В противном случае Джим застрял бы здесь не до конца дня, а до конца следующего месяца: судя по содержимому папки, газетчики под шумок запихивали в материалы не только свои заметки, но и неудавшиеся черновики.
Положив папку на место, Джим почесал затылок. Предстоящее откровенно страшило. Все его нутро восставало против того, чтобы проводить в этом затхлом месте столько времени. Где-то внизу послышалось пьяное мурлыканье смотрителя, какой-то стук и звон стекла. То ли что-то разбил, то ли решил продолжить веселье.
В любом случае Джим чувствовал себя одиноким парусником в пахнущем нафталином море бумаги.
Отступить? Вернуться к Норе, рассказать Клайду, что творится в архиве на самом деле… поговорить про Пустые Зеркала, порассуждать насчет дневников Вилада Нордау, вернуться в хранилище улик и узнать, что именно находится в коробке с надписью «Оливия Аймонс»…
Но ведь Клайд прав: нужно узнать, кто именно выжил в тот раз. Узнать имя человека, чья судьба как две капли воды похожа на судьбу самого Джима.
И сделать это лучше всего в месте, где всем плевать, что именно он ищет.
Джим тряхнул головой, отгоняя страх действия. Малодушничать времени нет. Если он будет и дальше стоять посреди галереи, ничего не изменится. С чего вдруг он решил сдать назад?
Глубоко вздохнув, Джим шагнул к ближайшей двери и смело открыл ее. Как он и предполагал, она оказалась порталом в бумажную Бездну.
Или захламленную Купель Познания.
А может, Нора права и все эти разные магические сообщества в итоге ходят или смотрят в одно и то же место?
Впрочем, скоро Джиму стало не до рассуждений по этому поводу. Искать нужное ему дело было не легче, чем искать иголку в стоге сена. Первая комната оказалась пустышкой: здесь были собраны материалы последних шести лет. В горле пересохло, но Джим, не обращая внимания на жажду, пошел дальше. Если все время жалеть себя, никогда не достигнуть успеха.
Но не успел он нырнуть в новое море затхлой пожелтевшей бумаги, как дверь открылась и помещение наполнилось запахами свежей выпечки, кофе и тушеного мяса с овощами.
– Я и не думал, что пропуск – это розыгрыш. – Стоявший на пороге Клайд виновато улыбнулся. – Между прочим, я за эту бумажку два золотых империала заплатил.
– Не смешно, – буркнул Джим, сглатывая слюну. – Если кто-то готов продать тебе за два империала пропуск по дружбе, то какой это получается друг?
– Получается, что это не друг, – поморщился Клайд. Кажется, он хотел бы высказаться покрепче, но служение Истинному Богу не прошло даром. – Ничего. Однажды каждому из нас откроется Истина, и лишь она станет судьей нашим.
– Угу. – Теперь наступила очередь Джима корчить неприязненные гримасы. – Давай без твоих проповедей, у меня нет настроения.
– Я тебе поесть принес, – сказал очевидное Клайд. – Зашел в ресторан и купил готовой еды.
– А Нора? – тупо спросил Джим.
– После того как ты нас покинул, она милостиво согласилась, что ей действительно стоит отлежаться еще день, – усмехнулся Клайд. – Именно поэтому я тебя и выставил, несмотря на опасность, что ты вновь попытаешься… ммм… посетить Пустые Зеркала без проводника.
Джим сложил руки на груди и нахмурился. Запах съестного смешивался с запахом старой бумаги, сырости и плесени, переставая быть аппетитным. Но есть и пить хотелось все равно.
– О чем ты? – переспросил он. – Я подумал, вам с Норой нужно поговорить и именно поэтому ты неприкрыто дал понять, что мне нужно уйти.
Клайд подошел к Джиму и протянул пакет с едой и картонный стаканчик с кофе.
– Она всегда была сильной. Но только рядом с тобой она хочет казаться еще сильнее. Возможно, ты ей нравишься. Я не стал выяснять этот вопрос. Однако после того, как ты ушел, она расслабилась, едва не упав в обморок.
Джим сглотнул, пытаясь осознать сказанное Клайдом.
– Но… она мне отказала, – напомнил он. – Вряд ли ее поведение продиктовано симпатией. Обычно женщины предпочитают быть слабее, чем они есть.
Клайд тихо засмеялся.
– Как же мало ты знаешь о женщинах, Джим Беккет, – ответил он. – Поешь. А потом я тебе помогу. Кажется, у нас с тобой много работы.
Джим кивнул и улыбнулся. Он чувствовал себя почти счастливым. В душе стало тепло. А от чего именно: от того, что он может нравиться Норе, от присутствия Клайда или от того, что ему предстоит в два раза меньше работы, он решил не задумываться.
В конце концов, какая разница?
Клайд не стал дожидаться, пока Джим насытится, и ушел разбирать бумажные залежи в другой комнате. Поев, Беккет тоже принялся за дело. Теперь, когда помощь пришла, он был полон энтузиазма и уверенности, что найдет нужную ему папку в скором времени. Или же ее найдет Клайд, но Джиму хотелось сделать это самому. Пусть Клайд и Нора тоже связаны с этим делом, но именно Джим потерял все. Свою семью, свое имя, потому что сейчас быть Беккетом – это позор.
Он должен найти того, кто был им пятьдесят лет назад. Если этот человек жив – поговорить. А потом… потом он придумает, что ему делать. Хватит хвататься за все концы, торчащие из клубка. Пора тянуть.
