Первым было то, что рассказали Нора и Клайд. Диана исчезла, и отец Джима попытался ее найти. Вместо этого он обнаружил, что кто-то похищает девочек из дома призрения, и с головой ушел в это расследование. Непонятно, считал ли он исчезновение своей дочери связанным с другими. Но, получив предупреждение от Клайда, не отступил, за что и расплатился жизнью. А Нора и Клайд поплатились лишь за то, что оказались не в то время и не в том месте…
Вторым пунктом шла родословная нового, с позволения сказать, верховного судьи Соединенных Земель Малиры. И, если честно, здесь было непонятно абсолютно все. Как Стар достиг таких высот с матерью-убийцей? Кто его продвинул? Кто такая Шейла Элви и как она связана с Ником? Вообще все, что относилось с Винсенту Стару, было больше связано именно с Ником, чем с Дианой! К сожалению, второй раз соваться к сыскарям было опасно: лучше не привлекать к себе внимания, а то он может доиграться до тюрьмы. По сути, забрав досье Стара и отца, он нарушил сразу два закона. И пока никто не спохватился, надо действовать. В любом случае второй пункт занимал Джима больше. Если Зеркала показали ему статью, значит, как раз в этом направлении стоит копнуть поглубже. И теперь благодаря Клайду Джим знал, куда именно будет копать.
Третий пункт пока включал в себя какие-то непонятные вещи, которые казались важными, но в принципе не складывались в систему похищения и убийства Дианы. Во-первых, Джим с досадой вспомнил, что так и не узнал у Норы, зачем она спрашивала его про запах ржавчины в столице. А во-вторых, если его сестру убили маги, может, именно это и имеет значение? Ржавчина – признак близко расположенного портала в Бездну, а соляной осадок выпадает, когда в Купели Познания происходит выплеск. Через некоторое время оракулы объявляют тех счастливчиков, кого коснулось влияние Купели, и они становятся новыми оракулами. А иногда – великими учеными типа Вилада Нордау. Впрочем, он тоже был из оракулов. Конечно, примечательно, что после подобного выброса дар может проснуться у любого дурака, но…
Но Джим категорически не понимал, как ржавчина и соль связаны с убийством его сестры!
Поэтому он решил пойти по следу Стара. А точнее, его матери. Спустившись в ресторан, он с удовольствием поужинал, провожая взглядом милашку Нелли, и планировал следующий день. В Пустые Зеркала пока не тянет, а значит, об этом он подумает позже. С утра он отправится в ту богадельню, откуда сбежала Синтия Стар, которой суждено было стать Красной Гильотиной. Может, там он найдет еще парочку зацепок?
Поглаживая пальцем рубин на перстне Ника, Джим не мог оторвать взгляда от Нелли. После ее утреннего фокуса, когда он обнаружил свои вещи вычищенными, она сильно выросла в его глазах.
И пусть учитель считал всех женщин сосудами греха, Джим не хотел с ним соглашаться. Особенно сейчас, когда щеки белокурой служанки розовели при взгляде на него. Ничего предпринимать насчет нее Джим не собирался. Пока. Но видеть ее смущение было приятно.
От греха подальше Джим поднялся в свою комнату совсем рано и почти сразу заснул. Впереди его ждал интересный день.
Главный доктор богадельни Дэйн Арлок выглядел как угодно, но только не уверенным в себе человеком. Суетливые движения, бегающий взгляд за толстыми стеклами очков и вечная неловкая улыбка не давали поверить, будто перед Джимом находится тот, в чьих руках столько жизней. Пусть вокруг него только душевно искалеченные люди, но забота о них – на его плечах. Несмотря на это, запах страха, исходивший от Дэйна, можно было потрогать руками.
– А вот здесь у нас комната отдыха, – слегка сиплым голосом сказал Арлок, открывая очередную скрипучую дверь.
– Для кого? – холодно спросил Беккет.
– Для пациентов, конечно! – даже немного обиженно воскликнул доктор. – Как видите, здесь они могут развлечь себя игрой в шашки или карты. Также есть фортепиано, хоть и слегка расстроенное, а это – место для танцев.
– И кто играет? – Джим, подняв брови, посмотрел на убогую обстановку, с позволения сказать, комнаты отдыха. Большое помещение выглядело полупустым. Ни одной картины на стенах, вместо них – какие-то бумажки с детскими рисунками, больше похожие на разноцветные кляксы. Шахматный столик с расставленными фигурами (вместо белой королевы стояла детская куколка), еще один стол – широкий, на котором были раскиданы колоды карт, фишки домино и цветные карандаши. Обшарпанные стулья. Помост с инструментом, одна ножка которого была сломана, отчего клавиатура казалась повисшей в воздухе, и застеленное мягким ковром пустое пространство. Когда-то ковер был белым, но сейчас на нем при желании можно было найти следы чего угодно. От краски до крови.
Среди всего этого великолепия находились трое санитаров, меланхолично перебрасывающихся картами, да парочка пациентов в больничных пижамах. Немолодая женщина со всклокоченными светлыми волосами скрючилась в углу и разглядывала стену напротив, покачиваясь из стороны в сторону. Сцепив пальцы, она бормотала что-то типа: «Лив. Ливия. Оливия… Ливия… Лив… Оливия…» Второй пациент оказался парнем моложе Джима. Сидя посреди белого ковра, он смотрел в потолок и махал руками так, как это делают дети, получившие погремушку. Вот только никаких погремушек в его руках не было. С уголка губ несчастного стекала густая слюна.
