Алексей вернулся к «Зверобою» и взобрался на броню.
Уже стемнело, и белый снег смазывал все черты местности.
«Хоть бы луна показалась, – подумал Соколов. – Небо плотно затянуто непроницаемыми тучами. При таком освещении мои танки мало чем могут помочь разведывательной группе. Мы можем только пойти вперед с прожекторами или открыть огонь наугад, чтобы прикрыть отделение автоматчиков».
– Будем ждать разведку? – спросил Логунов, показавшийся из люка.
– Да, что-то непонятное здесь. По всем признакам получается, что мы вышли к деревне, а никаких ее следов тут нет. Позови мне Омаева.
Радиотелеграфист-пулеметчик высунул голову из люка и с наслаждением вдохнул ночной морозный воздух.
– Вылезай, Руслан, – велел ему лейтенант. – Поработаешь посыльным, раз уж у нас нет возможности общаться по радио. Пройди по взводным, передай мой приказ – танков не покидать, вести наблюдение за местностью, ждать дальнейших распоряжений, быть готовыми открыть огонь.
Омаев выбрался из башни и побежал вдоль колонны танков, передавая приказ командира роты.
Алексей положил руки на поднятую крышку люка, опустил на них подбородок, замер, смотрел на лес и поле, раскинувшееся перед ним. Он привычно переводил взгляд с одного ориентира на другой, улавливал малейшее движение.
Прошло никак не меньше часа, прежде чем на дальней кромке леса появились лыжники. Они шли через поле тремя группами, часто останавливались и надолго задерживались то на одном, то на другом месте.
Белов не выдержал и взобрался к Соколову на танк, хотя видимость оттуда была не намного лучше, чем с подножки вездехода.
– Чего они копаются? – резко бросил капитан. – Может, там минировано все?
– Ты ведь Москвичеву веришь, – сказал Алексей. – Иначе не послал бы его. Вот и терпи теперь. Хотя если честно, то я тоже удивлен. Разведку проводят не так. Он как по грибы пошел со своими автоматчиками.
Наконец бойцы подошли к танкам, остановились, сняли лыжи. Автоматчики побрели к своим подразделениям, а лейтенант как-то странно опустил голову, побрел в сторону трофейного вездехода, увидел, что командира батальона там нет, и двинулся к «Зверобою».
Алексей с капитаном поспешно спрыгнули с брони.
– Что там? Докладывай! – резко приказал хмурый Белов.
– Есть деревня, товарищ капитан, – пробормотал лейтенант и посмотрел на командира глубоко запавшими глазами. – Точнее сказать, была. Жители все там.
– Где? – хрипло спросил Соколов и закашлялся от страшного предчувствия.
– Под снегом, – сказал Москвичев. – Кто-то между домами лежит, но большая часть в двух домах. Их просто загнали туда и подожгли. Мы думали, что головешки из-под снега торчат, а это руки, ноги. Все почерневшее. Дети, бабы. Мужчин почти нет. Фашисты даже печи все порушили. Наверное, танками потом прошлись или гранатами взрывали, чтобы никто не спрятался.
Белов дернулся было вперед, как будто хотел бежать и смотреть, правду ли говорит лейтенант, но тут же опомнился. Он стоял и глядел на чистое поле, укрытое белым снегом, который теперь казался ему погребальным саваном.
Объяснить все это было практически невозможно. Зачем? Ради чего?
Лейтенант Соколов и капитан Белов хорошо знали, что у любых действий частей и подразделений какой угодно армии всегда есть определенная цель. Кто-то поставил такую задачу. Но зачем надо было убивать беззащитных людей? Кому они помешали?
– Каратели могли, – тихо сказал Алексей. – За связь с партизанами, за то, что продукты им передавали. Такое бывало, я сам видел. Партизаны перебили какой-нибудь гарнизон, вот фашисты и лютовали.
– Когда нас отправляли сюда, четко заявили, что в этих местах партизан нет, – сказал Белов.
– Или же командование просто не знало о том, что они есть, не имело с ними связи, – произнес Соколов. – Я несколько раз воевал в окружении и участвовал в подобных рейдах. Партизанское движение зачастую бывает стихийным. При отступлении наших войск где-то заранее формировались отряды, закладывались базы. В других местах люди сами уходили в леса и дрались с врагом так, как умели. У таких отрядов и связи-то не было ни с кем. Раций они не имели, да и не умел никто ими пользоваться. Самыми опытными были те люди, которые в гражданскую воевали. Какие уж там рации?
Глава 7
– Нам так шоссе не перейти, – озабоченно произнес Белов, покусывая кончик карандаша.
День был яркий и солнечный, почти весенний. Блестел снег, на голубом небе висели пушистые комья облаков.
Группа за два дня рейда так и не встретила серьезных сил противника. Волокуши стали выходить из строя, ломаться. Уже десять человек пришлось дополнительно рассаживать на танки.
– Давайте вы сперва, – сказал Соколов, проводя пальцем по карте, расстеленной на капоте вездехода. – На обочине соберетесь, осмотритесь и броском на другую сторону перескочите. А потом уже я. Мне проще. Если вон тем проселком выйдем к шоссе, то на той стороне просека. По ней уйдем.
