— Граф — и портье?!
— Что ж тут особенного? В наше демократическое время…
Отпрыск когда-то чрезвычайно богатой семьи, граф Эдвин в один далеко не прекрасный для себя день вдруг обнаружил, что остался у разбитого корыта. То ли он сам умудрился пустить по ветру доставшееся ему наследство, то ли катастрофическое обеднение явилось следствием развала Австро-Венгерской империи — этого Вальтер не знал. Известно ему было только, что граф спускал одно поместье за другим, пока, наконец, не пришел черед его родового замка вблизи небольшого горного городка Лиенца. На вырученные за него деньги фон Шольберг приобрел отель у вокзала, в котором мы с Ингой теперь жили. И, по примеру многих разорившихся аристократов, решил пуститься в плавание по бурному предпринимательскому морю.
Хозяин гостиницы из спесивого графа получился неважный. Поувольнял всю, как ему казалось, недостаточно почтительную прислугу, запутал дела, растерял клиентуру. В итоге прогорел и стал лихорадочно искать мешок с деньгами, чтобы хотя бы вернуть свое. Покупатель нашелся, но поставил условие, что фон Шольберг останется у него в служащих — он рассчитывал, что богатым господам, особенно туристам из-за океана, покажется лестным, если их будет обслуживать столь родовитая персона.
Так фон Шольберг перешел из хозяев в служащие и стал сначала управляющим гостиницы. Потом спустился на ступеньку ниже, заняв клетушку распорядителя за стеклянной дверью. А потом, когда выяснилось, что он совершенно не способен ни к какому виду административной деятельности, его передвинули за стойку портье, поставив на ней табличку с надписью: «Вас обслуживает граф Эдвин фон Шольберг».
Но и с ключами у графа получилось худо. Он вечно путал ячейки, заставляя клиентов подолгу ждать, а когда те теряли терпение и начинали возмущаться, выговаривал им высокомерно и надменно.
В итоге высокий аристократический титул сменили на хорошенькую мордашку. Графа выставили из отеля, и теперь он один из самых именитых инсбрукских безработных…
— Ах ты лапочка! — пожалела Инга. — Он что, существует на одно лишь пособие по безработице?
— Ну, до этого еще дело не дошло, — усмехнулся Вальтер. — Когда уж очень припирает, он выковыривает очередной камешек из родовой диадемы и тащит в носовом платке к ювелиру…
Было обеденное время, и беспрерывное хождение по городу давало о себе знать. Но мы были гостями, нам не полагалось первыми заговаривать об обеде, а Вальтер что-то помалкивал, время от времени бросая на нас загадочно-насмешливые взгляды.
Наконец, он заехал вместе с нами в крохотную, на ширину ворот, авторемонтную мастерскую и вынес оттуда две камеры. Седоголовый хозяин катил вслед за ним готовое накачанное колесо…
— А теперь к Эллен! — Вальтер захлопнул крышку багажника. — Будем надеяться, она уже выспалась.
Родственница Эллен, у которой остановились Редлихи, жила в самой теснине городского центра, недалеко от старинной сторожевой башни, в симпатичном средневековом доме с эркерами и изящными ставенками. Но внутри дом оказался гораздо менее привлекательным. Крохотный, затхлый, мощенный разнокалиберным булыжником дворик, темные, даже при ярком солнце, комнаты с низкими потолками.
Эллен, свежая, помолодевшая, обняла Ингу.
— Пойдем на кухню, Арвид. — Она взяла меня под руку. — Мне надо с тобой посекретничать!
— Охотно… Тебя сегодня просто не узнать!
— Правда?.. Вот что значит для женщины выспаться вволю хоть раз в месяц.
— А кто тебе не дает делать это по крайней мере два раза в неделю?
— Кто-кто! Ну конечно же, вон тот полнеющий господин в джинсовом костюме! — Она кивнула в сторону гостиной, где Вальтер раскладывал карты на низеньком столике, показывая Инге шулерские фокусы, а она его азартно разоблачала. — Каждую субботу и воскресенье ровно в пять утра мы с ним должны быть на теннисном корте — у нас там арендован час.
— Ты любишь теннис?
— Люблю?! Ненавижу! Но Вальтеру предписано сгонять лишний вес, и я его спарринг-партнер. А ради здоровья Вальтера… Как раз об этом я и хотела сказать тебе. Знаешь, он вчера потерял сознание.
— Что ты говоришь! По пути в Инсбрук?
Она кивнула. Глаза ее наполнились слезами.
— Спустило колесо. Он стал снимать — и вдруг свалился. Хорошо, в автоаптечке был нашатырный спирт. Он сразу очнулся, стал говорить, что ничего не произошло, просто оступился и упал. Но я же видела… Арвид, умоляю тебя: уговори его лечь в клинику на обследование. Доктор Бреннер ему уже давно предлагает, а он только отшучивается. Нажми на него, он тебя послушает, я знаю. Только не говори, что я…
— Э, заговорщики! — Вальтер появился на кухне. — Что вы там все шепчетесь?.. Эллен! — Он изменился в лице. — Ты же дала мне слово.
— Все! Все! — Она осторожно вытерла слезы пальцами, стараясь не размазать тушь. — Извините!
И вышла.
— Вечно ей мнятся всякие болезни и беды!.. А теперь у меня для вас сюрприз! — провозгласил Вальтер. — Цирковой номер! Сенсационный аттракцион!.. Словом, едем обедать в зоопарк!.. Инга, ты слышишь?
