теперь ученый ясно видел, как устаревшие догматы ставят под угрозу уничтожения всю западную цивилизацию. Если их не отринуть, гибель родного и привычного ему мира неизбежна! И на замену ему придет совершенно чуждая Азия...
Это была уже их третья встреча с Мапенго. На этот раз мальчик притащил почти четыре фунта железа. Получив свои двадцать шиллингов - немыслимо большую для туземного подростка сумму, тот, с видимым сожалением, произнес:
- Боюсь, господин Теодор, в наша деревня больше нет сломанный вещь. А не сломанный, будет стоить много! Очень много! - Маленго говорил по-английски хоть и плохо, но достаточно понятно.
- Я и за сломанные очень много плачу! Даже слишком много! - возразил Генри, скудные денежные запасы которого с трудом выносили эти дополнительные траты.
- Не сломанный люди не хотеть давать Маленго! Надо менять! - отрицательно замотал головой мальчик.
- Ну так купи бронзовые и выменивай!
- Дорого бронзовый! Тогда Маленго будет брать у Теодора больше шиллинг!
- Размечтался! - буркнул себе под нос Хиннеган и добавил в голос: - мне пока железа больше не надо! Я тебе сообщу через дядю, если еще потребуется!
Мальчик с явно заметным разочарованием пожал плечами и, не прощаясь, растворился в зарослях за сараем. Генри ему не соврал - принесенного юным проходимцем за три встречи железа действительно пока имелось в избытке. Около восьми фунтов, помимо уже использованного, должно было хватить надолго, ведь каждый опыт требовал не более половины фунта, а то и меньше. Проблема сейчас была в другом - не хватало легирующих компонентов. Захваченный из Индии никель почти закончился. Хиннеган питал особые надежды на хром. Особенно учитывая тот факт, что самое большое в Британской империи месторождение этого стратегического для задыхающейся от недостатка сырья европейской промышленности металла находилось совсем рядом, можно сказать - под боком. В Трансваале, в нескольких сотнях миль от Олдройда. По меркам раскинувшейся на четырех континентах Империи - почти по соседству. Сравнительно недавно обнаруженное и сразу же ставшее активно разрабатываться месторождение, совмещенное с плавильным цехом, выдавало тысячи фунтов чистого хрома ежедневно. Только вот как получить доступ хотя бы к крупицам этого ценнейшего металла, вся добыча которого сразу же изымалась на нужды военной промышленности? Задача трудная, но недавно у Хиннегана появились наметки ее решения...
Конец июня 1897 года, окрестности Кейптауна, Британская империя.
Генри радостно потер руки. Третий образец, полученный с использованием хрома в качестве основного легирующего компонента, уже две недели находился в специально устроенном экспериментальном стенде с влажной средой и демонстрировал полное отсутствие даже мельчайших пятен ржавчины! А первый лежал там уже больше месяца и, кроме единственного угла, куда, по-видимому, во время плавки попала какая-то примесь, также сверкал совершенно нетронутой окислением грубовато отполированной (времени у ученого на тщательную отделку образцов не хватало, да этого для получения конечного результата и не требовалось) поверхностью.
Хром исследователю достал старый приятель Джек. Как выяснилось, его кузен, разочаровавшись в перспективах фермерской жизни, еще года полтора назад поддался на рекламные посулы вербовщиков и нанялся рудокопом на бурно расширяющиеся рудники Трансвааля. Работник он был хороший, к тому же и грамотный, что среди неудачников, составлявших основную массу рудокопов, являлось редкостью. Поэтому уже через полгода бывший фермер выбился в бригадиры.
Генри, услышав как-то в доме Джека, куда его, по старой дружбе, приглашали каждое воскресенье на традиционный праздничный семейный обед (заодно пытаясь подсунуть перспективному, как они считали, жениху то одну, то другую соседскую дочку), историю кузена, стал осторожно заводить с приятелем разговоры насчет прекрасных свойств нового металла. И выражал желание заполучить некоторое его количество для пробы, смешанное с сожалениями, что хром не продается в частные руки. Фермер, до которого с третьего или четвертого неуклюжего намека дружка наконец дошло, что тому требуется, пообещал разузнать, можно ли что-либо сделать. И исполнил обещание - уже через месяц Хинниган (далеко не забесплатно) стал счастливым обладателем примерно половины фунта искомого металла, привезенного с месторождения прибывшим навестить семью кузеном. Каким именно способом тот достал строго учитываемый материал, Генри благоразумно выяснять не стал.
