Белов без шапки шел вдоль позиции немцев, где они устроили засаду. Он пинал руками каски и шмайсеры, валявшиеся на развороченной земле. Прикрывая лицо от сильного жара, капитан прошагал мимо двух подбитых немецких танков и остановился возле «тридцатьчетверки». Пехотинцы как раз только что вынули через люки тела членов экипажа.
Соколов тоже подошел и остановился возле погибших товарищей, уложенных в ряд возле танка. Он заметил, что всегда улыбающееся румяное лицо Пети Орешкина вдруг осунулось и стало бледным. Кожа натянулась на скулах так, как будто младшему лейтенанту было все еще очень больно и он еле сдерживался, чтобы не застонать и не поморщиться.
– Вот этот твой парень нас всех и спас, – тихо сказал Белов. – Как он их увидел, ума не приложу. Мы выскочили и бок подставили. Еще полминуты, и они бы нас всех как в тире разнесли. И так досталось по первое число. Ждали эти гады нас здесь или просто дежурная позиция у них была.
– Фашисты нас ждали, – уверенно сказал Соколов. – А Орешкин их заметил потому, что знал, как должна быть устроена танковая засада. Он не увидел, а предполагал, что она может быть. Интуиция и опыт подсказали. Талантливый был парень. Хорошим танкистом был и командиром. Стал бы очень даже неплохим генералом.
– Да, чертова война, – Белов тяжело вздохнул. – Мой Москвичев архитектором хотел стать.
Алексей понял, что произошло, когда увидел положение техники на поле боя. Засада была устроена немцами наспех, но свои танки они хорошо замаскировали. Те и так были выкрашены в белый цвет, а тут еще удобный овражек. Точно как танковый окоп по высоте. Потом фашисты свежие деревца срубили и воткнули между башнями.
Наши лес обогнули и вышли сюда, как раз в то место, куда выводит самая широкая просека. Орешкин не поверил, что аккуратные ряды березок просто так, сами по себе растут невдалеке от дороги. Он подозревал, что тут может быть засада, и решил проверить, на себя их вызвать, спровоцировать атаку. Некогда ему было советоваться, разрешения у комбата спрашивать.
Он ведь успел первым сделать выстрел. Только потом немцы ему гусеницу перебили и два снаряда вогнали в мотор. Танк замер, но прикрывал собой колонну.
Пока гитлеровцы обходили его, Полетаев успел среагировать, открыл огонь, стал маневрировать. Три танка против семи или шести. Может, Орешкин и два успел подбить, прежде чем погиб.
«Вовремя мы из леса вышли, – со вздохом подумал Соколов. – Да, еще минута, и потерь было бы намного больше».
– Сколько у тебя?.. – спросил он комбата.
– Восемь убито, двадцать четыре ранено. Троих не довезем. Тяжелые.
– Сколько же осталось теперь в строю? У меня один танк выбыл. Второй починим, но теперь в роте шесть машин всего, а нас, похоже, зажали крепко.
– Осталось шестьдесят два человека, включая меня и четверых легкораненых, которые могут держать в руках оружие. Двадцать восемь бойцов придется везти с собой. Это не разведка боем, а полевой лазарет самый натуральный. Лекарства нужны, еда, вода. – Алексей посмотрел на пленных немецких танкистов и крикнул охране, чтобы подвели к нему старшего из них.
Автоматчик толкнул стволом «ППШ» между лопатками молодого лейтенанта.
Алексей осмотрел этого вражеского танкиста с ног до головы. Что-то стало меняться во вражеской армии. Все немецкие солдаты, да и офицеры, которых он видел до этого, были самого цветущего возраста, от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Матерые вояки, служившие по нескольку лет, воевавшие в Европе, в Африке. А теперь Соколов часто стал встречать среди пленных необстрелянных молодых людей.
Вот и этот лейтенант. Вряд ли он успел повоевать, если ему где-то всего двадцать два года. Окончил какие-то курсы, сел на танк и отправился на Восточный фронт. Все его подчиненные тоже совсем молодые ребята. Только недавно со школьной скамьи.
Немецкого лейтенанта откровенно трясло.
– Как тебя зовут? – спросил Алексей, испытывая к молодому немцу не столько ненависть, сколько какую-то брезгливую жалость.
– Клаус Ланге, – дрожащими губами ответил пленный.
– Как долго воюешь?
– Это мой первый настоящий бой, – опустив голову, проговорил немец. – Были они и раньше, но там мы стреляли, а в нас нет. Здесь я впервые попал под огонь ваших танков. Меня учили в Эстонии, потом перебросили сюда. Два таких экипажа было в нашей группе.
– Что вы делали здесь? Это была засада? – с угрозой в голосе спросил Соколов, чувствуя, что гнев опять начинает накрывать его.
– Да, нам сказали, что русские пробираются лесами в секретной зоне. Нас разделили на четыре группы. Одна пошла на дорогу, мы и еще две должны были обойти лес и устроить засады в местах, где вы могли появиться.
– Что за секретная зона? Ты имеешь в виду ту местность, в которой проводится операция «Бюффель» по выводу двух армий отсюда, с Ржевского выступа?
– Да. Вы не убьете меня?
– Если будешь отвечать на мои вопросы, то будешь жить, – неохотно пообещал немцу Алексей. – Каковы общие силы всех ваших групп? Как давно вы нас ищете?
