Стащив с себя мокрый плащ, Джим повесил его на спинку кресла. Вымокшая газета плюхнулась на пол грязно-серым комком. Подумав, Беккет снял еще и сюртук, оставшись в рубашке и брюках. Конечно, он мечтал избавиться от всей мокрой одежды, но если хозяин все-таки окажется дома, будет как-то неудобно предстать перед ним голышом.
Усмехнувшись этой мысли, Джим тряхнул головой, прошелся пятерней по волосам и отправился на экскурсию по особняку. Не то чтобы ему сильно хотелось разгуливать по чужим владениям, но если Клайд здесь, его нужно найти.
После непродолжительных поисков, во время которых он заглянул в каждую комнату и выяснил, что Безгрешный действительно не держит слуг, а живет в гостиной, кухне, небольшой спаленке и маленькой уютной библиотеке, ибо остальные помещения были либо пусты, либо выглядели откровенно нежилыми, Джим был вынужден сдаться.
Вернувшись в гостиную, где оставил вещи, он, кривясь от отвращения, натянул на себя сперва сюртук, а потом плащ. Слегка согревшись, он начал понимать, что не имел права так поступать. Ни заходить в этот дом, ни тем более обшаривать его. Его не извиняет даже то, что намерения были самые безобидные – просто найти хозяина.
Это все равно вторжение в чужую жизнь. Ему ведь не нравилось, когда он обнаруживал Нору и Клайда в своей гостиничной комнате, правда?
С другой стороны, получается, что он отплатил знаменитому проповеднику его же монетой. И, пожалуй, на этом он и остановится в своих рассуждениях.
Выходить обратно в дождь не хотелось совершенно, но Джим мужественно взял себя в руки и открыл входную дверь. Стена дождя была настолько плотной, что противоположную сторону улицы разглядеть можно было, только хорошенько всмотревшись. Он точно собирается выйти?
Невероятно сильно хотелось смалодушничать и переждать этот ужас в тепле, но Джим лишь поплотнее запахнул так и не высохший плащ и смело шагнул на крыльцо. Спустившись по ступеням, он поскользнулся на мокрой земле и едва не плюхнулся в грязь, лишь чудом удержавшись на ногах. Взгляд упал на розарий, дверь которого была приоткрыта. В голову пришла страшная мысль, что среди поклонников проповедей Безгрешного могли найтись идиоты, принявшие статью в газете слишком серьезно. И пусть в доме нет следов проникновения или борьбы, исключать возможность того, что Клайда могли если не убить, то покалечить слишком рьяные поклонники, разочаровавшиеся в своем кумире, не стоило. Поэтому Джим решил проверить еще и розарий.
На всякий случай.
Первое, что бросилось в глаза, – это порядок. Кажется, именно здесь, среди тепличных роз, Клайд проводил много времени, ухаживая за ними со всей той любовью, что не досталась ему самому. Он ведь потерял двадцать лет жизни за пять минут. И судя по тому, что видел Джим, с Норой священника связывают исключительно дружеские отношения, пусть они оба и утверждают, будто не друзья.
Аромат цветов и сырой земли смешивался с запахом кофе и корицы. Свежезаваренного кофе, надо отметить. Некоторые кусты были выше головы Джима, он и не знал, что розы способны вырастать до таких размеров. Возможно, это был какой-то особый сорт, не зря же эти цветы находятся в розарии, а не растут на улице, как положено нормальным растениям.
Обогнув разросшиеся до размеров раскидистого кустарника розы, Джим обнаружил небольшой квадратный столик из прозрачного стекла, за которым пил кофе хозяин особняка.
Клайд будто и не замечал вторжения. Он держал в руках толстую папку с документами и медленно перелистывал одну желтую страницу за другой, время от времени делая маленький глоток из чашки. На столе стояло заполненное углями блюдо, а на углях томился кофейник, наверняка уже полупустой.
– Корица и соль? – хриплым голосом спросил Джим, обозначая свое присутствие.
Клайд не ответил. Перевернув еще одну страницу, он поднял на Беккета глаза и горько усмехнулся.
– Соль забыл, – пояснил он. – Поэтому только корица.
Облаченный в мятую темно-зеленую рубашку и черные строгие брюки, Клайд сейчас мог сойти за кого угодно, но только не за знаменитого проповедника. У этого человека была невероятная способность менять личину вместе с одеждой. Ведь в кожаной куртке он легко мог сойти за головореза, а когда на нем была ряса, никто бы не усомнился в его праведности.
Джим догадывался, что эта способность не врожденная, а является проделками Пустых Зеркал, которыми несчастный ученик Смотрящего загадал неправильное желание.
Он действительно был кем-то другим. Разным. Просто меняя одежду. Жаль только, что не молодел, оставаясь почти стариком.
Дождь стучал по стеклу, стекая по прозрачной крыше, и казалось, что Джим и Клайд находятся под волшебным куполом невидимости, который в известной детской сказке спасал героя от происков врагов. К сожалению, такой магии в мире не существовало.
А жаль. Пожалуй, сейчас Джим был бы не против побыть невидимкой, который может проникнуть куда угодно.
Например, в хранилище улик, где уже десять лет лежит пыльная кукла, с которой любила играть одна маленькая девочка. И несмотря на эгоистичность и грязь подобных мыслей, Джим изо всех сил хочет, чтобы эта кукла оказалась любимой игрушкой какой-нибудь белокурой голубоглазой малышки, а не черноволосой и черноглазой Дианы, унаследовавшей гены отца.
Он очень хочет, чтобы его сестра оказалась жива.
Ведь не зря она снится ему который день и смеется. Рисует улыбку своей Лили и говорит, что ее кукла счастлива.
