– Мы живы, да? – прохрипела девушка и с трудом села.
Ее платок сбился с головы на шею. Она смотрела во все глаза на разрушенный дом, на мечущихся людей. Невдалеке надрывалась сирена пожарной машины.
– Вставай, а то нас еще и свои задавят, – стараясь выглядеть уверенным, сказал Алексей и поднял девушку.
Белого снега вокруг них почти не было. Он был припорошен цементной пыль, копотью.
Девушка встала, подобрала какой-то узелок, валявшийся у нее под ногами, и послушно пошла вслед за лейтенантом.
– Тебе куда? – спросил Алексей. – Ты чего тут ночью ходишь?
– Я не успела, бежала на дежурство в госпиталь.
– Оля?.. – Соколов схватил девушку за плечи и рывком повернул лицом к себе.
Да? Нет!
Сердце его в один миг сжалось от осознания того факта, что он ошибся. А ведь очень похоже было в профиль. Да и так тоже. Рисунок губ, подбородка, выражение глаз, локон, выбивающийся из-под платка. Конечно, нет. Девушка Оля из далекого белорусского города Мосток никак не могла оказаться здесь и сейчас.
– Виноват, прошу ваши документы предъявить, – раздался рядом строгий голос.
Соколов отпустил плечи удивленной девушки и обернулся. Тот самый милиционер козырнул, стоял и ждал. Его взгляд замер на лицах лейтенанта с танковыми эмблемами на петлицах. Милиция не может проверять документы у военнослужащих. Такое право есть только у комендантских или смешанных патрулей.
Но Алексей неожиданно для себя понял, что у этого человека есть такое право. Неписаное, моральное, психологическое, если уж на то пошло. Он и другие люди живут в своем Саратове, защищают его, мост, заводы, свои дома. Они гибнут не на фронте, а вот здесь, в глубоком тылу. Железнодорожники на мосту и подъездных путях, пожарные, рабочие заводов и простые граждане. Это их город!
Соколов достал удостоверение личности и протянул милиционеру.
– Я здесь был на излечении в госпитале, – пояснил он. – Теперь временно прикомандирован к комендатуре. Скоро на фронт.
– Вот и у нас тут война, – сказал милиционер, возвратил Алексею документы, показал рукой на разбитый дом, плачущих людей и тела, уложенные на краю проезжей части. – Нам передали, что большая часть бомб упала на той стороне Волги, в степи. На окраине Энгельса несколько домов загорелись. Да и у нас вокзал опять полыхает. Цистерна разбита на подъездных путях.
Соколов сунул документы в карман и поспешил к своим людям. По городу проносились легковые машины, грузовики с людьми, державшими в руках лопаты, кирки. Несколько машин «Скорой помощи» проехали в сторону вокзала.
Алексей вдруг понял, что налет прекратился. Сейчас уже не было слышно рева авиационных моторов, только по небу все еще шарили лучи прожекторов. Только в нескольких местах виднелись языки пламени. Город снова выстоял.
В казарму своего батальона Соколов почти вбежал. Как оно и было положено, у входа стоял дневальный с повязкой на руке. Этот грузный мужчина лет пятидесяти неуклюже, но довольно бойко отдал честь лейтенанту.
Командир взвода Мельников был здесь же, руководил заправкой кроватей. Никто сегодня уже спать больше не собирался. На кроватях были только подушки без наволочек и шерстяные одеяла без постельного белья. Однако старый солдат Игнат Мельников заставлял бойцов поддерживать армейский порядок в этой маленькой казарме.
– Товарищ лейтенант!.. – начал было докладывать командир взвода, но Соколов остановил его и протянул руку для пожатия.
– Как дела во взводе? Люди здоровы? С ужином все в порядке было вчера?
– Так точно! – сказал Мельников и спросил: – Куда выдвигаемся, товарищ лейтенант? Опять немцы парашютистов сбросили?
– Пока такой информации нет, – ответил Алексей. – Но приказ может поступить в любой момент. Наша помощь может понадобиться и в тушении пожаров, и в оцеплении того места, где упала неразорвавшаяся бомба.
Снаружи взревел мотор автомобиля, буксующего в снегу. Значит, кто-то подъехал к зданию со стороны улицы, а там старая воронка от бомбы. Она была засыпана землей еще с осени, да грунт просел, а под снегом этого не видно. Вот иногда водители и попадались в эту ловушку.
Лейтенант собрался было приказать Мельникову послать бойцов, чтобы те помогли водителю, но тут распахнулась дверь и на пороге появился капитан Попов.
– Вы здесь, – с облегчением произнес оперативник и полез в свой планшет за картой. – Телефонный кабель где-то перебит. Мы не могли дозвониться до вас. Пришлось ехать.
Судя по выражению лица капитана, случилось что-то важное. Соколов кивнул ему на дверь, ведущую в небольшую отдельную комнату, служившую лейтенанту квартирой, заодно являвшуюся канцелярией батальона. На круглый старомодный истертый стол легла карта Саратова. Соколов и Мельников склонились над ней и ожидали, что им скажет капитан НКВД.
– Поздно мы это заметили, – заговорил Попов. – Но хорошо, что вообще разглядели в этой кутерьме, как немцы сбросили два контейнера во время бомбежки. Они упали на парашютах вот здесь, в районе девятнадцатого километра железной дороги, между селами Александровка и Багаевка, юго-восточнее Будановой Горы.
