После разгрома немецких войск под Москвой Коломенский завод продолжал работать в не менее трудных условиях, чем в период наступления фашистской армии. Запасы топлива истощились, возникали перебои со снабжением электроэнергией, металлом и другими материалами. Были приняты решения о постепенном восстановлении завода. Вскоре после этого к нам приехал нарком тяжелого машиностроения Н. С. Казаков. Мы с ним обошли завод. Нарком вспоминал, каким был завод до эвакуации. Ему горько было смотреть на пустые корпуса, где всего несколько месяцев назад ключом била кипучая заводская жизнь. Но уже тогда мы обдумывали планы, что можно здесь сделать, какое организовать производство. Вскоре началось восстановление завода.
Завод, расположенный в Коломне, перешел в подчинение Наркомата тяжелого машиностроения, а тот, что эвакуировался в Киров, — Наркомата танковой промышленности. До войны такого наркомата не было. Заводы нового наркомата специализировались на изготовлении танков, самоходных установок и некоторой другой оборонной техники, в той или иной степени близкой к характеру основного производства. Главная задача нового наркомата — ликвидировать отставание в танках, дать их столько, сколько требует армия. При этом надо дать самые современные танки с более мощным вооружением, броней, мотором и т. д.
Возглавил этот наркомат хорошо известный коломенцам Вячеслав Александрович Малышев, одновременно являвшийся заместителем Председателя Совнаркома СССР. Когда-то он работал на Коломенском заводе — сначала в конструкторском отделе, затем начальником крупнейшего дизельного цеха, главным инженером и, наконец, директором завода. В. А. Малышев был выдающимся работником, талантливым инженером и организатором производства. Он смело выступал с новыми техническими предложениями, проводил их в жизнь целеустремленно и с большой настойчивостью. Огромный авторитет, который он завоевал на заводе, снискал ему всеобщее признание. В 1937 году Вячеслав Александрович был избран депутатом Верховного Совета СССР по Коломенскому избирательному округу. В 1939 году его назначили на пост народного комиссара тяжелого машиностроения, а через небольшой промежуток времени, в 1940 году, В. А. Малышев был назначен заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров СССР.
Многое можно сказать об этом человеке, о том, как он работал, что он сделал.
Достойна подражания его тщательная подготовка к заседаниям коллегии наркомата. Мне не раз приходилось в качестве докладчика выступать перед коллегией, и я всякий раз опасался в чем-либо ошибиться в изложении материала, ибо нарком превосходно знал предмет и легко схватывал самую суть дела. Но зато, с другой стороны, можно было не опасаться, что будет принято неправильное решение, вредные последствия которого рано или поздно выявятся с неизбежностью. Могу добавить, что в любом случае докладчикам, как говорится, доставалось на орехи. Даже при хорошей в общем работе завода В. А. Малышев находил слабые места, недостатки и обрушивался не только на того, кто отчитывается, но и на службы наркомата, в сферу деятельности которых входил завод. Спрятаться от критики с помощью общих цифр или заверений и обещаний было невозможно.
Когда Вячеслав Александрович стал наркомом танковой промышленности, на Коломенском заводе были твердо уверены, что дело танкового производства от этого, несомненно, выиграет. В известной мере это соображение сыграло роль в том, что я без колебаний согласился отправиться в Киров. Мне хотелось быстрее заняться трудным, но знакомым и любимым литейным делом.
В феврале 1942 года я получил назначение в Киров в качестве заместителя главного металлурга завода. Но как странно устроен человек: теперь, когда приказ был на руках, мне стало жаль покидать Коломну и завод. Очевидно, тут играло свою роль то обстоятельство, что недалеко от Коломны, в четырех-пяти часах езды на автомобиле, находился Спасск-Рязанский — место, где я родился, где жила в те дни моя мать.
Спасск расположен в трех километрах от знаменитого исторического места — Старой Рязани. Здесь в 1237 году татаро-монгольские полчища нанесли первый жестокий и беспощадный удар по столице Рязанского великого княжества. Силы были явно неравные, но рязанцы отчаянно и мужественно сопротивлялись. Город пал только на шестой день. Когда я учился в школе, нас часто приводил сюда учитель истории. И пусть рядом были примитивные, под соломенной крышей деревенские дома, давно не видевшая ремонта старинная церквушка, запущенное кладбище с плохо понятными надписями на могильных плитах, в беспорядке рассаженные сады, запруженная зеркальная родниковая речка Серебрянка, плохие дороги — но все это не могло помешать увидеть прелесть обрывистых берегов Оки, окружающих селений, дали заливных лугов с перелесками и светлыми озерами, мелкими речушками. С высоты сохранившихся городских валов хорошо были видны села Шатрище, Фатьяновка, Спасск, Гавриловское…
Рассказы учителя воскрешали былое, волновали воображение, рисовали жестокие битвы с врагом, беззаветную храбрость русских людей. А когда здесь появились ученые и начали раскопки, осторожно просеивая каждую крошку земли, трудно было найти лучших зрителей и помощников, чем ребятня, собиравшаяся со всей округи. Равнодушных наблюдателей не было. Сколько разгоралось споров, различных предположений, разговоров. Сколько восхищенных, завороженных глаз, когда ученые показывали свои находки, будь то кусочек копья или наконечник стрелы, узорчатый черепок или остаток домашнего очага — в общем, следы наших предков, которые не побоялись вступить в неравный бой с чужеземным захватчиком. И перед нашими взорами как бы вставали картины прошлого: то чудился шумный бой с клубами дыма и языками пламени пожарищ, свистом летящих татарских стрел, топотом и ржанием вздыбленных лошадей, то слышались крики умирающих от ран воинов, плач детей, голоса их матерей и отцов, ставших на защиту великой русской земли.
