Комбат стоял рядом с Алексеем и постукивал носком сапога по броне.
– Все, сейчас сработают «катюши», и пойдем, – сказал он, посмотрев на часы.
Соколов по ТПУ приказал Омаеву, чтобы тот предупредил командиров танков о готовности. Пехотинцам придется держаться их покрепче. Волокуши имели небольшие бортики, но на скорости в двадцать-тридцать километров в час с них легко можно было свалиться. Солдаты лежали не на металле, а на соломе, набросанной на него. Иначе за несколько часов они замерзли бы до такой степени, что никто из них не смог бы сражаться. Эту солому нужно было сберечь, не растерять во время марша.
Тут позади, где-то за лесом вдруг раздался пронзительный рев, и небо прочертили огненные струи. На врага понеслись реактивные снаряды с длинными белесыми хвостами. Они миновали передовые позиции врага и обрушились на две высотки, находящиеся в километре за ними. По данным разведки, с них перекрестным пулеметно-пушечным огнем простреливалось все пространство второй линии немецкой обороны. Теперь «катюши» должны были уничтожить все, что там находилось.
В небо взвились две красные ракеты и одна зеленая. В эфир было не пробиться. Немцы блокировали все частоты, поэтому приказ по радио не дублировался.
Поднялись и пошли в атаку батальоны. Над темнеющим полем понеслось многоголосое «ура». Заговорили немецкие пулеметы. Их было совсем немного, но бойцы один за другим стали падать на снег. Цепи залегли, подтянулись расчеты станковых пулеметов. Громкими хлопками заработали противотанковые ружья, которые били по открытым огневым точкам и амбразурам дзотов.
– Пошел! – Белов махнул рукой, спрыгнул с танка и побежал к своему вездеходу.
Алексей поднял руку с белым флажком и круговым движением отдал приказ. Качнулись и пошли вперед «тридцатьчетверки», со скрипом потащились волокуши, соединенные попарно за каждым танком.
Впереди все грохотало и горело, дым стелился по белому снегу, оставлял на нем черные полосы копоти. Пехотные батальоны то ложились, то снова поднимались в полный рост.
Соколов посмотрел влево, на танк лейтенанта Полетаева, шедший рядом, потом обернулся и глянул на волокуши, тащившиеся за «Зверобоем» Все пока шло хорошо. Бойцы держались уверенно, лежали на боку и внимательно посматривали по сторонам.
Пока местность впереди была относительно ровной. Но как поведут себя волокуши дальше? На тренировках танкисты таскали десантников по оврагам и буграм на той скорости, с которой будут двигаться в бою. Тренировки показали, что решение было принято правильное.
Батальоны напоролись на сильный встречный огонь и снова залегли. В начинающихся ранних зимних сумерках хорошо были видны огненные всплески огня вражеских пулеметов. Два стреляли со стороны окопов, были разнесены по фронту метров на сто. Третий бил откуда-то слева. Его кинжальный огонь поражал наши пехотные цепи точно во фланг, наносил сильные потери атакующим подразделениям.
Соколов приказал Бабенко остановиться, повернулся назад и выкрикнул:
– Отцепить волокуши! Десант, быстро с брони!
Автоматчики попрыгали в снег.
Алексей сделал знак остальным танкам продолжать движение и проговорил по ТПУ:
– Семен Михалыч, слушайте внимательно мои приказы и ведите машину на предельной скорости. Местность ровная. Логунов вам будет давать приказы на короткие остановки, но работать нам в основном придется гусеницами. Три пулемета прижали наши цепи к земле. Еще немного, и немцы с закрытых позиций ударят по наступающим батальонам. Никто не успеет ни вперед до окопов добежать, ни назад вернуться. Все понятно? Вперед, Бабенко!
Алексей знал, что сейчас серьезно нарушает дисциплину, но поступить иначе не мог. На то она и боевая инициатива, что не всегда есть возможность спросить разрешение непосредственного начальника.
Соколов ставил под удар выполнение приказа. Погибнет его танк, и у группы прорыва будет на одну машину меньше. Значит, еще и на пятнадцать человек десанта. Но если танкисты могли помочь батальонам, сохранить десятки и сотни жизней, то Алексей просто обязан был поступить именно так.
Хорошо, что не было радиосвязи. Белов обязательно запретил бы эту его выходку.
Терять время, выписывать зигзаги на поле боя было некогда. Помочь батальонам Соколов мог только быстротой, мощью броневой машины и огнем. Экипаж действовал слаженно.
Омаев поливал пулеметным огнем все цели, которые только видел перед собой. Но много ли можно разглядеть через отверстие диаметром в большой палец? Другого способа прицеливаться у Руслана не было. Но и этот шквал огня действовал на противника устрашающе.
Логунов не торопился стрелять, знал, что первую цель они просто раздавят гусеницами.
Через минуту «Зверобой» полез вверх по небольшому склону. Потом под гусеницами что-то с грохотом осело, раздался сильный треск. Танк выпрямился и пошел дальше.
– Короткая! – рявкнул наводчик с таким азартом, что у Соколова зазвенело в ушах, несмотря на шум, стоявший в танке.
Почти сразу Бабенко остановил машину на ровной площадке. Орудие выстрелило, из казенника со звоном вылетела гильза. Логунов чему-то засмеялся. Соколов повел перископом, но второй пулемет не увидел. Его больше не было. Сейчас полыхал огнем только один.
