Глава 13
Почему хорошо быть иностранцем, или Как стать писаным красавцем. Пара простых наставлений от китайцев
Мастер Ень Хы стал больше есть.
– Что случилось? – поинтересовался я.
– Я решил потолстеть.
Мне, человеку, которому нужно следить за весом, это решение показалось не просто странным, а невероятно глупым.
– С чего вдруг такое желание обзавестись лишним весом?
– А как же без него? Богатые люди всегда толстые, солидные. Идет такой человек, и издалека видно – богатый. А я тощий, вот, – он сжал свою кисть и показал, что кроме костей, обтянутых кожей, там ничего и нет, – посмотри. Где тут богатство?
В древние времена в Китае полнота действительно считалась признаком богатства: народ старался откормиться, чтобы выглядеть более солидно, а в некоторых регионах это было синонимом красоты. Правда, это касается только мужчин – мужик и в Китае должен быть мощным. Поэтому мастер Ень Хы страдал: ему хотелось полноты, чтобы быть солидным, как я.
Кроме того, как оказалось, у меня счастливые, богатые уши. Когда-то я делал себе пирсинг, и женщина-косметолог с улыбкой сказала: «Понятно, уши – пельмени!»
При первой встрече с настоящим мастером физиогномии мне сказали: «Уши Будды!» Ень Хы уточнил, что это про Милофо – Будду богатства. Его статуэтки сейчас часто встречаются даже в России.
Милофо был с пузиком, но при этом с деньгами, а его уши были в точности как мои, поэтому китайцы считают их признаком будущего богатства. Правда, такие же уши считаются признаком мудрости и благородства. Так что в Китае мои уши – лучше некуда! Как и всё остальное: куда ни глянь – позитив. А вот у нас, в России, всё как-то наоборот. В пору того времени, когда все хотели быть неформальными и нестандартными, я возжелал себе серьгу в ухо. А чего бы и нет – мое тело – мое дело: хочу и сделаю. Пошел в косметологию, оплатил прокол, дал серьгу, и меня послали в кабинет. Медсестра, которая отвечает за проколы, говорит: «О, блин, ухо «пельмень», замучаюсь!» Прокалывала она долго, а потом вставляла серьгу: «Ох уж, ну и ухо!» Так я узнал, что мои уши – пельмени, а пищевые сравнения в России как-то не в чести, поэтому китайский взгляд мне больше по нраву.
Не только уши, комплекция и размеры россиян восхищают Ень Хы. Среди прочего он, как и все китайцы, любит белую кожу. Ведь это цвет благородства. Много раз слышал от китайцев, что черный цвет кожи – это плохо.
– Фу! Черные! – восклицают китайские товарищи, когда видят представителей тяжелых профессий. Даже если они хорошо зарабатывают.
Джин Пень Золотой Птах сидел на диване, а я собирался на улицу.
– Ты куда?
– У меня настроения сегодня нет, а когда его нет, я беру свои грязные ботинки и иду к чистильщику: прогуляюсь, ботинки и мысли станут чистыми – здорово же.
Есть у меня знакомый глухонемой чистильщик обуви, который обслуживает мои любимые ботинки. Через 10 минут моя обувь становится новее, а я – счастливее: от вида чистых ботинок у меня всегда поднимается настроение, и это была одна из причин, почему я ходил к чистильщику.
Джин Пень относился к этому делу с заметным презрением. «Легкие деньги!» – говорил он. Вот только заработать эти легкие деньги ему не хотелось, именно поэтому Золотой Птах сидел на диване и ничего не делал.
– А ты бы на работу пошел.
– Некуда мне – не берут.
– Найди куда возьмут. В доставку пробовал? Я в России работал, и были неплохие деньги. У вас сколько платят?
Джин Пень подумал и ответил:
– До десяти тысяч юаней.
Юань – валюта прекрасная и замечательная, с красивым названием – «круглый». Это потому что в былые времена их для удобства делали кругленькими, с дырочкой посередине. Вешали на веревку и говорили «шнур с деньгами». Воришки наловчились срезать их, а потом пришла революция, и дырочки исчезли с китайских денег. Остались они только в далекой Японии – там такие монетки до сих пор в ходу. А вот китайский вариант только в антикварных магазинах, на изображениях богов или искусных барельефах, которые режут трудолюбивые мастера.
Если вы не знаете, 10 000 юаней – это около 100 тысяч рублей.
– И ты сидишь?! – Я был поражен, что он скрывается от таких денег. Моя зарплата в офисе была меньше на пару тысяч. Да и работа на свежем воздухе, не сидишь в офисе.
– Не, не хочу! Это работа для черных. Будешь постоянно на солнце, кожа почернеет, и тебя перестанут любить! – выдал Птах.
Конечно, сидеть дома и ничего не делать – это круче. Но чтобы вы понимали: парни в Китае заботятся о внешности не меньше, чем девушки. Белая кожа – это их недостижимый потолок. Моя почти болезненная бледность воспринималась как дар.
– Какая она у тебя белая! – говорил Джин Пень.
– Какая у вас красивая кожа! – восхищались студенты обоих полов.
– У тебя чудесная белая кожа, а у меня страшная желтая, – грустил мастер Ень Хы.
