выше церкви – как постройки главной —
в городе не ставились дома.
Были различимы отовсюду
в небе золотые купола…
Нынче – громоздятся, сбившись в груду,
башни из бетона и стекла.
Храма за высотками не видно —
изредка меж них проглянет он.
Горестно становится и стыдно,
словно ты застраивал район…
Социум
Путного сделать не может никто в одиночку.
Ежели в том сомневаешься, лично попробуй
сына без пары на свет произвесть или дочку.
Мы изначально приязнью сильны, а не злобой.
Выследив зверя и выкрикнув первое слово,
став пастухом, землепашцем, жнецом, дровосеком,
лишь перед явленным ликом Отца Всеблагого
умный двуногий себя осознал Человеком.
Космосу кажется жизнь микрокосма мгновенной.
Звёзд не видать, коль своим ослеплён молодечеством.
Только лишь перед лицом необъятной Вселенной
люди Земли осознают себя Человечеством.
Зимний сад
Погостили снежинки на облаке —
и спешат на последний ночлег…
Фонари, будто мёрзлые яблоки,
проступают сквозь вьющийся снег.
Слишком рано зимою смеркается.
Слишком трудно печаль побороть.
Иссыхает душа, как смоковница —
та, которую проклял Господь.
Если день световой не заладится,
потерпи до вечерней зари:
неприметная взору лампадница
на аллее зажжёт фонари.
А покуда снежинки-кораблики
ищут берег в небесном пруду.
И остывшие лампы – как яблоки
в обезлюдевшем райском саду…
Диагноз
Из Центра не видно глубинки – и к ней
высокая власть нисходить не готова.
Но что близорукость! Намного вредней
столичный синдром недержания слова.
Трубит мегаполис о росте зарплат,
а сельский народ – за чертой обнищанья.
От замков Замкадья до главных палат —
кругом обещанья, одни обещанья.
Молюсь у иконы владыки Петра
за всех, кто, помочь обещая, лукавил.
– Святитель Московский! Хвороба стара.
А как врачевать? Ни рецептов, ни правил…
Два огня
Один огонь в Великую субботу
к молящимся нисходит в тесный круг.
Его берёт в ладони люд без счёту,
и он не обжигает чутких рук.
Другой огонь, презрев мольбы и слёзы,
сжирает дом, паром и самолёт,
и что тому виной – теракты, грозы,
бывает, человек и не поймёт…
Работая и празднуя, не надо,
не должно забывать о том, что нас
везде подстерегает пламя ада,
в любую пору, каждый день и час.
Ад земной
Разумеется, Данте велик
и Вергилий, его проводник,
именит, но едва ль достоверно
описание Ада – Инферно,
чьи подземные гроты они
обошли в стародавние дни.
Там искусны мучения плоти:
там гневливые тонут в болоте,
а убийцы – в кипящей крови,
там Иуда и Брут – визави
с пожирающим их сатаною.
Ад питается плотью земною?
Но куда же уходит, греша,
христианка дурная – душа?
Разлучённая с миром греховным
подвергается мукам духовным,
обречённая вечно страдать
за отказ принимать благодать.
Послесмертие это и надо
обозначить под именем Ада.
А трясину кровавых болот,
где снедает нас ужас, как плод
поедают садовые слизни,
назовём преисподнею жизни…
Сады
Есть ли что на свете краше
рукотворной красоты?
Вековое чудо наше —
монастырские сады!
Забредя в обитель, вдруг ты
видишь, глядючи окрест,
экзотические фрукты,
ягоды из южных мест.
В Соловках растят арбузы,
а в Сибири – виноград
и не видят в том обузы
инок Нил и брат Кондрат.
И крестом в нездешних кущах
светлый старец Иоанн
осеняет всех живущих
и усопших прихожан.
В этой жизни скоротечной
знатный был садовник он:
вертоград любви сердечной
в наших душах им взращён!
Не избыть земной заботы
у небесного крыльца:
садоводческой работы
много в Царствии Отца.
Что представлю, обмирая
от болезни, от беды?
Чудотворный образ рая —
монастырские сады.
Красота
Цветок исполнен чар; залётная пчела,
приняв его нектар, взамен передала
желанную пыльцу от сродного цветка.
Земле цветы к лицу; без них она горька.
Закон природы прост: обмен, а не обман.
У сада певчий дрозд – в разносчиках семян:
он ягодки клюёт, а косточки плодов
пускает в оборот для завтрашних садов.
С реальностью вразрез придумано людьми,
что на земле чудес не более семи.
Диковин полон свет; заметь их, назови —
раскроются в ответ признанию в любви.
Венцом земных красот замыслен человек,
и красота спасёт межзвёздный наш ковчег.
Уйти с душой пустой не смею, не могу:
я перед красотой пожизненно в долгу.
У ворот
– Скажи, дитя моё, куда направишь путь?
– Безбедное житьё хочу назад вернуть:
объехать белый свет и место отыскать,
где злых и подлых нет, где тишь да благодать.
– Не ведаю земель, где каждый благ и тих;
их не было досель, и впредь не будет их.
– Тогда найду приют, где веку испокон
вершится правый суд, главенствует закон.
– А что с тобою, гость, в укромный мир войдёт?
Ты собственную злость оставишь у ворот?
Хоть выноси святых в обители любой,
коль демонов своих прихватишь ты с собой.
Имя
Из мелочных обид, которые, как мячик,
чувствительно задев, отскакивали прочь;
из дочкиных простуд и собственных болячек,
которые смогли совместно превозмочь;
из горестей своих, поверенных друг дружке
и только потому растаявших, как наст;
из радостей, благих, как милостыня в кружке
убогого, когда бедняк ему подаст;
из редких светлых дней и частых дней ненастья
и складывалось то, что носит имя счастья,
которому вовек, проси иль не проси,
безоблачным не быть, как небу на Руси…
В саду
Заворожённым взглядом
смотрю на то, что рядом,
ищу в земном черты
небесной красоты.
Листочкам земляничным
и вишенным ветвям
шепчу о чём-то личном,
что знать не должно вам.
Походкою нехлипкой
с победною улыбкой
в глазастый мир иду,
зарыв беду в саду.
Из почвенного схрона,
неслышные сперва,
взойдут определённо
насущные слова…
Её душа
На чудную Успенскую икону
с отрадным умилением смотрю.
На ней согласно древнему канону
художник уподобил алтарю
пристанище, где, будто на престоле,
покоится на смертном ложе Та,
Которой равных не было дотоле,
ведь мир через Неё обрёл Христа.
Вокруг ученики Его, а прямо
за ложем гробовым, принявшим плоть
родимой самой, драгоценной самой,
стоит с Её душой в руках Господь.
Её душа младенчески невинна —
Он это знает, и не Он один.
И нежно, как держала Матерь Сына,
Её святую душу держит Сын.
Успение Пресвятой Богородицы. Современная икона
Крымское право
Здесь начат – с корсунской купели —
крещальный путь родной земли…
Потом ордынцы здесь осели.
А после – турки в Крым пришли.
В былых владеньях византийских
елись невольничьи торги:
сбывали здесь рабов российских
Москвы старинные враги.
И слала отчая держава
войска налётчикам вдогон.
И, как никто, имела право
вернуть сюда Христов закон.
Когда же турок поборола,
то хан, вчерашний их вассал,