— Полковник Лобачев Кирилл Афанасьевич — начальник штаба дивизии, вместе воюем с московских боев. А этот молодой майор — Левушка Раппопорт, он у нас помощник начальника штаба по оперативной части. Мой «Шафиров». Надеюсь, ты российскую историю знаешь?
Генерал все больше мне нравился — своей открытостью, простотой, искренностью. На его гимнастерке блестели Звезда Героя Советского Союза, полученная за Белорусскую операцию, три ордена Красного Знамени и орден Суворова. Весь рот, как и грудь, — в золоте. Подумалось: странно, вроде еще не старый человек. Генерал рассмеялся:
— Вижу, тебя, старший лейтенант, больше поразили мои золотые зубы, чем ордена. Так?
— Так, — смутившись, подтвердил я.
— Это память тех лет, когда мне, как и Рокоссовскому, в тридцать седьмом комсомольцы выбивали зубы, а заодно отбили ребра и пальцы на ногах. В сороковом посчастливилось, выпустили; вроде помог Тимошенко. Теперь служим под началом Ивана Даниловича Черняховского. Самый молодой генерал армии, тридцать девять ему. Ума — палата! Высочайший военный профессионал, окончил Военную академию, немного нынче таких. — Генерал посмотрел на стол: — Владеешь картой?
— Да, в училище у нас был отличный преподаватель.
— Ты какое училище окончил?
— Тюменское военно-пехотное, на командира минометного взвода. Но нам не удалось закончить, проучились четыре месяца, и отправили на фронт.
— Если понадобится, сядешь за пулемет или миномет?
— Так точно.
— Это хорошо! Мы вот тут втроем маракуем, где лучше ударить по немцу. Они выставили на границе отборные части, защищаются упорно. Наши под Гумбиненом захватили несколько приграничных поселков и деревень, но удержать не смогли. Как бы с нами не случилось такое. Карты хреновые! Как попадаются среди пленных офицеры — сразу их к Левушке, помогают ему уточнять местность. А ты, комсомол, что-то засиделся в старших лейтенантах. Новая должность твоя — майорская, попросим Алексея Адамовича подсуетиться. (Звание капитана мне присвоили в марте сорок пятого.) Вот и познакомились, — закончил разговор генерал. — Если что надо, приходи. И сам подсказывай, если мы что упустим по солдатской части.
Известие ошеломило. Уже на следующий день понаслышке об этом знали многие. Официально сообщил новость комдив. Собрав командиров полков и батальонов, генерал объявил:
— К нам прибудут двадцать три девушки-снайпера. Они окончили Высшую снайперскую школу в Москве. Звонили из армии и главный комсомольский вождь, просили прилично принять и обеспечить нормальные фронтовые условия. В вашем распоряжении всего несколько дней, так что готовьтесь. — И строго заключил: — Запомните, товарищи офицеры, все девушки — неприкасаемые! Кто прикоснется — оторву голову и погоны!
«Неприкасаемые» — надо же, какое слово выдумал!
Сообщение восприняли по-разному. Одни посмеивались — дескать, очередная показуха комсомола. Другие высказались односложно:
— Поглядим на «вояк»: и месяца не пройдет, как ветром их сдует.
Но подготовкой занялись серьезно. Отыскали приличный дом, обустроили как положено, с учетом особого контингента. Обнесли высоким забором. Навесили крепкие замки. «Не хватает проволоки под током», — шутили офицеры. Стояла холодная осень, поэтому завезли теплое белье, сапоги, телогрейки, ватные штаны и ушанки. Подобрали и коменданта — эту роль доверили начальнику дивизионного банно-прачечного отряда, главное — мужик-трезвенник. Командиром нового подразделения назначили одного из лучших армейских снайперов — лейтенанта Жору Касимова. Старшиной приставили опытного снайпера Никодима Ивановича.
В день приезда встречать вышло все начальство. Забросив вещмешки в дом, слегка приведя себя в порядок с дороги, девушки выстроились во дворе. Вышла из строя первая, четко отрапортовала:
— Катерина с Зацепы. Старший сержант. Прибыла к месту службы в действующую армию.
— Наталья с Красной Пресни…
Так они все представлялись — по месту жительства, все они, за исключением одной, были москвичками.
— Антонина со Смоленского бульвара…
Одухотворенные, нежные юные лица, полные восторга глаза, стройные легкие фигурки и чистенькие, еще московского блеска сапожки, аккуратные шинели, подобранные под пилотки прически… Мы смотрели и поражались — ни одной дурнушки! Как на подбор — одни невесты! Симпатичные, привлекательные! «И зачем генерал придумал эту неприкасаемость?! Скажи любой волшебное слово, и побежит за тобой, ведь им и нам по девятнадцать-двадцать…» — в тот день так грезилось многим из нас.
Два дня девушкам дали отдохнуть с дороги, за это время лейтенант Касимов поговорил с каждой и проверил умение владеть оружием, провел несколько бесед. Делясь собственным опытом, он сравнивал снайпера с минером, говорил:
— И тут и там — смертельный риск, поэтому снайпер, как и минер, должен действовать наверняка, иначе беда. Выйдя на поединок с противником, вы должны уважать два основных снайперских принципа. Первый: снайпер должен верить в каждый свой выстрел. Второй: бей редко, но метко!