Я, кстати, так и не нашел у него желтую кожу, по крайней мере, в зоне видимости. Как и у других китайцев, которые меня окружали.
Кроме белой кожи в иностранцах есть еще много того, что восхищает китайцев.
Например, волосы. Если вы девушка и у вас волосы не черные, то вы – красотка. Если китаец встречает девушку с двумя «б»: белая кожа и блондинка, то она сразу красивая. Если с ними еще сочетаются голубые глаза – идеал. Просто заветная мечта любого китайца, которую они постоянно пытаются достать у меня: уловками, уговорами, даже деньги предлагали.
Возле института есть маленький рынок, а на нем – ларек, где торгуют местными бутербродами. Еда вкусная и вредная, мы покупаем ее, но редко. Как-то со мной разговорился продавец:
– Ты из России?
– Да, я русский.
– У вас там все девушки такие красивые, – мечтательно начал то ли спрашивать, то ли рассказывать продавец.
– В Китае тоже такие есть.
Продавец мою реплику не услышал и продолжил:
– А у тебя есть знакомые свободные девушки? Ты им скажи, мне жена нужна – пускай приезжают, я женюсь.
Знакомиться китайцы не умеют и мечтают о заморских девушках, которые рады приехать к местным женихам. Почему-то они уверены, что женщины как узнают, что есть такой неженатый китаец, то сразу к нему рванут.
Китаянки же радостно выходят замуж за иностранцев, потому что дети будут красивые, да и мужья все замечательные – любят, лелеют, восхищаются, даже если цвет волос не тот, а цвет кожи и вовсе называют приятным словом «смуглый». Обладательниц темных волос иностранцы называют брюнетками, что вдруг резко дает китаянкам столь необходимую индивидуальность, которой им не хватает.
Долгое время я думал, что китайским товарищам во мне нравится только цвет волос, а потом один студент признался, что не только качество моей растительности на голове является предметом зависти.
Есть такая модная прическа у китайцев, которую я называю «знатный тракторист»: сбривают виски, надо лбом оставляют чуб, которому устраивают сеанс химической завивки, чтобы получились кудряшки. Ну точная копия советского киногероя 50-х. Только молодые парни в Китае с тракторами как-то не очень – больше с телефонами.
И один такой подошел ко мне с вопросом:
– А у вас кудри откуда?
Бывает у меня такое: когда помоюсь, а волосы толком не высушу, то они начинают курчавиться. Вот и в тот день было такое. Мне стало стыдно: в детстве меня учили причесываться, а тут явное замечание. Отпираться было поздно, пришлось признаться:
– Волосы такие… Бывает у меня.
Моя рука, не привлекая внимания, пыталась выровнять то, что было у меня на голове.
– Это хорошо, что у вас так, – сказал парень. – А мне приходится на завивку ходить.
Волосы у китайцев прямые и толстые, а у кое-кого и очень длинные – особенно у девушек. Жена моя вздыхает, когда их видит. А китайцы вздыхают, что волосы не кудрявятся. Что имеем – не храним и не ценим: кажется, что мы какие-то не такие, а целая страна восхищается нашей неземной, иностранной красотой.
Мастер Ень Хы пока не потолстел, но продолжает стараться. Как же без этого стать богатым?
Заключение
Как театр начинается с вешалки, для меня Китай начинается с вокзала. Это такие инь и ян, противоположности поездок в Поднебесную: всё начинается там и там же заканчивается. Мой путь простой: прилетаю в аэропорт Пекина, а оттуда мчусь на вокзал. Всё происходит в темноте, в то время когда я обычно еще сплю, поэтому как путешествие это мной не воспринимается.
Путешествие начинается в зале ожидания вокзала. Именно там мне впервые скажут, что надо ехать в Чжэнчжоу. Рейсы начинаются после семи утра, когда восходит солнце и открываются многочисленные вокзальные магазинчики: их хозяева спят прямо на месте работы, чтобы далеко не ходить домой. Именно там начинается поездка.
Вокзал Пекина похож на древний дворец. Правда, аутентичность и традиции заканчиваются фасадом вокзала, а вот дальше, в глубинах, стоят поезда-пули – современные экспрессы, которые больше похожи на самолеты без крыльев и совсем не похожи на грустные и медленные поезда в России. Где-то, конечно, остались и старички, которые честно трудятся на более спокойных дорогах, но на моем пути встречаются стальные снаряды – 高铁 «гао тхие» – скоростной железной дороги.
Снаряды едут быстро, и я оказываюсь на современном, в отличие от Пекинского, вокзале Чжэнчжоу. А мой путь лежит на Западный – ворота в один из самых больших мегаполисов Китая. Конечно, его вытесняет Восточный вокзал, который полностью построен под скоростные поезда и является самым большим в Азии, но всё-таки дружбу с Западным не отнять.
Именно с этого вокзала я начал жизнь в Китае, совершал путешествия, а после них он был тем местом, которое помогало мне вернуться к тому, что я называл коротким словом «дом». Именно там он и был у меня: уже с вокзальной площади я видел свою бордовую многоэтажку и даже в жаркую погоду, когда пот лился с меня градом, меня поддерживало то, что «Ещё чуть-чуть – и дома, а там кондиционер».