– А тебе не кажется, Алексей, что мы тут гуляем так же спокойно, как в парке с барышней на Масленицу? – хмуро осведомился капитан. – В прифронтовой полосе на глубине пятидесяти километров мы почти не видим войск противника, его оборонительных позиций. Тут фельдполиция должна курсировать, армейские патрули, заставы, гарнизоны. А у нас тишина, прямо как зимой в Гаграх.
– Согласен, – сказал Соколов. – Пятьдесят километров – это первый эшелон обороны. Дальше должны располагаться ближние оперативные тылы, подразделения обеспечения, а мы сегодня утром прошли по пустым окопам, заметенным снегом. Может, мы, сами того не заметив, вошли в какую-то особую зону?
Капитан с очевидным сомнением покачал головой и сказал:
– Что это за зона такая особая, если в нее можно войти и не заметить этого? Разве только…
– Разве только что? – спросил Алексей, видя, что Белов замялся.
– Давай предположим, что эта зона создана противником специально для нас. Фрицы хотят, чтобы мы в нее случайно и незаметно вошли и увидели то, что они нам показывают.
– Значит, нам нужно найти какое-то армейское подразделение и захватить «языка». Тут, в тылу, мы видим брошенные позиции, уничтоженные деревни. В то же время на передовой стоят войска.
– Стоят, – согласился Белов. – Мы с подполковником Вдовиным долго выбирали точку для прорыва. В остальных частях оборона у фрицев прочная. Это факт. Наблюдение там ведется давно и серьезно. Так что мы на мягких лапах пересекаем шоссе и выходим к Гулидино. Это большое село, там может располагаться комендатура или небольшой гарнизон. Все, Алексей, держи ушки на макушке, мы пошли к дороге. Увидишь, что мы на той стороне, дай нам время уйти поглубже за деревья и тоже выдвигайся.
– Хорошо. Удачи вам!
Пехотинцы перебегали между деревьями, замирали на несколько секунд, прислушивались, осматривались, потом снова устремлялись к дороге. В том месте, которое капитан Белов выбрал для преодоления шоссе, по его обочинам росло множество кустов. Автоматчики в белых маскировочных костюмах и залегли среди них. В морозном воздухе слышалось потрескивание ветвей. Ждать было опасно, ведь на дороге в любую минуту могла показаться колонна вражеских войск.
Соколов хорошо видел, как Белов поднялся на ноги, осмотрелся и махнул рукой, отдавая приказ идти вперед. Солдаты тремя колоннами выбежали на дорогу и быстро пересекли ее. Затем они попрыгали в кустарник, поднялись и по колено в снегу добирались до опушки леса.
Уже больше половины батальона перешло на другую сторону шоссе, как слева вдруг донесся гул моторов.
«Грузовики идут, – подумал Соколов. – Шума танковых двигателей вроде бы не слышно. Скорее всего, это пехотная часть перемещается или тягачи с артиллерийскими орудиями».
Командиры взводов смотрели на Соколова. Они тоже слышали звуки моторов и понимали, что ситуация складывается скверная.
Алексей поднял флажок. Мол, вперед, атакуем!
Взревели дизели «тридцатьчетверок».
Соколов в последний раз бросил взгляд на бойцов стрелкового батальона, перешедших дорогу, повернулся в люке и посмотрел в другую сторону.
Слева из-за поворота вынеслись несколько мотоциклов с колясками. За ними появился бронетранспортер. Следом, мерно гудя, катились немецкие трехтонные «мерседесы». Один, второй, третий.
Мотоциклисты заметили белые танки, которые вывернули из-за леса. Они сбавили скорость, но еще не верили, что это могли быть советские боевые машины, контуры которых частично скрывали деревья. Этим обстоятельством нужно было воспользоваться.
– Бабенко, максимальная скорость! Логунов, приготовиться! Омаев, огонь только по пехоте, когда она появится. Ребята, помните, что нам нужны неповрежденные грузовики, – передал Соколов по ТПУ.
Первый осколочно-фугасный снаряд разорвался среди мотоциклов. Две машины отлетели в кювет. Фашисты, нелепо растопырив руки и ноги, кувыркнулись на дорогу. Пулеметный огонь тут же поразил еще четыре мотоцикла. Только два сумели развернуться и удрать под защиту бронетранспортера.
Еще два снаряда разорвались у обочины дороги. «Мерседесы» встали, едва не проломив капотами борта передних машин.
С лобового щитка бронетранспортера яростно ударил пулемет. С заднего борта спрыгивали автоматчики. Они прытко разбегались по дороге, занимали огневые позиции.
Семь танков вышли на дорогу навстречу вражеской колонне.
Водители «мерседесов» выскакивали из кабин и валились в снег. Какой-то офицер в шинели с меховым воротником и фуражке с теплыми наушниками пытался организовать оборону, но тут же упал без движения и раскинул руки. Один грузовик загорелся, у второго разлетелись стекла, из-под капота повалил пар.
Бойцы батальона Белова бежали вдоль дороги, на ходу стреляли из автоматов.
Немцев было не больше роты. Большая их часть уже полегла под пулеметами и от осколков снарядов. Два ефрейтора и унтер, пяток легкораненых солдат столпились у передней машины, задрав руки. Они явно не могли понять, откуда здесь взялись русские танки.