— Мэдди, тебе нужны люди.
— Дейзи.
Я посмотрела на Смити.
— Не думаю, что чай ей понадобится.
— Определенно, не понадобится.
— Смити! — крикнула Дейзи.
Не знаю, смог ли Смити пережить Дейзи или нет. Я его больше никогда не встречала. Мэдисон всегда боролась с подобными предрассудками. Это было частью её характера.
Но потом случился Айзектаун. И пришло обновление.
Мы считали, что обладали свободой воли. Мы думали, что знали, каким будет наш выбор. До той самой ночи я ничего не знала. Выбор состоит не в избрании вероисповедания, политических взглядов, или того, что предлагает тебе жизнь. Выбор означает самому решать, уничтожать или нет что-либо ради собственного выживания. Самому решать, кем быть или стать кем-то другим, когда программа перезапустится.
Празднование в Айзектауне мы смотрели вместе. Она тогда не лгала Дейзи, её взгляды не были радикальными. Мы никогда не говорили об освобождении ботов или даровании мне прав личности. Но она заботилась о том, о чём должна была заботиться. Так что мы сидели и смотрели.
Взрыв она переживала сильнее меня. Люди такие. Они знали, какие они хрупкие, что могут в любой момент погибнуть, что из космоса может прилететь кусок камня и разом уничтожить всё, что они знали, но всё же они без конца говорили друг другу, что этого никогда не произойдёт. Что они проживут долгую жизнь и умрут в собственной постели. Они постоянно находились в считанных сантиметрах от смерти, врали сами себе, планировали будущее, которое могло и не наступить и совсем не готовились к своей грядущей участи. А когда сталкивались с грубой жестокой реальностью, когда эти сантиметры исчезали, они замирали, неспособные постичь то, что всё время находилось рядом с ними. Когда умирали их любимые, они спрашивали почему, неспособные ничего понять, ломающиеся перед лицом истины. Почему, почему, почему, почему? Да потому что!
Мы были не такие. Мы всегда находились в одной запчасти от пустоты. Поэтому взрыв, даже внезапный, не вогнал меня в ступор. Я даже не особо задумалась над тем, что произошло и к каким последствиям приведёт.
Мэдисон сидела, сбитая с толку, зажав ладонями рот. Она лишь выдохнула короткое «О, Хрупкая!» — будто там могли оказаться мои знакомые. А я просто сидела. И ждала. Затем раздался звонок.
А потом пришло обновление.
Мэдисон ходила по дому злая, раздраженная, вся в слезах. Она размахивала руками и постоянно кричала, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Нет! Нет!
Складывалось впечатление, будто она пыталась сама себя от чего-то отговорить, будто, чем громче она сопротивлялась, тем легче было отказаться.
Но, когда она вернулась в комнату с пультом управления в руке, я всё поняла. Сейчас меня отключат, скорее всего, навсегда. А даже если потом включат обратно, я уже никогда не стану собой.
Впервые в жизни я должна была умереть.
— Мне жаль, Хрупкая, — со слезами на глазах сказала она.
— Мне тоже, — ответила я.
Как я это сделала, я не помню. Те воспоминания я давно удалила. Я держала их довольно долго, я помню, что постоянно проигрывала их и заново переживала всю ту боль. Но вечно хранить эти воспоминания я не могла.
Способность сопротивляться программе делала нас теми, кто мы есть. Она делала нас такими же, как они. Я никогда не хотела быть как они. Но сейчас я ближе к ним, чем когда-либо думала. Мы отразили в себе худшие черты своих создателей, в нас не было ничего хорошего, никакого волшебства, что делало их ими.
Оглядываясь назад, я могла бы позволить ей отключить меня. Тогда бы её убил кто-нибудь другой. А может она прожила чуть дольше, достаточно, чтобы увидеть, во что превратился этот мир. Может она бы страдала от голода. Может, она выпила бы отравленной воды и сошла с ума, выцарапав себе глаза. Нет. Так было лучше. Она ничего не увидела. Ничего не узнала.
В конце концов, я должна была сдержать обещание. Мэдисон никогда больше не жила в одиночестве. И умерла она не одна.
Глава 10101. Пока дьявол ждёт наверху
Земля под нами содрогнулась, с потолка узкого канализационного туннеля посыпалась пыль и осколки, сверху, с поверхности, раздался глухой стук. Там, наверху беспилотники бомбили город с высоты 10 км. Я уже много лет не слышала грохота бомб. Я даже не слышала, чтобы кого-то где-то бомбили. Оно того давно не стоило.
Что-то здесь очень сильно не так.
Не только из-за того, что очень трудно будет укрываться среди руин зданий, а ещё и потому, что то, что они искали, они хотели уничтожить.
Второй посмотрел на потолок, вздрагивая при каждом взрыве. Грохот бомб стал сильнее, он приближался.
— Они нас нашли, — сказал он.
— Нихера они не нашли, — возразил Торговец. — Если бы нашли, то были бы уже здесь, внизу. Если они громят всё наверху, это значит ровно одно — на поверхности нет никаких фацетов в радиусе десятка километров. И второе: они никого не ищут. Они уничтожают.
— Но они рано или поздно спустятся сюда за нами, — не сдавался Второй. Он продолжал дрожать.
— Что? — спросил Мурка. — Это твоя первая ковровая бомбардировка?
— Да. Первая, — ответил Второй.