– Я знаю про два танковых и механизированных батальона, один мотоциклетный. Есть еще отдельная бригада егерей, она не должна пропустить вас на север и запад, к временной линии обороны Сычевка – Белый. Но мой командир считал, что вы туда не пойдете, будете прорываться на восток, к своим частям.
– В Ржеве есть ваши части?
– Я не знаю, – сказал танкист и замотал головой. – Мне известно лишь, что мосты через Волгу взорваны. Больше знал майор Ягерд, но он погиб в танке.
Соколов махнул рукой, чтобы пленного увели, и пересказал Белову все, что узнал от молодого лейтенанта.
Комбат раскрыл планшет, отобранный у пленного, достал оттуда карту и развернул ее. Потом он, покусывая губу, стал водить по ней пальцем, сравнивать названия на немецком языке с русскими, обозначенными на его карте довоенного образца.
– Смотри сюда, – заявил Захар. – Я думаю, что вот эти линии показывают маршрут немцев, охотящихся за нами. Они шли сюда как раз со стороны Сычевки. Значит, это дорога, проходимая для танков. Она на их картах обозначена, и там тоже могут быть засады.
– Но немцы, как сказал этот лейтенант, не хотят нас пустить на запад и северо-запад, где мы можем продолжить разведку, – сказал Алексей. – Но это они так, на всякий случай. Его командир считал, что мы уже закончили рейд и будем прорываться на восток, на соединение с нашими частями. Смотри, на наших картах указаны проселки, а на их нет. Обойдем Сычевку через Никольское и Обсугу.
– С ранеными нам не пройти, – произнес Белов и отрицательно покачал головой. – Был бы идеальный вариант, если бы удалось их и пленных к нашим отправить. Только ведь и туда с боем прорываться придется. А дробить группу, точнее сказать, ее остатки, это верная смерть и невыполнение приказа.
– Пленных можно с одним танком отправить. Он пройдет. Их сведения сейчас важнее всего прочего. Нам осталось Ржев проверить, наличие обороны и войск во втором эшелоне. А генералу и его приказам цены нет.
Тут вдруг офицеры услышали какие-то крики.
– Это что там еще? – комбат нахмурился, глядя, как его автоматчики буквально за шиворот выволакивают из леса двух мальчишек лет четырнадцати.
Бойцы подвели к командиру этих пацанов. Были они грязными, вихрастыми, но держались задиристо и независимо. Оба в рваных, слишком длинных ватниках, на ногах сильно растоптанные сапоги. На одном была солдатская шапка со следами звезды на лбу, у второго – затертая до кожи кроличья.
– Кто такие? – строго спросил Белов, стараясь скрыть улыбку. – Что в лесу делаете, когда немцы рядом? Кого выслеживаете? Или заблудились?
– Чего еще заблудились? – отозвался светловолосый паренек и демонстративно сплюнул сквозь зубы на блатной манер. – Мы тут каждый кустик знаем.
– Местные? – осведомился Соколов.
– Это Васька местный, – паренек кивнул на своего друга. – А я из Нарофоминска. Тут в оккупацию попал с матерью. Не успели мы вернуться домой от бабушки.
– Да, почти москвич, – с усмешкой проговорил Белов и продолжил расспрашивать: – Ну а здесь, в лесу, что вы делаете? Не грибы же собирали!
– А вы кто такие, чтобы нас расспрашивать? – вдруг заявил второй паренек. – У вас у самих на лбу не написано, что вы красноармейцы. Сперва документы покажите, а потом и вопросы задавайте!
– Ну-ка, гляньте сюда, пострелята. – Белов взял мальчишек за плечи и повернул в сторону, где догорали немецкие танки и лежали убитые фашисты. – Это вам лучше всяких документов скажет, кто мы такие. Кто еще мог сражаться и победить фашистов? Красная армия! Еще какие доказательства вам нужны?
– Ты Васек того! – светловолосый малый многозначительно покрутил пальцем у своего виска. – Мы, товарищ командир, оружие искали. Услышали, что бой идет, решили не спешить, выждать, а потом выйти к месту и собрать все, какое сможем унести.
– Партизанский отряд решили организовать? – с усмешкой поинтересовался Алексей.
– Отряд или нет, а оружие нам пригодится, – проворчал Васька.
– Есть и отряд, – как-то по-взрослому сказал его приятель. – Бабы там у нас в лесу, старики да дети малые. Мужиков никого нет. Одних немцы побили, других на машинах куда-то увезли. Мы народ вывели на Заячий остров. Деревню нашу немцы спалили, и головешек не осталось. Они почти все села в округе пожгли. Вот мы и придумали, что оружие соберем и защищать своих станем как сумеем, если фашисты к нам сунутся.
– Где же вы там, в лесу, живете, что едите? – с искренним изумлением спросил Белов.
– Так на Заячьем острове и живем. Там покосы наши исконные. Мы же с коровами, козами ушли. Две лошади есть. Сена скотине до весны хватит. А сами в большом сеннике устроились. Поначалу холодно было, спали все вместе, чтобы согреться. Потом нашли полевую кухню брошенную, на лошадях притащили. Топим теперь ее как печку. Тепло стало. Крупа есть, мука. Коров потихоньку дед Савелий режет. Двух съели уже. А там, может, и картофельное поле неубранное от снега очистится, все еда, хоть и мороженая.