Хоть количество добытого хрома и было весьма небольшим, но его вполне хватало для постановки нескольких опытов. Чем ученый с упоением и занялся, предвкушая решительное продвижение в своих исследованиях. Предыдущие образцы, полученные с добавлением никеля, хоть и дали некоторый обнадеживающий результат, однако далеко не соответствовали по стойкости тому самому образцу доктора Паркса, с которого все и началось. Уже после нескольких дней пребывания в импровизированном "испытательном" стенде на них начинали появляться пусть и слабые, но признаки окисления. И хром оставался последней надеждой исследователя.
Теперь же, окончательно удостоверившись в собственной правоте, можно было и отпраздновать. А затем серьезно задуматься, как понадежнее довести полученные результаты до Его Величества. Очень не хотелось, чтобы все пошло прахом на самом последнем этапе! Смысла продолжать эксперименты здесь Хиннеган не видел - запасы и железа, и хрома подошли к концу, пополнять их сложно и опасно. Ну, может еще опыт-два, для закрепления результата, и достаточно. А то так действительно можно застрять в этой Богом забытой деревне на всю жизнь! Вот женят таки его соседи...
...Этим вечером Хиннеган, ловко улизнув от Джека, привычно зазывавшего его в убогий деревенский кабак опрокинуть пинту-другую вонючего местного эля, засиделся допоздна, приводя в порядок записи. Настроение у него было приподнятое, чего уже давно, еще с недоброй памяти дня убийства Виллейна, не случалось. И было от чего: сегодня он бесповоротно решил закончить с конспиративным существованием под чужим именем. Колебался ученый долго. Ведь это было связано с нешуточным риском. В случае неудачи Генри грозило долгое тюремное заключение, а то и чего похуже. А здесь тихая, спокойная, размеренная жизнь. Дохода от починки деревенского инвентаря и домашней посуды соседей вполне хватало на пропитание и удовлетворение базовых потребностей, времени же это занятие у наловчившегося работать руками бывшего оксфордского ученого и его помощника много уже не отнимала. Живи себе и радуйся!
Прогнать такие мысли стоило Хиннегану значительных усилий. Но он сумел это сделать, убедив себя, что должен принести собственное благо в жертву ради общества, которому угрожает гибель. Он и так уже стольким пожертвовал, неужели не найдет в себе сил сделать последний шаг? Поэтому теперь, когда решение принято, он сосредоточился на подготовке материалов. Время еще есть, до ярмарки в Кейптауне целый месяц. Туда он поедет не вызвав подозрений у соседей, вместе с местным торговцем, якобы для пополнения запасов олова и меди и покупки недостающих инструментов.
Завершив дела, улегся спать уже около полуночи, но сразу заснуть не смог. Сказывалось возбуждение от мыслей о предстоящем сражении с религиозной и административной косностью. Сумеет ли он побороть их? Богатое воображение Генри услужливо помогло представить самого себя рыцарем на белом коне, пронзающим копьем со сверкающим железным, без малейших следов ржавчины, наконечником гневно машущих свитками с религиозными текстами церковных иерархов. Картинка, возникшая перед ним, казалась такой отчетливой, что еще бодрствующей частью сознания он понял - это лишь яркий сон...
Какой-то скрип отогнал льстящее его самолюбию видение, вновь вернув ученого в реальный мир. Хиннеган приподнял голову, почувствовав дуновение ветерка. Забыл плотно закрыть входную дверь? Отдельной спальни в доме его покойного предшественника не имелось, грубая кровать с соломенным матрацем просто стояла в дальнем от входа углу, прикрытая растянутым на веревке пологом. Но в помещении все равно стояла такая тьма, что видно не было ни зги, как в огороженном пологом углу, так и вне его - единственное окно ввиду наступления прохладной погоды (июнь здесь - уже зима) он с наступлением темноты наглухо запирал массивной ставней.