О лейтенанте Касимове ходили легенды, поэтому слушали его внимательно. Часто он говорил известное, но им казалось, что все это они слышат впервые. Было видно, что слова командира воодушевляли девушек, но и заставляли задуматься: сумеют ли они правильно действовать в реальной обстановке?
Самого же Касимов беспокоило, что все девушки могли четко, как хорошо заученные стихи, объяснить, в чем заключается снайперское мастерство — это и выдержка, и меткость стрельбы, и зоркое наблюдение. «Будет терпение — станет и умение», — твердили они; и в то же время ни разу, ни одна из них не проявила своего отношения к противнику, с которым им придется сражаться. Поэтому последнюю беседу командир закончил так:
— Вы будете стрелять в живого человека, но этот человек — наш враг, мерзавец-фашист! Нельзя допускать к нему никакой жалости! Как только вы начнете боевую службу, главное для вас — как можно быстрее преодолеть психологический барьер. Это сложно. Но вы все время обязаны помнить: не должен фашист привольно разгуливать по земле, даже на своей стороне, прикрытый пушками. Заставим его почувствовать неминуемую свою погибель!
После занятий Касимов доложил генералу Берестову:
— Все снайперы подготовлены. Я проверил знание оружия, умение обращаться с оптическим прицелом, маскировочное понимание. Знакомы они и с тактикой снайперского поединка. Извините, товарищ генерал, уж очень они молоды, не видели противника в лицо — не понимают, что это за зверь. Говорить о профессионализме пока рано, зато патриотизма у девушек достаточно, а значит, появится и умение.
— Именно, лейтенант! Учите их, передавайте свой опыт, заботьтесь о них. Вы отвечаете за жизнь каждого снайпера.
— Обещаю, товарищ генерал.
— Вот и хорошо. Если что-то нужно, обращайтесь. Разрешаю выход снайперов на передний край.
— Слушаюсь! Завтра начинаем. Заставим немцев попрятаться, как таракашек!
На следующий день командир, «Катерина с Зацепы» и еще две девушки вышли на передний край.
Передний край встретил девушек настороженно, все задавались вопросом: справятся ли барышни с фрицами? Немцы между тем чувствовали себя свободно: не знали, что у нас появились снайперы, и, не ожидая неприятностей, вольготно расхаживали по траншеям.
Свою команду из двадцати трех человек Касимов разбил на три группы: по семь человек в каждой. На передний край группа выходила через день. Две девушки, по очереди, оставались дневальными. Службу начинали в четыре часа утра — и до вечерних сумерек. В засады обычно ходили вдвоем, выбирались на нейтральную полосу, поближе к противнику, определяли удобные позиции: основные, запасные, ложные.
Касимов часто находился на переднем крае, наблюдая за действиями снайперов, стараясь оценить их поведение. Два раза в неделю проводил занятия: разбирался каждый выход на дело.
Первые дни прошли спокойно. Последующие еще спокойнее. Сложность возникла на нашей стороне. К девушкам стали часто приставать, кто-то обозвал их «хитрыми шельмами». Уговаривали, иногда оскорбительно:
— Милые боевые подружки, не тем делом занялись, с фрицами мы сами справимся, вы лучше загляните на огонек, обогрейте наши косточки…
Этот новый психологический барьер мужских приставаний преодолеть оказалось непросто. «Тоня со Смоленского бульвара», самая бойкая, нашлась:
— «Первым делом, первым делом самолеты! Ну а мальчики… а мальчики потом». — И добавила серьезно: — Мы, ребята, как и вы, приехали воевать, а не шашни разводить. Выпала и вам, и нам общая доля: отложить радости до победы.
Вскоре случилась первая беда. «Наташа с Красной Пресни», по общему мнению, первая красуля, спускаясь с горки в траншею, поскользнулась и полетела вниз. До траншеи оставалось совсем чуть-чуть, когда ее прошила автоматная очередь. Пуля пробила правое плечо и застряла в груди.
Хоронили всем миром. Подруги, не стесняясь, плакали навзрыд. Все, как могли, их успокаивали. Не помню на фронте другого случая, чтобы кто-то кого-то так утешал. Наташу в команде любили, восхищались ее красотой, прочили блестящую карьеру в кино или театре. Девушка же думала совсем о другом, мечтала выйти замуж и непременно родить трех детей.
Еще один серьезный психологический барьер. Сумеют ли преодолеть его девушки?
После похорон очередная смена, «Таня с Земляного Вала» и «Таня с Мещанской» без всяких комплексов вышли стрелять. Под утро два немецких солдата выбрались на нейтральную полосу к артезианскому ручейку. Их тут же настигли две пули. Еще одна досталась их товарищу, выскочившему из блиндажа узнать, что случилось.
Так две Тани открыли счет команды.
— Неплохо! — одобрил комдив. — За одну — троих! — И наградил девушек медалями.
Следующая неделя прошла безрезультатно. Немцы заосторожничали: поняли, что находятся под снайперским прицелом.
Между тем положение девушек на переднем крае сделалось невыносимым — приставали все сильнее, просто не пропускали на стрельбу. Один из офицеров, здоровяк, ухватил тоненькую «Зосю с Самотеки» и попытался уволочь в свой блиндаж. Солдаты, наблюдавшие эту неприятную сцену, не испугавшись последствий, вырвали девушку из лап своего командира и надавали ему приличных тумаков. Обошлось без последствий: одумался лейтенант. Но девушки заявили протест своему командиру и отказались выходить на передний край без его присутствия.