…Мечнику с лихвою достало нескольких взглядов на свою полонянку да на Жеженя, чтобы крепко засомневаться в ворожести настырливой соглядатайницы. А уж с первых же слов ее объяснений, откровенность которых иные придирчивые люди могли бы счесть едва ль не бесстыдством…
Сперва Кудеслав пробовал было по-всякому ухищряться, чтобы подловить ее; скрывал свое знание урманской речи – вдруг, де, полонянка, обильно сдабривая ломаную словенскую молвь скандийскими обмолвками, прохватится самообличительным беспечным словцом…
Однако вскорости махнул он рукой на эти свои ухищрения.
Глупости, подобные иным из рассказываемых, не могли быть чем-либо отличным от истины: маломальски разумный человек из себя вывернется, а все же не сумеет такое выдумать (даже коль человек этот не совсем чтобы человек, а баба).
Эти Мечниковы соображения в основном касались причин, из-за которых урманка боялась честно присоединиться к подорожним. Уж ее-то Мечник принял бы в сотоварищи без единого слова, кроме слов благодарственных. Даже теперь, едва успев удостовериться в неворожести урманкиных побуждений, Мечник возблагодарил судьбу за внезапный дар – ниспослание в спутники еще одного воина, на которого (хоть он и не "он", а "она") можно надеяться почти как на самого же себя. Да, возблагодарил он судьбу искренне и горячо, хоть и досадовал на полудурину полудурость, из-за которой та столь глупо вымотала и собственные, и кудеславовы силы.
Ну хорошо, урманку-то в конце концов можно понять и извинить. И пожалеть. Но Корочун-то! Он же наверняка с самого начала знал про нее; он же, небось, еще в чарусиной избе рассказывал обо всех содеявшихся делах столь подробно именно для урманки (ведь это наверняка она подслушивала тогда в сенях). Не для выворотневых же ушей старик тогда краснобайствовал! Так почему же скрыл, не упредил? Неужели вздумал потакать вздорной бабьей опаске? О-хо-хо…
А баба-то впрямь разнесчастная. Впрямь бы ее пожалеть. И за прошедшие беды. И за нынешние, из коих самая злая – влюбленность…
В далеком Вестфольде ее кликали Асой по наречению; по рожденью же называлась она Эльгардоттер. Эльгаром звали ее отца – уважаемого да хозяевитого.
В родном краю был у нее муж (отцов добрый сосед и приятель); было сколько-то детей (конечно же детей красивее да смышленей не сыскалось бы на всех скалистых землях Вестфольда – а, значит, и на всем белом свете); был обширный крепкостенный дом, надежно охороняемый многочисленною ватагой мужниных кормленников да прочих зависимых людей ("многочисленная" – это, небось, десятка со два, а то и поболе); были хозяйство, достаток…
Было, было у нее все, что любая женщина – независимо от роду, племени и языка – почитает счастьем.
Было.
И не стало.
В единый день сгинуло счастье урманки Асы, дочери Эльгара; развеялось по всему Вестфольду горьким дымом пожарища да погребальных костров.
Скандийские боги, уважая сильных и храбрых, в знак уважения посылают им достойных врагов.
Муж Асы был храбр и силен.
Для своих присных он был справедливым и добрым, для врагов же…
Что есть победа над недругом? Победа есть избавление.
Как можно избавиться от недруга?
Можно склонить его к дружбе, но такой друг окажется много опасней честного ворога. В любой миг память о былых обидах может проснуться… нет, плохое слово: такая память не умеет спать; она лишь дремлет – сторожко и чутко, как дремлют волки после неудачной охоты. Разве можно предугадать, что способно спугнуть эту легкую злую дрему? Случайный шорох; случайный запах; просто громкое бурчание в терзаемом неутоленным голодом брюхе, и… Разве умно заводить подобных друзей? Ходить по гнилым мосткам да по тонкому трескучему льду, залазить на подрубленные деревья – разве все это умно? Нет.
Еще можно приучить недруга бояться себя – накрепко приучить к мысли, что одолеть тебя невозможно, что любая попытка обернется бедою для самого попытавшегося. Но убедившись в бессилии своей силы лишь ничтожный не станет устерегать миг, когда ты повернешься к нему спиной (а ведь боги редко посылают могучим и храбрым ничтожных врагов).
Что остается? Остается окончить вражду надежно и скоро. Однажды и навсегда. И чтобы потом не приходилось оглядываться да продумывать наперед каждый свой шаг. А если жизнь без этого ворога покажется скучной, как праздник без хмельной браги да песен… Что ж, наживать новых врагов – умение не из сложных.
Так считал муж Асы, дочери Эльгара – человек сильный и храбрый.
Так же считали и его вороги.
…Уважаемый и чтимый сторонниками, грозный для недругов могучий бонд и хавдинг округи Эльгар Степенный гостил тем вечером на хуторе своего сторонника, соседа, друга и зятя, могучего бонда Агмунда (сына Агмунда и внука Агмунда), часто прозываемого Беспечным.
Тот вечер выдался веселым для гостя с хозяином; для Асы же – на редкость хлопотным.
Сперва выяснилось, что на столе маловато браги как для поданного угощения; потом угощение оказалось скудноватым как для поданной браги, и так повторялось не единожды и не дважды.
