Анатолий ВершинскийС болью и радостью
@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ
В Херсонесе Таврическом, колыбели русского Православия
Царство
Даже если ты впервые
входишь в православный храм,
знай: Господь живёт в России,
изгнан Он из Рима к нам.
В русском сердце жив Спаситель,
даже если сердце спит.
Не видна Его обитель,
только вход в неё открыт.
Там не срублены берёзы
в прежней роще городской,
там не вянут в чаше розы,
там до звёзд подать рукой.
Живы там твои родные:
мать с отцом и с тёщей тесть.
Та, небесная, Россия —
Царство Божие и есть.
Храм-крестильня в честь Иверской иконы Божией Матери. Московская область, город Жуковский
Раздел I. Стихотворения
Обретение мощей преподобного Сергия Радонежского. Икона
Паломники
Нас привёл, как поводырь,
дождь от площади вокзальной
в белостенный монастырь
Троицы Живоначальной.
Подле храма, красоты
редкостной, народ ютится.
Неказистые зонты.
Неулыбчивые лица.
Провожает плач дождя
нас до самого собора.
И стихает, перейдя
за дверями в пенье хора.
Дождь остался у крыльца,
а холодные потёки
я в тепле отёр с лица.
Отчего же мокры щёки?
Миновав свечной киоск,
замедляем ход неспешный…
На ладони каплет воск.
Больно! Значит, жив я, грешный.
Знать, и Русь жива, пока
к раке Сергия людская
молчаливая река
все течёт, не иссякая.
Свет
На пути от пелёнок до тех полотенец,
на которых в могилу опустится гроб,
мы не ведаем, что ощущает младенец —
страх явленья на свет или просто озноб?
Мы не знаем, о чём помышляет умерший —
не покойная плоть, а живая душа,
что уходит из тела, как рыба из верши,
на свободу (иль в новую клетку?) спеша.
Вызывающим души усопших не верьте:
только нежить откликнется ведьме в ответ.
А воскресшие после клинической смерти
лишь припомнят колодец, ведущий на свет.
Но из тысяч достигнувших края колодца
хоть один человек возвратился назад?
Пусть расскажет – куда же идти нам придётся,
и хорош ли тот край, и похож ли на сад.
Оттого мы испуганно медлим у гроба,
что за ним обрывается видимый след…
А ведь что этот мир, как не та же утроба,
из которой выходят на истинный свет?!
«Детские» вопросы
Из гортани бессловесной
кто однажды смог извлечь
вещь природы бестелесной —
человеческую речь?
Кто вдохнул в меня сознанье
и моим назвал его,
отделив незримой гранью
от сознанья твоего?
Кто сближает чувства наши —
восхищение и боль,
как вино и воду в чаше,
как в ладони хлеб и соль?
Для кого совсем не тайна
наши страхи и мечты,
ведь и в мыслях не случайно
совпадаем я и ты?
Кто вселяет в нас надежду,
что возник не сам собой
разум, мечущийся между
своевольем и судьбой?
Серебряный звон
Радуйся в поле огню.
Радуйся блику во мгле.
Радуйся каждому дню,
прожитому не во зле.
Пусть покорённых высот
больше у братьев твоих —
если тебе не везёт,
радуйся радости их.
Радуйся ноше своей,
сколь ни была б нелегка,
радуйся просьбам детей,
радуйся боли, пока
где-нибудь в звёздном Ковше
ангел не скажет: «Пора»,
радуясь доброй душе,
чистой, как звон серебра…
Блёстки
У прилизанных морем скал
близ обители соловецкой
я окатыш на память взял
по старинной привычке детской.
Был невзрачен морской голыш,
мал и сер, будто мышь-полёвка,
ну а мне приглянулся… Ишь
как в ладони улёгся ловко!
Днём косматились на ветру
тучи хмурого Беломорья.
Но прояснело ввечеру.
(Или просто глаза протёр я?)
И осколок прибрежных скал
в золотистых лучах заката
сотней звёздочек засверкал!
Чудесами земля богата.
Удивления не тая,
видел каждый, кто был при этом:
озарилась душа моя
на мгновенье небесным светом.
Вразумление
Кабы немощью жаловал бес,
открестился б от хвори: «Исчезни!» —
и недуг моментально б исчез…
Нет, Господь посылает болезни.
Чтобы в боли почувствовал ты,
каково бесприютным и нищим.
Чтоб заткнулся от их немоты
над чадящим ещё пепелищем.
Заплати за взросленье души
цену малую страждущей плоти.
А потом и паши, и пиши —
догорай на сподручной работе…
Карлики
«Божий раб» – до чего же боятся
так назваться подручные тьмы!
Говорят нам с ухмылкой паяца:
«Вы холопы. Свободные – мы».
В темноте, из которой бесстыдно
лезут гномы, не тратясь на грим,
тут, со света, не всякому видно,
что за ниточки тянутся к ним.
Дергунки, буратины, петрушки,
с лексиконом в полтысячи слов,
нам толкуют, теснясь у кормушки,
смыслы русских корней и основ.
Им, кого распаляют до пота
лишь бордель да эфирный содом,
несуетная наша работа
представляется рабским трудом…
Кто бы ни был ты: воинский сотник
или скотник, пасущий телят, —
ты сначала Господень работник,
а потом уж пастух и солдат.
Это в сказке троится дорога —
въявь у жребия две стороны:
стать надёжным сотрудником Бога
иль продажным слугой сатаны.
Вера
Ценой каких потерь даётся благодать?
Зачем ученикам советовал Спаситель
оставить дом, жену, детей, отца и мать,
чтоб следовать за Ним в небесную обитель?
Не мы покинем мip, так мир покинет нас…
Безбожник-педагог с натурою упрямой,
уверовал отец, почуя смертный час,
что встретится в раю с моей покойной мамой.
Не страх увёл его с дороги, ведшей в ад:
смешно фронтовика пугать огнём и серой! —
как прежде у ворот, любовь ждала у врат.
Избранницу его не зря крестили Верой.
Знак
Забытый напрочь с давешнего лета
смартфонный снимок… Облачная высь.
В закатном небе с воинами света
исчадья мрака биться собрались.
И солнце призывать на помощь поздно,
и прячется луна в земной тени,
и тучи не сулят удачи звёздной.
Но в чьих-то окнах теплятся огни…
Когда провал, предательство, увечье
смыкают круг из холода и тьмы,
спасает нас участье человечье
как знак чего-то большего, чем мы.
Угроза
…честь, воздаваемая образу, преходит к первообразному, и поклоняющийся иконе поклоняется существу изображенного на ней.
С церковных стен смотрели образа,
уподобляя храм родному дому.
Османский ратник выколол глаза
Христу и воинству его святому.
Врагу хватило четверти часа:
орудовать копьём сподручно в храме.
Зачем глумился, ведь пророк Иса
издревле почитается в исламе?
История умалчивает. Всех,
кого обуревает злоба волчья,
кто на душу берёт кощунный грех,
история имён лишает. Молча.