Куклу легко сделать счастливой. Достаточно нарисовать на ее лице улыбку.
– Прости меня, – произнес Джим, когда молчание затянулось. – Я повел себя как идиот.
– Идиот – это мягко сказано, – усмехнулся Клайд. – Ты бы слышал, что о тебе вчера говорила Нора. И пусть мои уши вяли, я все равно оценил ее словарный запас.
Джим скривился.
– Я ее обидел.
– Это очевидно. – Клайд наконец захлопнул папку и положил ее на стол в опасной близости от блюда с углями. – Она так и не сказала мне, что именно между вами произошло. Поведала только про письмо в «Столичный Вестник». Это было глупо, Джим. Глупо, недальновидно и чересчур поспешно. Но сейчас у меня только один вопрос: за что ты просишь прощения у меня?
Джим облизал губы. Стоя сейчас перед Клайдом, он ощущал себя сопливым студиозусом, который не выучил урок. Мальчишкой, разбившим окно в кабинете ректора.
И даже мысленное напоминание о том, что на самом деле Клайд ненамного старше, не помогало.
– Вчера что-то случилось… – прокашлявшись, произнес Джим. В горле начинало першить, и о том, чтобы не слечь с простудой, речи уже не шло. Он уже простудился. Главное, чтобы лихорадки не было, а с остальным он справится.
Клайд вздохнул и прищурился. А потом встал со стула, подошел к Джиму и положил ладонь ему на лоб.
– Пошли в дом, – нахмурился он. – Тебе надо согреться.
– Клайд…
– Пошли в дом. Я дам тебе халат и заварю кофе. С лимоном, как ты любишь. Хотя сейчас тебе не помешает что-нибудь покрепче.
– Но…
Однако Клайд его больше не слушал. Он приобнял Джима за плечи и буквально потащил к выходу из розария.
Несколько мгновений под проливным дождем, и вот они уже в доме.
– Честно говоря, я ждал тебя. – Приведя Джима в свою спальню, Клайд вытащил из платяного шкафа теплый халат, жестом предлагая Беккету раздеться. – Но потом погода испортилась, и я решил, что ты не придешь. Но ты меня удивил.
– Я хочу понять, что вчера произошло, – угрюмо ответил Джим, с наслаждением избавляясь от мокрой одежды и закутываясь в халат.
– Я бы и сам хотел это понять, – дождавшись, когда Джим закончит, Клайд кивнул в сторону кухни. – Когда мы с тобой встретились впервые, я сразу же проверил твои способности. Ауру. Смотрящие это могут, и я успел научиться до того, как вляпался в историю с твоим отцом и его расследованием. В тебе не было ни капли магических способностей, именно поэтому ты мог пройти в Пустые Зеркала только с двумя проводниками. С двумя, Джим, потому что один бы не справился. Не протащил бы тебя за грань, даже такую истончившуюся, как в той лавке, понимаешь?
– Нет, – коротко ответил Беккет.
Клайд вздохнул, а потом занялся делом: усадил гостя за стол, разворошил угли в очаге, подкинул дров и поставил на огонь чайник с водой. Потом на минуту вышел из кухни, чтобы вернуться с бутылкой бренди и двумя пузатыми бокалами.
– Тебе бы вина горячего, – слегка виноватым тоном сказал он. – Но кислятину не держу. Это у Норы всегда найдется бутылка-другая.
– Сойдет, – буркнул Джим. Голос охрип окончательно, превратившись в воронье карканье. – Расскажи, что вчера было. Я совершенно ничего не помню и о том, что вы с Норой притащили меня в гостиницу, узнал из газеты.
Клайд плеснул в бокалы бренди и протянул один Беккету. Сделав глоток из своего, он растерянно взглянул на Джима.
– Вчера ты каким-то образом провалился в Пустые Зеркала. Прямо к ногам Норы. Совершенно невменяемый, что неудивительно, ибо произошедшее в принципе невозможно для такого, как ты. Но ты это сделал. Пришлось немного сломать расписание и вытаскивать тебя.
– И это привело к тому, что вас заметили вместе. – Джим тоже сделал глоток, и горло приятно согрело. Может, он и не простынет…
– Да, – Клайд поморщился, – нас заметили.
– Прости меня… – прохрипел Джим.
Клайд покачал головой.
– Ничего страшного не произошло. Да, нас заметили, но… Я все-таки Безгрешный, а Нора… – Он замолчал. – Нора – красивая женщина, которую каждый норовит оклеветать.
Джим тряхнул головой в попытке понять, к чему клонит священник.
– Ты сейчас о чем? – осторожно спросил он.
Клайд улыбнулся.
– Мы с ней несколько раз меняли точки входа в Зеркала. Потому что напарники из нас вышли колоритные. Священник и проститутка, что может быть более занимательным зрелищем… Я уже поведал отцу настоятелю, что очевидцы нашего, так сказать, совместного похода с «опрятно одетым пьянчугой» немного преувеличили. Что вчера, во время прогулки по Книжной улице, я встретил весьма привлекательную вдову. Несчастная узнала меня и попросила благословения Истинного Бога для своего покойного мужа. Во время разговора мы обнаружили возле Медного переулка какого-то бедолагу. Судя по одежде, он был из благородных, а судя по состоянию – ограблен и избит. Мы вместе отвели его домой. Но среди сотни праведных душ всегда найдется одна гнилая. Оклеветать легко, доказать сложно, а газетчикам только дай повод позубоскалить насчет института веры. Вы же знаете, отец… – С каждым словом улыбка Клайда становилась все шире. – Не волнуйся, Джим. Через пару дней в газетах будут писать совершенно противоположные вещи. И эта история будет забыта.