– Знаю эти места, – сказал Мельников. – Там на кабана охота хорошая раньше была.
– Вот и я о том же, – произнес капитан. – Места нежилые, склоны оврагов, нехоженый лес. Там нет ни троп, ни случайных людей. А сейчас еще и охотников не увидишь. Не то время.
– Значит, вы туда никого не послали? – спросил Соколов. – А контейнеры немцы сбросили для своих агентов.
– Оперативная группа управления НКВД выдвинулась на место. Но я полагаю, что она застряла где-то в снегу. До сих пор нет никаких сообщений. Рации у них с собой не было, до телефона несколько километров. Мы связались с милицией, но у них в том районе, как назло, именно сейчас нет участкового. Вчера бандиты ранили одного, замену еще не назначили. Он мог бы поднять мужиков. Милиция, конечно, меры принимает, но может оказаться на месте, по-моему, никак не раньше, чем через три часа.
– Мельников, взвод в ружье! – быстро приказал Алексей. – Заводить все три машины.
– Тебе на место тоже не успеть, – зло проговорил Попов. – Ведь если диверсантам известно было время сброса контейнеров…
– Да, думаю, что их разведка специально замаскировала этот сброс под авианалет на мост! – перебил его Соколов. – Согласен, диверсанты наверняка знали время сброса. Скорее всего, через час они будут уже на месте и заберут содержимое контейнеров. Но потом им еще надо будет выйти из того непростого района. Я думаю, что хозяева сбросили своим псам не сухари и шнапс, чтобы те могли зиму где-то тут пересидеть.
– Вот и я этого боюсь. Раз немцы сброс так обставили, то там, скорее всего, взрывчатка или детонаторы. Вражеская группа может вполне быть готовой к попытке подрыва моста.
– Смотрите, товарищ капитан. – Соколов повернул к себе карту. – Когда я готовил истребительный батальон к действиям в городе и его ближайших окрестностях, сам прикидывал возможные пути движения разведывательно-диверсионных групп к заводам, нефтехранилищам, к мосту. Таковых не так уж и много, тем более в условиях особой бдительности органов, местного населения и патрулей. В городе ой как немало военных заводов, это не простой населенный пункт. Кроме того что один взвод постоянно находится здесь, готовый к выезду, у меня десять человек дежурят в районах возможного появления вражеской агентуры. Меняются они через каждые шесть часов. Обо всех подозрительных будут сообщать сюда, если есть возможность, но главное – вам в управление или в милицию. Смотрите, мои посты расположены вот здесь, у авиационного завода, вдоль Волги и со стороны Кумысной поляны. Они находятся именно в тех местах, где людей мало бывает.
– Хорошо придумал, танкист, – сказал Попов и одобрительно кивнул. – Правильно мыслишь. Тебе не в танке надо сидеть, а у нас работать.
– Я и в танке успел в тылу противника побывать, и в разведывательных рейдах поучаствовать. Из окружения выходить приходилось. Многое повидал, кое-чему научился. На фронте быстро схватываешь, если жив остаешься. Я предлагаю моих людей разделить на три части и отправить в следующих направлениях, – Соколов стал показывать на карте. – Вы постараетесь связаться со своей группой и будете координировать действия милиции. Пусть они направят всех, кого только могут, к важным объектам, проверяют всех подозрительных личностей.
– Хорошо, так мы перекроем возможные пути выхода диверсантов с грузом из леса, – проговорил Попов. – Блокировать их мы успеем и со стороны железнодорожных веток, идущих на Воронеж и Куйбышев, и от шоссейных дорог, тянущихся в западном и южном направлениях. Не думаю, что это самые важные направления, но предусмотреть надо все варианты.
– У меня к вам еще одна просьба есть, вернее сказать, предложение, – сказал капитану Соколов, когда тот уже подошел к двери.
– У тебя есть еще какая-то идея? – пряча карту в планшет, спросил Попов.
– Через ваше управление быстрее получится согласовать. Точнее, делать этого вообще не надо будет. Позвоните на сто восьмидесятый завод, пусть выпустят оттуда мой «Зверобой» с механиком-водителем Бабенко.
– Он-то тебе зачем? – с усмешкой полюбопытствовал капитан. – Думаешь, диверсанты тоже танки где-то достанут, на них на прорыв пойдут?
– Важна проходимость машины, – проговорил Алексей. – Гусеницы нам нужны будут, если удастся блокировать диверсантов где-то в лесу, за городом.
– Ладно, ты опять прав, танкист, – сказал Попов. – Кстати, я тебе там рацию привез. Будь постоянно на связи.
С десятью бойцами истребительного батальона Попов отправился прочесывать подходы к нефтехранилищам, находящимся у поселка Увек. Вторую группу с коротковолновой рацией Соколов под началом Мельникова отправил на дороги, ведущие с запада на окраину Сталинского района. Здесь диверсанты могли приблизиться к нефтеперерабатывающему, подшипниковому и химическому заводам. Шестерых бойцов лейтенант оставил при себе.
«Зверобой» стоял под деревьями, в километре от подшипникового завода. Соколов подъехал туда на полуторке вместе со своими бойцами и не сразу заметил под березами танк, припорошенный снегом. Экипаж успел даже немного замести следы гусениц.