Закон
Поэзия высокого таланта
звучит в словах Иммануила Канта:
«Две вещи наполняют душу мне
восторгом и почтеньем наравне,
с тем большей остротой и новизною,
чем глубже их постичь хочу умом, —
две вещи: небо в звёздах надо мною
и нравственный закон во мне самом».
Когда мы взяли Кёнигсберг впервые,
то Кант на верность присягнул России.
Тому, что отозвал он свой обет,
документальных подтверждений нет.
И я вам говорю вполне серьёзно:
умом и сердцем – наш мыслитель он.
Хоть так же над Европой небо звёздно,
но в ком остался нравственный закон?
Со щитом
От окраинной хижины тесной
до просторных покоев Кремля
под покровом Царицы Небесной
пребывает родная земля.
В невесомом святом омофоре,
по-над нами простёршемся ввысь,
и пасхальная радость, и горе
в несказанном узоре сплелись.
У тканья золотого покрова
искони двуединый исток:
от нездешнего мира – основа,
но земного пряденья – уток.
Не заменишь кевларовой пряжей
ни церковных молитв и стихир,
ни прямых фронтовых репортажей,
отрезвляющих праздный эфир,
ни наивных ребяческих писем
что из тыла «за ленту» летят,
ведь от весточек детских зависим
даже самый бывалый солдат…
И простым рядовым, и Верховным
познаётся побед существо:
не железным щитом, а духовным
ограждаемся прежде всего.
Раздел II. Баллады
Святой апостол-евангелист Лука, пишущий образ Богоматери. Икона псковской школы
Благовествование
…ты поверил, потому что увидел Меня;
блаженны невидевшие и уверовавшие.
Сколь мелка природа человечья,
если книгочей, как в оны лета,
умолчанья и противоречья
ищет в книгах Нового Завета!
Любо знать такому корифею,
с томом Дарвина у изголовья,
что-де по Луке и по Матфею —
разные у Спаса родословья.
О младенцах – иродовых жертвах
пишет лишь Матфей, а чудо в Кане
и восстанье Лазаря из мертвых
только Иоанн включил в Писанье.
Марк молчит о детстве Иисуса
и чудесном дне Его рожденья…
Критик в минусах не видит плюса:
признак подлинности – расхожденья!
А едина истина простая:
в мире, где царили страх и злоба,
умер Он, своих врагов прощая,
и на третий день восстал из гроба.
Смерть поправший собственною смертью,
Он открыл дорогу к вечной жизни
каждому, кто верен милосердью
при любой его дороговизне.
Это всё история, не мифы;
и, уверясь в ней и тем усилясь,
иудеи, эллины и скифы —
пусть пока немногие – крестились.
Были в их числе и грамотеи:
прежний мытарь, врач, толмач, философ —
первопровозвестники идеи,
что сместит языческих колоссов.
Запасали перья и чернила,
приступали, помолясь, к работе.
Записали то, что сохранила
память – не машин, людей из плоти.
Дух Святой, объяв земную сферу,
их дарил прозреньем в равной доле.
Примем ли благую весть на веру?
Нам на то дана свобода воли.
Хитрый травник
По мотивам жития Космы и Дамиана Римских, святых бессребреников и чудотворцев
Косма и Дамиан, святые братья,
и грешный врач, наставник их былой…
Сквозь толщу лет пытаюсь разобрать я
подробности его затеи злой.
Зазвав учеников к себе в селенье,
стоявшее от римских стен вдали,
сказал он: «Впрок пошло моё ученье:
вы цезаря, а с ним себя спасли.
Приёмы ваши столь необычайны.
Ваш странный Бог, распятый, точно тать,
вверяет вам целительские тайны,
каких и мне вовек не разгадать.
Зато я знаю редкостные травы,
которые растут у нас в горах,
и знаньем поделюсь не ради славы,
коль вам, конечно, чужд высотный страх».
Он помнит в Апеннинах все тропинки,
ведь с ним Фортуна – вестница удач.
