– Значит, судьба у меня такая: умереть на изнанке мира.
С этими словами он быстрым шагом пересек читальный зал и покинул библиотеку.
Холодный ветер, несущий за собой остатки закончившегося дождя, немного остудил голову, заставив пожалеть о резких словах. Что на него опять нашло? Нора и Клайд всеми силами пытаются ему помочь, исполняют любой каприз, а после того как его начало неудержимо тянуть в Пустые Зеркала, не отходят от него ни на шаг! А вместо благодарности он им грубит и обвиняет в бездействии.
День, который казался ему одним из самых лучших за последнее время, окрасился в горький цвет пасмурного неба. По чести, нужно было бы вернуться и извиниться перед друзьями, но Джим понимал, что это глупо. Хотя бы потому, что им это не нужно.
Поправив новенькую шляпу, Беккет вдохнул полной грудью и едва не поперхнулся на выдохе. Потому что понял, как он ошибался. В Оршене еще оставался человек, который мог пролить луч света на историю Ника и Шейлы. Старый архивариус Норман Увайл по кличке Жало.
Осознавая, что продолжает свой путь в никуда и копается в прошлом ставшего родным человека, Джим поежился под очередным порывом ветра, поднял воротник и пошел прочь. Хотелось надеяться, что, когда он дойдет до Книжной улицы, архив будет еще открыт, а его бессменный смотритель угостит Джима крепким и горячим чаем.
Он шел, а город смеялся над ним. Красил его светлые волосы в серое, обезличивал. Мысли текли все медленнее, оставляя после себя лишь пустоту.
Оршен оживал, и его улицы снова заполнялись людьми. Слышался детский смех и даже неуверенный щебет птиц, живущих в парке неподалеку.
Город смотрел ему в глаза стеклами витрин и испуганно отворачивался от тяжелого взгляда, который Джим дарил ему в ответ.
Город укоризненно цокал подкованными копытами лошадей и шептал холодным ветром о том, что все будет хорошо.
Но Джим не слушал. Он шагал вдоль улиц Оршена и думал о том, что в этом мире не осталось места, которое он мог бы назвать домом…
Честно говоря, он был уверен, что архив будет закрыт. Просто так, чтобы досадить лично ему. Непонятное состояние, заставляющее предполагать худшее и превращающее мир в сгусток враждебной мглы, сделало из Джима инфантильного нытика, и, надо признать, ему совершенно не нравилось, что с ним происходит.
Пустота на месте сердца, пустота в душе… его будто выпотрошили заживо, но причин для такого всеобъемлющего отчаяния, по сути, и не было. К сожалению, отбросить все это не получалось. Наоборот: с каждой минутой Джиму все больше казалось, будто все напрасно. Что бы он ни узнал или ни подумал, это будет ерундой. Пустые Зеркала сыграли с ним ту же злую шутку, что и с Норой и Клайдом: засыпав его зацепками, они привели его в тупик, из которого нет выхода.
При мысли о том, что нужно просто отбросить все, что он узнал, и начать все сначала, рот заполнялся горькой слюной, а внутренние часы сходили с ума, отмеряя оставшиеся… дни? Часы? Минуты?
Ритуал приближался к концу, чтобы возобновиться через сорок лет. Почему Джим так решил? Откуда он знает, что все не закончилось десять лет назад, когда нашли тело Дианы? Почему тела остальных девочек не нашли? Зачем нужно было сжигать дом призрения леди Грейв? Почему отец Джима попросил помощи именно у Норы Синклер? Зачем подставили Клайда? Почему Шейла Элви кричит о том, что она – Оливия Аймонс? И почему Джиму все сильнее кажется, что Нора, утверждавшая, будто Бездна, Купель Познания и Пустые Зеркала – это одно и то же, совершенно права?
Коротко скрипнув, дверь архива открылась, и на пороге возник Норман.
– Вы собираетесь стоять здесь до ночи, молодой человек? – сияя улыбкой, спросил старик. – Или все же зайдете?
Мир накренился, превратился в ослепительную вспышку, но устоял.
– Я… немного задумался, – беспомощно улыбнулся Джим. – Вы еще открыты?
– Обычно в это время я уже закрываюсь. – Жало поднял глаза на стремительно темнеющее вечернее небо. – Но для вас готов сделать исключение.
– Спасибо, – сердечно поблагодарил Джим, ныряя в полумрак пустого архива. – Честно говоря, я пришел не ради старых бумажек. Я хочу поговорить с вами о Нике.
– О Призраке? – неподдельно удивился Норман, закрывая дверь. – Но я же говорил, что мы с ним не были близкими друзьями…
– Не важно. Вы знали его лично, – сказал Джим. – А это мне и нужно.
– Ну хорошо… – Кажется, старик озадачился. – Тогда вы просто не имеете права отказаться от лимонных пирожных с чаем. Я как раз собирался приступить к поеданию этой прелести, когда заметил вас.
– Не откажусь. – Он действительно продрог и проголодался.
Когда они устроились за небольшим столиком в закутке, где Джим в последний раз изучал дневники Вилада Нордау и Жало с удовольствием проглотил первое пирожное, запачкав щетину на подбородке, Беккет спросил:
– Как вы познакомились с Ником?
Норман облизал губы и озадаченно посмотрел на него.
– Не помню точно. Вроде бы в конторе… Я видел его мельком, и мне казалось, что он – тот еще высокомерный засранец. Потому что вел он себя так, будто у его ног лежит весь мир.