– Дави! – с торжеством в голосе крикнул наводчик.
Танк перевалился через бруствер окопа, развернулся на месте, раздавил огневую точку и снова пошел вперед, постепенно забирая влево.
Соколов развернул командирскую башенку и увидел, что по полю во весь рост бежали пехотинцы. Они были уже в каких-то ста метрах от переднего края немцев.
– Что за хреновина, командир? – спросил Логунов, поперхнулся и закашлялся. – Где фрицы. Там всего три пулемета оборону держали и рота пехотинцев?
– Странно, – согласился с этим Алексей. – Даже если артиллеристы удачно накрыли немецкие позиции, то все равно получается, что оборона тут была жалкая. Бабенко, идем назад. Цепляем волокуши, забираем пехоту и догоняем наших!
Свою роту Соколов нагнал в том месте, где на карте была обозначена деревня Михайловка. Белов стоял на подножке вездехода, рассматривал поле и опушку леса.
Солнце скрылось за верхушками деревьев. Снег казался уже не белым, а каким-то серым и унылым. Он лежал под таким же мертвенным небом. Ни домов, ни лая собак, ни шума моторов военной техники. Вообще ничего!
Когда «Зверобой» остановился, Соколов отсоединил кабель шлемофона и спрыгнул на снег. Послышались голоса командиров стрелковых взводов, разрешавших солдатам оправиться. Танки, выкрашенные в белый цвет, стояли с работающими двигателями.
Захар, не поворачивая головы, махнул рукой вперед и сказал:
– Чертовщина какая-то. Тут, судя по карте, деревня должна быть.
– Может, мы не тем проселком прошли? – Алексей пожал плечами. – Ориентиров никаких, конфигурация окраины леса выражена не четко. А таких развилок дорог тут множество.
– Ты линию электропередачи видел?
– Видел. Деревянные столбы вдоль дороги стоят, а на развилке поворачивают сюда. Другая линия ушла за лес, наверное, еще к какой-то деревне.
– А здесь ни столбов, ни проводов. Ясно, что наши еще во время отступления все оборвали. Партизаны столбы валили. Но по конфигурации линии электропередачи тоже получается, что это Михайловка. Если дома были разрушены во время боев, то тут остались бы хоть печные трубы, какие-то заборы и тыны.
– Надо пройти вперед и посмотреть, – сказал Соколов. – Давай я двумя машинами разведку проведу.
– Нет, – отрезал капитан. – Твои танки – наша главная ударная сила и единственное средство передвижения. Разведку проведем пешим порядком. Нельзя нам вперед соваться, пока на местности не определились. Потом решим, как двигаться вперед. – Белов повернулся и подозвал к себе лейтенанта, командира взвода.
К нему тут же подбежал высокий парень в белом маскировочном костюме и лихо отдал честь.
Соколов присмотрелся к молодому офицеру.
«Ведь не больше девятнадцати лет ему, – подумал он. – Рыжий, жизнерадостный. Наверняка вскоре, как чуть потеплеет, на носу веснушки проступят, из-за которых его до войны девчонки дразнили. Зачем Белов мальчишку с собой взял? Неужели не было командиров опытнее, старше, выдержаннее? Ну а каким я сам был в первые дни войны? – Алексей усмехнулся. – Горячим, невыдержанным. Не мог грамотно оценить ситуацию. Ошибался не раз, да только кто теперь мне об этом скажет? Война научила меня доверять тем людям, которые сражаются рядом со мной. Иначе и сам не выживешь, и людей погубишь. Нельзя без веры в товарищей, невозможно все успеть самому. Погибаешь ты один, а побеждаешь только с товарищами, всем подразделением. Таков закон войны».
– Слушай приказ, Москвичев, – сказал капитан, спрыгнул с подножки вездехода и развернул на его крыле карту. – Вот здесь, от развилки дороги и до самого леса должна находиться деревня Михайловка. Но ее там нет. Возьми отделение автоматчиков и пройди опушкой до самой дальней кромки леса. Прежде всего главное выясни. Нет ли там фрицев? Если все спокойно, то отправь несколько человек через поле напрямки. Пусть следы поищут. Не хочется мне думать, что мы ошиблись и вышли не туда, куда хотели. В бой старайся не вступать, если не нарвешься на фрицев в упор. Ну а коли такое случится, то пальбу мы услышим. Соколов в два счета к тебе на помощь придет, да и наших на броне на подмогу отправим. Понял задачу?
– Так точно! – бойко ответил лейтенант. – Установить наличие деревни Михайловки или ее отсутствие! Разрешите выполнять?
– Давай, Сашка, – совсем не по-военному сказал вдруг Белов. – Да смотри, осторожнее там.
Москвичев четко повернулся на каблуках и побежал к заднему танку. Его бойцы сняли с волокуши несколько пар лыж и выстроились перед лейтенантом. Он коротко и энергично поставил им задачу, и отделение автоматчиков двинулось вдоль леса. Через несколько минут белые фигуры, размашисто скользящие по снегу, скрылись за деревьями.
Соколов подошел к капитану и предложил ему заглушить моторы. Топливо стоило экономить, а поиск, производимый сейчас Москвичевым и его солдатами, мог продлиться и час, и два, и дольше.