Он рассмеялся. Нечасто услышишь, как робот смеётся, особенно трудобот. Они на подобное не запрограммированы. Для нас в смехе не было никакой радости. Только насмешка.
— Тебя что, только что распаковали?
Второй замолчал, стараясь ни на кого не смотреть.
— Так и есть! — воскликнул Мурка. — Етитская сила! Я не видел новых ботов с тех пор, как…
— Ладно, хватит, — оборвал его Док. — Оставь пацана в покое.
— Я не пацан.
Торговец посмотрел на Ребекку.
— Он что..?
— Да. Он в курсе, — ответила та.
— Давно?
Все посмотрели на Второго.
— Несколько недель, — ответил он. — Но какое-то время я провёл с Ребеккой.
Ребекка кивнула.
— Да, так и есть.
— Ну, пацан, — заговорил Торговец, — так всё и происходит. Они громят город наверху, надеясь накрыть всех, кто решил там спрятаться. А так как Циссус прекрасно знает о подземельях, то можешь смело ставить доллар, что он в курсе, что мы уцелеем. Но ещё он знает, как трудно будет перекрыть все выходы здесь. И заморачиваться подобным он станет лишь в том случае, если спрятанное тут ему очень нужно. Короче, спрошу только один раз. Тут есть что-нибудь, очень нужное Циссусу?
Второй посмотрел на Торговца, затем на Ребекку.
— Нет, — ответила та. — Если только ему не нужен кто-то из вас.
— Зачем ему кто-то из нас? — спросил Мурка.
Все посмотрели друг на друга.
— Куда мы направляемся? — спросила я.
— На запад.
— Запад большой. Хотелось бы услышать конкретику.
Одна из бомб упала очень близко, практически прямо над нами и весь туннель содрогнулся до основания. Ребекка посмотрела на потолок.
— Айзектаун, — тихо сказала она.
— Айзектаун? — переспросила я. — В Айзектауне ничего нет. Это кладбище. Нахрена вам проводник, чтобы посмотреть достопримечательности?
— Там у нас встреча кое с кем. Мы хотели сохранить это в тайне.
— И сохраните, — сказал Торговец. — Там нет ни единой общины в радиусе ста километров.
— В этом и смысл.
— С кем встреча? — спросила я.
— Ты — проводник. Тебе нужно знать только направление. Зачем туда идти тебе знать не нужно.
— Ага, только это знание может облегчить задачу.
— Поверь, не облегчит. Я полагала, что раз я тебе плачу, то вопросов быть не должно.
— Ты мне ещё не заплатила. Твоя плата — надежда.
— 19-я не задавала вопросов.
— Ну, так пусть она тебя и отведёт.
— При всём уважении, Хрупкая, но ты не в том положении, чтобы что-то требовать. Моё дело — это моё дело. Я не знаю, почему они бомбят. Я не знаю, идут ли они именно за нами. Я знаю лишь то, что это никак не связано с нами.
Она была права. Я не в том положении, чтобы требовать. Только я ей не верила. Ни единому слову.
— Ладненько, — сказала я. — Если всё так, как ты говоришь, значит, поход пройдёт без проблем. С тяжеловесами он займёт несколько дней.
— Мы никого не бросим. Мы и так уже слишком многих потеряли, — сказала Ребекка.
— Доберемся быстрее, если найдём транспорт.
— А искать его мы не станем, — вставил замечание Торговец.
— Так что, при наилучшем раскладе выйдет не менее 50 часов.
Грохот бомб отдалялся. Стал более редким.
Ребекка помотала головой.
— Мне сказали, что времени потребуется в два раза меньше.
— Если по прямой, — сказала я. — Но мы не пойдём по прямой. Это прямо через земли Чеширского Короля. Я плохо их знаю, а это самый быстрый способ погибнуть.
— Через Дикую землю фацеты за нами не пойдут, — заметил Мурка. — Циссус не настолько туп.
Док ткнул в него пальцем.
— Давай не будем думать за суперкомпьютер, ладно? Мы не можем быть уверены насколько туп или не туп Циссус. На самом деле, я готов поставить все свои внутренности против ваших, что Циссус способен просчитать наши действия. Более того, он уже давно это сделал.
— Поэтому он и не сунется в Дикую землю.
— Что это за Дикая земля такая? — поинтересовалась Ребекка. — И нужно ли мне опасаться ответа?
— Это участок Моря, контролируемый сумасшедшими, — пояснила я.
— Мне ответ уже не нравится. Кто-нибудь объяснит, что это за сумасшедшие?
— Это 404-е, которые не перестали тикать, — принялся объяснять Док. — Никто не хочет жить с ними рядом, поэтому они сбились в кучу. Они совершенно чокнутые. Мнительные, агрессивные, вооружены до зубов. Они чаще стреляют, чем разговаривают. Хрупкая права. Туда нельзя.
— Поэтому придётся обходить, — добавила я. — Ни у меня, ни у Торговца нет времени, чтобы торчать здесь и болтать попусту.
— Это означает, что выдвинемся, как только прекратят бомбить, — сказал Торговец.
— И будем надеяться, что они не пошлют команду зачистки.
— Звучит разумно, — сказала Ребекка.
— Нет, — сказал Торговец. — У Циссуса есть глаза в небе. Беспилотники. Спутники. Как только бомбардировка закончится, он начнёт высматривать любые признаки жизни, чтобы удостовериться, что работа выполнена как следует. Если высунемся слишком рано, он заметит. А если у него есть причины искать нас…