В луга, как в ряд зеленщиков на рынке,
былых учеников приводит врач.
«Идите дальше вниз, двумя тропами:
так больше соберёте ценных трав.
А я отсюда присмотрю за вами».
И спутники кивают: травник прав.
Он видит с высоты притоки Тибра:
в них так удобно сбрасывать тела.
И, словно ядра мелкого калибра,
окатыши природа припасла!
…Он жертвы забивал, настигнув порознь.
Топил в реке, в суму набрав камней,
но прежде прибирал к рукам всю поросль —
вершки и корешки, что были в ней.
«Забудут люди ваше врачеванье.
Войдёт в анналы практика моя», —
гордился хитрый травник, чьё прозванье
не вспомнит сочинитель жития…
Навстречу солнцу
В Городце, в обители, в надежде,
что помогут иноки-врачи,
князем Александром слывший прежде,
схимник Алексий не спит в ночи.
Горько умирать в больничной келье:
воину – в сраженье смерть к лицу.
Нешто в яства подмешали зелье
в стане хана, как дотоль – отцу?
От Невы до края Ойкумены
сплошь костьми усеяны поля.
Сыновей в ордынские тумены
впредь не выдаст отчая земля.
Князь, как встарь – от ереси латинян,
свой народ от ханской службы спас.
Если перед Богом в чём повинен,
пусть Господь объявит в должный час…
Восемь дней печальный санный поезд
во Владимир шёл из Городца.
Был мороз по-зимнему напорист,
стыло тело князя-чернеца.
И Кирилл, всея Руси владыка,
вышел встречь и молвил тяжело:
«Знайте все, от мала до велика:
солнце Суздальской земли зашло!»
Принято в обряде погребенья
и князьям, и людям от сохи
класть в ладони грамотки – прошенья
отпустить усопшим их грехи.
Положив покойника в гробницу,
не смогли разжать застывших рук.
И тогда он сам простёр десницу
и пергамент взял у Божьих слуг.
Вопреки законам, против правил
ожила безжизненная плоть.
И дивился люд. «И так прославил
своего угодника Господь».
Этими чеканными словами
заключил Кирилл-митрополит
повесть о святом, который с нами
на передней линии стоит.
…А поддайся шведу и тевтонцу,
дай папистам властные бразды,
не пошла бы Русь навстречу солнцу
прирастать наследием Орды.
Распятие
Что Он видит пред собою
с вознесённого креста?
Холм, истоптанный толпою:
ни травинки, ни куста.
Вдалеке видна долина,
а у самых ног Его
ждёт Мария Магдалина
чуда – больше ничего.
Рядом с юным Иоанном —
исстрадавшаяся Мать;
сыном Ей вторым, названым,
Иоанну должно стать.
Вот легионеры в латах;
вот суровый сотник их;
вот священники в богатых
облаченьях золотых…
Устремляется всё дальше
обострённый болью взгляд.
Без прикрас, лишённым фальши
видит Он земной уклад.
Всё, что скрыто в мире сущем,
явно в Промысле Отца:
слито прошлое с грядущим
без начала и конца.
Видит Он духовным взором,
что в Его краю святом
нет скончания раздорам
полумесяца с крестом;
видит, как на поле битвы
наступает стан на стан —
и разят, свершив молитвы,
христиане христиан;
как становится расхожим
оборот «пустить в расход»;
как с Помазанником Божим
истребляют царский род;
как «нордическое» племя
на детей племён чужих
скупо тратит газ и время —
в печь живьём бросает их;
как, владея грозной силой,
для которой тесен ад,
Землю общею могилой
люди сделать норовят;
как приходят лжепророки
и от имени Его
проповедуют пороки,
в том являя мастерство;
как не в первый и не в пятый,
а уже в несчётный раз,
равнодушием распятый,
Он встречает смертный час…
Мир без принципов и правил
видя в сумраке времён,
«Боже, для чего оставил
Ты Меня?» – взывает Он.
То вопит Его устами