Увидев, кто вошел в помещение, санитары бросили карты и поднялись на ноги. Вытянувшись в струнку, они настороженно смотрели на Дэйна Арлока и его спутника.
Джим в который раз за это утро сдержал ухмылку. Все-таки не зря он провел столько времени в столице. Ник хвалил его, когда он избавился от оршенского говора, и теперь это сыграло Беккету на руку. Столичный акцент вкупе с тяжелым взглядом и сияющим на пальце дорогущим перстнем Ника сделали свое дело. Когда он представился направленным из столицы инспектором, призванным провести внезапную проверку, ему поверили на слово.
Даже документов не спросили.
– И это все? – ледяным тоном поинтересовался Джим. – Только двое?
– Некоторые находятся на процедурах, – вскинулся Арлок, и его взгляд снова забегал, словно доктор не знал, что сказать. – Ну и нельзя забывать о буйных. Их опасно держать в обществе других больных.
– Понятно, – процедил Джим и поджал губы.
Санитары, сообразив, что происходит, попытались сделать вид, будто их здесь вообще нет. Если уж главный так нервничает, наверняка остальные тоже чуют неприятности. Интересно, чего они так боятся?
Снова окинув взглядом помещение, Джим едва сдержал гримасу отвращения. Светловолосая женщина перестала смотреть в стену. Глядя прямо на Джима, она тихо шептала: «Лив… Лив… монас… монас… монас… Лив…»
– Именно отсюда когда-то сбежала Красная Гильотина, я прав? – Стараясь не смотреть на сумасшедшую и не слушать ее бреда, Джим бросил строгий взгляд на Арлока.
Тот замер. Его глаза расширились, а на лбу выступила испарина.
– С-с чего вы взяли? – проблеял он.
– Дверь. Вторая дверь прямо за фортепиано, – Джим кивнул в сторону инструмента.
– Она заколочена, – попытался вставить санитар, но Беккет одарил его таким взглядом, что тот сразу заткнулся.
Пожалуй, происходящее даже нравилось Джиму. Он никогда еще не наслаждался вкусом чужого страха и собственной власти. Но сегодня что-то изменилось.
– Сейчас – да, – прозорливо заметил Беккет. – А тогда – вряд ли. Я осмотрел остальные помещения. Что-то мне подсказывает, что в палатах для буйных или в процедурных кабинетах нет второго выхода. А значит, она вышла отсюда.
– Это было много лет назад! – Арлок наконец совладал с собой. – Больше отсюда никто и никогда не сбежит.
– Вы уверены? – вкрадчиво поинтересовался Джим.
– Уверен. – От доктора наконец перестало нести страхом. – Право попасть в эту комнату есть не у каждого.
– Его надо заслужи-и-и-ить, – тоненьким голоском пропел парень на ковре. Он продолжал трясти воображаемые погремушки и смотреть в потолок. – Хершел хоро-о-ший, он не будет никого бить. Он хороший, он не будет никого би-ить… Он хороший, он не…
– Лив, Лив, монас, монас, монас… – Светловолосая женщина заговорила громче, будто пытаясь оборвать товарища по несчастью.
– Он не будет никого би-и-ить…
– Монас…
Джим понял, что в этом месте самому недолго стать душевнобольным. Пристально посмотрев на доктора Арлока, он отчеканил:
– Я хочу видеть записи о той, которую впоследствии назвали Красной Гильотиной. Прямо сейчас.
– …монас, монас, лив, монас! – Голос женщины становился все громче. Она почти кричала.
– Послушайте, это давняя история. С тех пор мы не допускаем даже призрачной возможности повторения подобного. Зачем ворошить прошлое?
– Иногда в прошлом можно найти много ответов, – отрезал Джим.
– Монас! Монс! Монс! Аймонс!
И Беккет не выдержал.
– Я подожду на улице. Будьте добры поторопиться. – С трудом сохраняя бесстрастное выражение лица, он развернулся и покинул комнату, где все громогласнее кричала сумасшедшая.
Выйдя на улицу, он быстро спустился с крыльца и вдохнул полной грудью. Сегодня Оршен снова заволок серый туман. Осенняя морось забиралась под плащ, обнимая его своими ледяными пальцами. Но сейчас Джим был рад этим странным объятиям.
Через несколько минут Арлок вынес ему тонкую папку. Джим сунул ее под плащ, благодарно кивнул и произнес:
– Инспекция закончена. Живите спокойно… если сможете.
Вид пациентов этого страшного места сказал ему намного больше, чем хотел бы показать главенствующий здесь садист.
Раны на руках пациентов были одинаковыми. Если сюда приедет настоящая инспекция, которая будет знать, куда смотреть, она найдет в процедурных не только инструменты для лечения. Мелкие шрамы на пальцах обоих сумасшедших, кривые ногти и швы на запястьях, расположенные совершенно одинаково, говорили о том, что несчастных, которые потеряли разум, используют в качестве образцов для опытов.
Покинув территорию богадельни, Джим проверил, на