Немногое может сравниться с подобными беседами по силе воздействия на характер молодого человека, на его формирование как гражданина, патриота, любящего свою Родину и свой народ! Ведь именно отсюда и начинается любовь к родной земле и к своему народу. Здесь находятся его корни. И сколько бы потом ни исходил земли человек, какие бы сроки ни миновали, кем бы он ни стал, здесь истоки, здесь начало всех начал.
Конечно, не на одной истории воспитывались мальчишки и девчонки в Спасске, районном центре, где в ту пору самыми приметными сооружениями были четыре школы, размещенные в добротно сделанных, светлых каменных зданиях, в которых трудилась целая когорта замечательных учителей. В школы Спасска поступали и из соседних деревень те, кто хотел получить среднее образование. Ребятишки из дальних деревень на время учения снимали угол или койку. Из ближних сел ребята ходили в школу пешком, каждый день совершая переходы по 6—8 км.
До Спасска немного не дотянули южноокские черноземы. Это я к тому, что земли здесь бедные, урожаи зерновых низкие. В связи с этим получили развитие различные промыслы. На «вооружении» у местных крестьян до революции были соха, деревянная борона, серп и коса, цеп. Плугов почти ни у кого не было. Большинство хозяйств были безлошадными, бедняцкими. 22 июля 1926 года в Спасском уезде появилась первая сельскохозяйственная артель «Красный маяк», в малоземельном беднейшем селе Перкино, в 7—8 км от районного центра. Село расположено на берегу реки Прони. Колхоз этот остался у меня в памяти как символ рождения новых отношений в деревне, новой идеологии, духа коллективизма. Сначала в колхоз вошли 33 хозяйства, в 1929 году в нем уже состояло 54 хозяйства, а к началу сплошной коллективизации — 164 хозяйства. Из 164 дворов 8 были батрацкими, 74 — бедняцкими и 82 — середняцкими. В начале 30-х годов колхоз «Красный маяк» играл уже большую роль в жизни района, как одно из примерных и образцовых коллективных хозяйств. Артель стала школой колхозного строительства.
Помню, зимой 1929 года мне удалось побывать в этом колхозе. Бросались в глаза отличные скотные дворы, конюшни, амбары, овощехранилища, клуб, детские ясли, дома для колхозников. В колхозе был посажен общественный сад. Особое впечатление производили рослые, сильные лошади и породистый молочный скот.
В то время я работал учителем в начальной школе детского дома имени III Интернационала в Старой Рязани. Ездил познакомиться в Перкино с группой учеников, которые были на полном пансионе Советского государства. «Слава» о воспитанниках детского дома была более чем плохой. Как правило, они не имели родителей, многих взяли в детдом прямо с улицы, из беспризорных. Но колхозники «Красного маяка» отнеслись к ним с особой душевной теплотой, которая свойственна людям труда. Показали артельное хозяйство, угощали парным молоком, разместили в хорошо натопленном доме, накормили отличным крестьянским обедом. Председатель колхоза по-отцовски побеседовал с ребятами, показывал конюшню и лошадей. Долго потом дети вспоминали этого простого, талантливого человека, которому колхозники вверили свою судьбу, свою жизнь.
Для колхоза «Красный маяк» высокая культура обработки земли и ведения всего хозяйства стали традицией. Получали устойчивые хорошие урожаи. Колхоз был действительно маяком для других хозяйств, обладал огромной притягательной силой для окрестных крестьян.
Вот в этих краях и в самом Спасске прошли мое детство и юность. Здесь жила моя мать — Мария Игнатьевна. Всего один год она училась в начальной школе. Задушевные ее письма были полны грамматических ошибок, но теплота слов ее от этого нисколько не уменьшалась. По-крестьянски меткие, с оттенком юмора слова ее писем были понятны и живописны. В ответ она получала мои, написанные по-печатному. Она сама, читала письма по складам, и читала неоднократно. Чтение, видимо, доставляло ей особое удовольствие. Что пишет ее сын, она хотела знать одна.
Мой отец, Николай Александрович Смеляков, происходил из крестьянской семьи, окончил городское реальное училище, много читал, прекрасно знал русский язык, готовился стать учителем, но судьба распорядилась по-иному: ему пришлось работать в местных финансовых органах. Я поражался обширным знаниям, которые отец приобрел самообразованием, чтением большого количества книг. Трудолюбием он, как, впрочем, и мать, обладал исключительным. Отец умер, когда мне исполнилось 17 лет. Передо мной лежала неизведанная дорога, полная опасностей и трудностей. Надлежало самостоятельно принимать решения. Но я крепко усвоил наставления и пример своих родителей: человек рожден для труда. Трудолюбие — самая надежная и широкая дорога для любого человека.