Комната за комнатой. Короткие фразы, брошенные Клайдом: «Там я уже все просмотрел», запах старых бумаг, плесени и нафталина… в глаза будто песку насыпали, голова кружилась от монотонности занятия, а в горле першило, но не от простуды, а от пыли.
К тому времени, как за окном стало темнеть, Джим возненавидел всех газетчиков, вместе взятых. Ибо эти ребята либо очень сильно любили свою работу, либо просто пользовались случаем сложить в папку все, что под руку попадется. Не всегда можно было определить, к какому периоду относятся материалы, потому что сначала шли какие-то заметки, черновики, мятые бумаги, а иногда и вовсе Джим натыкался на любовные записки, явно не относящиеся к делу.
А в папке тридцатилетней давности с материалами про бесполезное облагораживание центрального городского парка, вылившееся в излишнюю вырубку деревьев, и вовсе нашлись обертки от шоколадных конфет того времени. Хорошо, что не уксусная ткань, в которую заворачивают мясо! Этот факт до такой степени возмутил Джима, что он целых пять минут бессильно ругался в пустоту, бранил газетчиков тех времен на чем свет стоит. Это же надо так обнаглеть!
Но в целом дело шло, и, заходя в очередную комнату, Джим не сразу сообразил, что ему нужны свечи. Щурился, пытаясь разобрать написанное до самого конца. А точнее, до того момента, пока в помещение не вошел Клайд, держащий в руках масляный фонарь и две папки. Выражение лица у проповедника было в высшей степени ошалелое.
– Я кое-что нашел, – сдавленным голосом сказал он. – И ты должен это увидеть. Сразу предупреждаю: такого ты уж точно не ожидал…
Джим, обнаруживший себя возле пыльного окна в попытке поймать остатки сумерек, чтобы прочитать дату в очередной папке, застыл. Поморщился от досады. А потом нахмурился.
– Что-то не так? – осторожно спросил он.
– Сам смотри. – Клайд подошел и протянул ему папку. – Совпадение или нет, но я, пожалуй, пойду искать экипаж.
– Куда мы поедем? – крикнул Джим ему в спину.
– Не знаю. Может, в «Старый очаг». А может, туда, где ты сможешь хорошенько напиться, – ответил проповедник и скрылся в наступившей темноте.
Джим сел на пол, поставил рядом фонарь и открыл верхнюю папку. Когда-то она была серой, а сейчас стала коричневой от времени. Бумага пожелтела, а чернила выцвели. Но все равно Джим смог рассмотреть старую фотографию семейства. Темноглазый и темноволосый мужчина немного удивленно таращил глаза в объектив, сидя на маленьком диванчике. Возле него расположилась женщина, тоже темноволосая, но с глазами посветлее. Она держала на руках трехлетнюю девочку, которая явно была увлечена игрой с тряпичной куклой. Рядом с диванчиком, со стороны отца, стоял мальчишка лет десяти… и его черты показались Джиму смутно знакомыми. На обороте фотокарточки было написано: «Линда, Питер, Николас и Оливия Аймонс».
Николас.
Николас Аймонс.
Интересно. Оказывается, двойник Джима носил то же имя, что и его наставник. Отложив первую папку, Беккет открыл вторую. И обомлел.
«Николас Элви, ранее носивший проклятую фамилию Аймонс, блестящий выпускник столичной академии сыскного дела, женился на младшей дочери маркиза Ренке из Оршена. Прошлое забыто. (Зачеркнуто.) Несмотря на невероятные жизненные обстоятельства, Николас Аймонс, ныне Элви, решил выбрать любовь. (Зачеркнуто.) Любовь побеждает любые обстоятельства, и потомок проклятого рода это доказал!»
Черновик маленькой заметки стал для Джима настоящим громом посреди ясного неба. Получалось, что покойный учитель и был его двойником!
Невероятно! Так вот почему верховный судья Объединенных Земель Малиры выбрал в ученики никому не известного студиозуса, которой мог похвастаться лишь тем, что не умеет нормально общаться! Ник увидел в Джиме себя! И постарался сделать все, чтобы Беккет не постиг всю бездну страданий одиночества: приютил, объявил наследником…
Вот только прав ли Джим? За все время знакомства Ник ни разу не упомянул, что был женат. Стыдился? Чего? Или… Или Винсент Стар, который с легкой руки Джима лишился карьеры, в свое время разыскивал не сестру Ника, а… жену? Порывшись в папке, Джим нашел подтверждение своей теории: Шейла Элви действительно была супругой Ника.
Ник.
Ник!
Ник, который всегда говорил о том, что женщины – греховные существа и доверять им не следует! Ник, который считал, что любовь – это иллюзия тех, кто устал от одиночества.
Ник, который казался Джиму эталоном. Учитель. Наставник. Почти отец.
Почему он умолчал о том, что его жена когда-то сбежала? Бросила его. Впрочем, теперь было понятно, отчего у Николаса Элви были такие своеобразные представления о женщинах и по какой причине он выбрал в ученики Джима.
Фотография молодоженов будоражила разум. На ней был Ник, молодой, красивый… счастливый донельзя. Он держал за руку светловолосую женщину, смотревшую на него влюбленными глазами. На фотографии был только профиль, и этот профиль казался Джиму смутно знакомым.