Конечно, Агмунд был достаточно богат, чтобы его жене не приходилось самолично изнуряться стряпней. Но любая хозяйка по собственному почину истолклась бы в кашу из уваженья к ТАКОМУ гостю. Даже если бы гость этот не был в добавок ко всему еще и ее отцом. Даже если бы он не восклицал то и дело, будто сам Андхримнер вряд ли потчует этакими несравненными кушаньями богов и героев, пирующих в Валгалле.
Окрестные равнины давно уже канули в холодное непроглядье моростьной ночи, но в доме жарко пылал очаг, веселое пламя светильников никло под шквалами беззаботного хохота и радостных выкриков, которыми оба сотрапезника встречали каждое появление Асы – вернее, очередного блюда или кувшина в ее руках…
Меняя опустевшую посуду на полную, Аса невольно ловила обрывки ведущихся за столом разговоров (сперва-то мужчины следили за тем, чтобы непредназначенное для женских ушей в эти самые уши не попадало, но осторожность и хмель плохо уживаются друг с дружкой).
"…поистине правы те, кто прозывает тебя Беспечным, Агмунд. Верней даже нет: тебя следовало бы звать Опрометчивым…"
"…а по мне, так опрометчив он – не по его пасти на нас раззявляться, хоть он и ярл…"
"…искать мира – не позорно, но мудро…"
"…о мире бы помышлять тому, кто затеял…"
"…тебе не совладать… на твоем месте я бы… без свары… тинг…"
"…да с нашей ли силой замечать какого-то там…"
"…ты опрометчив, Агмунд. Боги, до чего же ты опрометчив…"
То были мужские разговоры, и Аса честно старалась не вслушиваться и не вдумываться в случайно перехваченные обрывки. Она знала обязанности хорошей жены; она знала обязанности такой жены, какую счел бы очень-очень хорошей женою Агмунд; и потому она знала о мужниных делах только то, что муж считал нужным рассказывать ей сам. Остальные знания она умела скрывать даже от самой себя – до тех пор, пока в них не возникала необходимость.
В тот вечер, похоже, необходимость возникла. К тому же притворяться неведающей о ссоре Агмунда с ярлом было бы вовсе глупо – эту сплетню уже несколько дней так да этак вертели на языках агмундовы кормленники и домочадцы.
Да, притворяться было бы глупо.
Как глупо было и вымучивать себя тревогой из-за этой ссоры – ведь сторону Агмунда обязательно примет хавдинг со всеми своими приверженцами, а в приверженцах у хавдинга вся округа…
Вот только… Агмунд-то все время говорил "мы", а его родственник и друг хавдинг Эльгар Степенный, которого могучий бонд по прозванью Беспечный не единожды выручал и советом, и оружною силой…
Хавдинг.
Друг.
Асин отец.
Он все время говорил не то, чего ожидала Аса.
Возможно, дело было в том, что она слышала лишь обрывки беседы, причем обрывки не из удачных? Ведь сам Агмунд спокоен и весел…
Или муж просто отказывается верить своим ушам?..
…Они даже не пытались удерживать частокол. Двор был обширен, нападающие заметно превосходили числом людей Беспечного бонда, а потому только вовсе глупый мог бы затеять оборону протяженной внешней ограды.
Агмунд не был вовсе уж глупым. Верней так: напрочь глупым он был отнюдь не во всем. Но кое в чем…
Разве наделенный хоть крохотным паростком разума отослал бы одного за другим аж пятерых (это при том, что на каждого из похватавших оружие агмундовых работников приходилось двое-трое тертых да бывалых дружинников ярла!)… аж пятерых отослал Беспечный могучий бонд к своему родственнику… к другу своему. Отослал за подмогой. Что ли хавдинг Эльгар ослеп да оглох? Что ли безо всяких посланников он не знал, какое-такое варево заварилось на подворье его ближнего соседа и ближнего приверженца?
Ни один из посланных не возвратился.
Подмога не пришла.
А Беспечный бонд до самого последнего мига не хотел верить в очевидное. Не глупец ли?
Хотя…
Когда бы не агмундово неверие, когда бы не умудрился асин муж заразить этим глупым упрямством большинство защитников своего хутора, ярлу куда дешевле обошлась бы тогдашняя затея.
Когда на подворье влетел взмыленный полузагнанный конь, и свалившийся с седла пастушонок принялся давиться-захлебываться торопливой невнятицей, мутно таращась в спокойное, чуть насмешливое лицо Агмунда… Да, с того или почти с того самого мгновения защитники принялись спешно укреплять дом.
Ярловы дружинники подарили им на это занятие куда больше времени, чем можно было надеяться. Похоже, воители-викинги не шибко-то высоко ставили сиволапых землепашцев – пускай и предупрежденных, но уступающих им и числом, и вооруженьем, и ратной сноровкой. Ставили невысоко, а потому не изнурялись излишней поспешностью. А может и осторожничали они, ярловы-то, предпочитая сперва удостовериться наверняка, что подмоги Агмунду впрямь ниоткуда не будет.
Так, иначе ли, но даренное лишнее время оказалось не в прок. Как ни крепко были затворены да завалены изнутри увесистой всячиной двери и окна; как ни метко били сквозь проломы в кровле агмундовы лучники – ничто не помогло. Живущие на свете единственно ради подобных дел викинги ворвались в жилье могучего бонда чуть ли не сходу. Но это оказалось только началом. Еще трижды пришлось ярловым воям рваться в оказавшееся столь негостеприимным бондерское жилье; и раз за р