— Это как? Прямо в клетке?
— Совершенно верно! В золотой клетке невиданного у вас зверя: на вилле у капиталиста. Словом, мы все приглашены на обед к крупному фабриканту мебели господину Гейнцу Киннигаднеру и его супруге.
Инга тотчас же пришла в телячий восторг. А я засомневался. Почему в гости к фабриканту? Совершенно незнакомые люди. С какой стати?
— Не будь букой! — уговаривал Вальтер. — Ее я знаю вот с таких лет. А он… Он обожает русскую музыку: Чайковский, Стравинский… А вилла! Это же симфония ля-мажор! Ну? Да забудь ты на минуту о классовой борьбе! Или наоборот: не забывай ни на минуту и агитни его как следует. Пусть пожертвует все свое состояние на мировую революцию. Были же в истории такие примеры! Тебе за это дадут… Какой там у вас самый главный орден?
Он насел на меня. Инга тоже: как же, она еще ни разу в жизни не была в обществе живого капиталиста!
И я сдался.
Лишь в машине обнаружилось, что нас только трое.
— А Эллен?
— Она не поедет.
— Почему?
Вальтер хмыкнул:
— Даже сказать смешно: ревность! В нашем-то возрасте!.. Рози — жена Киннигаднера — моя первая чистая любовь. Боже, как давно это было!.. Потом я ушел к партизанам в горы, а она осталась внизу. Хотя тоже, как и многие, активно плевалась вслед гитлеровцам. А в отряде я встретил Эллен…
Инга моментально зажглась. Это было в ее вкусе.
— Как интересно!.. А когда она вышла за того… мебельного капиталиста?
— Много позже. Они женаты всего лет десять. Собственно, даже не женаты, просто живут вместе…
— Какая романтическая история!
Мы уже выехали за город и следовали широкой альпийской трассой. Напряженного водительского внимания, как в городе, тут не требовалось, и, придерживая одной рукой руль, Вальтер стал рассказывать.
— Романтики здесь не так уж много, должен тебя разочаровать, моя радость. Больше, пожалуй, трезвого математического расчета. У него мебельные фабрики и торговые фирмы по продаже мебели. Так вот, Рози — управляющая и совладелица этих торговых фирм. Если они поженятся, то тем самым автоматически объединятся их капиталы, а значит, возрастут и налоги: у нас система прогрессивного налогообложения. А так капиталы у каждого свои, и налоги намного меньше. Другими словами, им просто материально невыгодно жениться… Разумеется, Рози, как каждая женщина, предпочла бы официальный брак, пусть даже за счет части доходов. А вот он… Тяжелый человек! Грубый, даже хамоватый. Ни в грош не ставит чувства других. Но сильный! Личность!
— А как же тогда его музыка? — спросила Инга.
— Очень просто. Музыка для своего удовольствия. А уж в удовольствиях он себе не отказывает.
— Брак по-австрийски! — Инга, обманутая в своих лучших чувствах, испытывала необходимость язвить. — Донести на него никак нельзя?
— Почему же нельзя? Доносить никому не возбраняется. И письменно и устно.
— Вот я бы и донесла. Не анонимно, не по телефону, а пошла бы куда следует и написала бы заявление с указанием своей фамилии и адреса.
— Ну и что? — рассмеялся Вальтер. — Ведь даже если их застанут вместе в постели, все равно никто не сможет обязать их жениться.
— Но это же обман государства!
— Совершенно легальным образом.
— Данте и Беатриче! Ромео и Джульетта! — продолжала возмущаться Инга. — Рози и… Как его, этого зверя в клетке?
— Гейнц.
— Кошмар! Рози и Гейнц!.. Как низко пало человечество!..
Мы приближались к автомобильному мосту «Европа». Широкой белой лентой, в три ряда движения в каждом направлении, пролегал он от вершины одной горы до другой. Высоченные опоры, стройной колоннадой поднимавшиеся из долины, отсюда, сверху, казались тонкими и ненадежными. Под мостом змейкой вилась не то река, не то ручеек — головокружительная высота скрадывала и искажала истинные размеры.
Не доезжая моста, Вальтер остановил машину. Подошел мужчина в форменной фуражке, с сумкой автобусного кассира. Вальтер через окно подал ему сотенную.
— За что? — поинтересовалась Инга.
— За право проезда по мосту. Его строили с привлечением частных капиталов, и долгое время с каждой проезжающей машины будут взимать сбор. Впрочем, кто не хочет платить, может ехать по старой дороге, по склонам гор, в объезд.
Вальтер медленно тронул «шкоду», и мы покатили по светло-серому с желтыми разграничительными линиями полотну.
— А почему вы не поехали в объезд, дядя Вальтер? Сэкономили бы сто шиллингов, — съязвила Инга.
— Невыгодно, — ответил Вальтер на полном серьезе. — Во-первых, намного дальше. Во-вторых, дорога хуже, трясет. В-третьих, бензина уходит больше. Я уже проверял. А бензин у нас все дорожает — топливный кризис.
— Вы еще не все учли, дядя Вальтер.
— Да?
— Амортизация машины. Если дорога хуже, то, значит, быстрее изнашиваются покрышки и подвеска.
Вальтер, как всегда, спокойно реагировал на ее подначки.
— В самом деле, как же я раньше не сообразил? Спасибо, Инга. Ты увеличила мою статью прихода самое малое на двадцать шиллингов.