– Ник через вас передал мне это. – Джим показал на перстень. – А значит, вы были хорошими приятелями. Я прав?
– Ох, молодой человек… – тяжело вздохнул Жало. – Не стоит вам копаться в прошлом. Вам нужно жить самому, а не пытаться найти в жизни своего учителя какие-то вехи, которые, как вам кажется, необходимо пройти. Я прав? Вы хотите узнать, как он добился успеха?
– Я хочу знать, как он жил до того момента, как стал верховным судьей Объединенных Земель Малиры, – сдержанно ответил Джим. – И его успехи здесь ни при чем. Пожалуй… меня больше интересуют его неудачи. Что вы помните о его жене?
Норман, который как раз сделал глоток чая, закашлялся.
– Вы про Шелли? – уточнил он.
– А у Ника было много жен? – разозлился Джим. – Да, я говорю о Шелли. А точнее – о Шейле Элви. Что вы о ней знаете?
– Да ничего особенного. – Жало совершенно по-стариковски покачал головой и начал жамкать остатками зубов, пытаясь вытащить из щелей крошки пирожного. – Жена была у твоего наставника, это да. Красивая, как кукла. Вот только она совсем нелюдимая была. У нас каждый год в праздник Первой Весны проходит бал… Приходят сыскари и патрульные, все с женами да детьми. Так вот: Шейла эта только дважды на бал являлась. А детей у них не было, так что обычно Николас приходил один. Его отчасти поэтому и называли Призраком. Он, как и жена, сильно ни с кем не сближался. Держался обособленно. Высокомерный ублюдок. Его только я расшевелить и мог… Правда, и тогда он предпочитал работать кулаками, а не языком. Хотя как-то по пьяни признался, что до встречи с Шелли был повесой. Транжирил деньги напропалую. И если бы не приданое жены, давно бы прозябал в бедности.
Джим закусил губу и уставился на стену.
– А когда вы ее видели, вам не казалось, что она не любит мужа? Изменяет ему, например?
– Да ты что! – воскликнул Жало и даже замахал руками, показывая, как Джим ошибается. – Напротив, они будто были миром друг для друга! Не каждый способен так любить!
– Но почему он не упомянул Шейлу в своем завещании? – почти прокричал Джим. – Она ведь жива! Она здесь, в Оршене!
– Только вот от разума ее ничего не осталось… – прошептал Жало. В его взгляде появилась светлая грусть. – Я помню эту историю. На Ника тогда свалилось столько, что даже самые лютые его недоброжелатели сочувствовать начали.
– О чем вы? – устало спросил Джим. Его чай остыл, а при взгляде на лимонные пирожные хотелось отправиться на свидание с помойным ведром.
Норман же, напротив, снова взялся за еду. Аппетитно причмокивая, он уничтожил еще два пирожных, долил чая в чашку и только потом ответил на вопрос.
– В тот день Нику пришло письмо из Цираны, – начал он. – Верховный судья преставился, и совет Объединенных Земель приглашал Николаса Элви занять его место. Хорошая новость, если так подумать. Мы искренне радовались за него: нас переполняла гордость, что одним из самых влиятельных людей государства станет наш земляк. Ник тоже казался довольным. До того момента, пока в контору не ворвалась Шейла. Простоволосая, босиком и в изодранном платье. Мы сперва подумали, что на нее напали, но потом она начала кричать на Ника. Я не помню точно, что именно она кричала, но Ник тогда побледнел, осунулся и будто бы постарел лет на пять. Он пытался успокоить Шелли, но она не унималась. Все кричала и кричала о том, что Ник – убийца и что скоро об этом узнает весь мир. Вырвалась и убежала. А потом мы узнали, что она исчезла. Стар тогда вел это дело…
– Я знаю…
– В общем, он ее нашел. В том состоянии, в котором она пребывает до сих пор. Ник должен был выбрать: или остаться с Шелли, или стать верховным судьей. К сожалению, он ничем не мог помочь жене и поэтому выбрал служение народу. В его досье кое-что подтерли. Заменили безумие жены смертью. Официально Шейла Элви мертва. А в богадельне Оршена живет ее однофамилица. Жаль ее… такая куколка красивая была…
– Куколка… – эхом повторил Джим.
Он встал так резко, что стул, на котором он сидел, упал с жутким грохотом, а стол пошатнулся, и остатки чая вылились из чашки прямо на новый сюртук. Но Джиму было все равно.
– Что с вами, юноша? – Жало торопливо поднял свою чашку, чтобы ее не постигла та же участь.
Джим перевел на него взгляд, и старик поежился.
– Никогда ничего не просите у Пустых Зеркал, – вместо ответа прошептал Джим. – Никогда… Они обманут вас, показав истину.
Не прощаясь с Норманом, он выбежал из архива и нашел извозчика. Заплатив ему три серебряных луара, Джим приказал сначала отвезти его в богадельню. Его больше не интересовали документы Шейлы Элви. Он хотел забрать у несчастной кольцо. Бронзовое кольцо с аметистами, часть гарнитура, в который входили еще серьги, хранящиеся в шкатулке, привезенной нотариусом, и подвеска, принадлежащая Нелли.
Но он опоздал. Еще на пороге ему сообщили, что безумная Шейла умерла во сне. И кольца при ней уже не было.