ающее оборудование литейного цеха должно иметь по крайней мере десятикратный запас прочности. В первый момент конструкторам казалось, что они все делали правильно, по справочникам, по общепринятым нормам. Предусматривался даже повышенный запас прочности, была попытка ввести поправочные коэффициенты.
Однако настоящие, самые жесткие поправки делала жизнь. Пришлось ввести ремонтные дни. Люди, казалось, выдерживают, пасовало оборудование. Время показало, что мы стоим на правильном пути, организовав профилактический ремонт. Конечно, здесь ничего нового нет, просто до этого казалось, что мы можем обойти законы, по которым обеспечивается надежная работа оборудования. Первая же неделя после ремонтного дня дала лучшие результаты, хотя работа шла с некоторыми задержками — к началу рабочей смены не успели собрать два формовочных станка из десяти. Потом, правда, мы уже имели постоянно несколько резервных, полностью отремонтированных и проверенных станков.
К концу 1942 года цех стал работать ровнее, но напряжение далеко не было снято. Оставалось много проблем и узких мест. Более того, появились новые. Это и естественно. Танк Т-34 все время совершенствовался. Фронтовой опыт давал импульсы к изменению конструкции и технологии производства. Иногда едва заметное перемещение линий на чертеже вызывало груду работы, требовало новой оснастки, оборудования, а самое главное — времени. Так случилось и с гусеницей. Известно, что половина звеньев гусеничной цепи имела выступы, так называемые гребни. Конфигурация и размер гребня изменились так же, как, впрочем, и сам трак. Нужно было осваивать новый стержень. Литейные стержни делались вручную, и требовались они в больших количествах. Все старания стержневого отделения пока были тщетны. Каждый рабочий должен был делать за одиннадцатичасовую смену по крайней мере 200 штук, но более 100 никто не изготовлял.
Я вспомнил, что в Сормове работает несколько бригад формовщиков и стерженщиков, эвакуированных с Коломенского завода. Среди них был и мой старый знакомый стерженщик высокой квалификации Юрий Петрович Рожков. Он работал в старом сталелитейном цехе «Красного Сормова». К нему-то я и пошел в обеденный перерыв. Встретились как друзья. Всю жизнь он проработал на Коломенском заводе в литейном цехе. Вспоминали мы с ним Коломну, выяснили, кто где из наших общих знакомых оказался в эту трудную пору. Гляжу, Юрий Петрович на меня испытующе посматривает: не за этим же инженер Смеляков пришел к нему, оставил цех.
Ну тут я ему и предложил, чтобы он в нашем цехе показал лучшие свои приемы работы. Объяснил, зачем это нужно. Просил его, чтобы он наглядно доказал рабочим: можно перешагнуть рубеж, можно сделать за смену 300 штук стержней.
Юрий Петрович задумался.
— Дайте, — говорит, — время, обмозговать нужно. Тут ведь проваливаться негоже.
Целую неделю он готовился к демонстрации. Подготовил дополнительный инструмент, потренировался на набивке стержня и только потом дал согласие. Настало время показа. В таких случаях у рабочих, а тем более одной профессии, всегда наблюдается повышенный интерес. Вначале не обошлось без острот и шуток, хотя все понимали серьезность положения. Большинство рабочих — женщины, хорошо освоившие стержневое производство. Стояла задача делать каждому не менее 200 стержней в смену. Наконец подан знак. Юрий Петрович, высокий, худощавый, чисто выбритый, встал за обычный стержневой верстак. Там уже припасена стержневая смесь, стержневой ящик и инструмент, которым обычно пользовались все рабочие участка. Мастер стержневого отделения точно выполнил мое приказание не создавать для Рожкова каких-то особых условий. Все должно быть обычным. Я хорошо знал старые наши привычки. Нередко для рекорда организовывались тепличные условия, позволявшие произвести благоприятное впечатление, но не дававшие потом какого-либо практического результата.
Юрий Петрович снял темный пиджак, аккуратно залатанный, надел фартук, в котором всегда работал, достал дополнительный немудреный инструмент. Взял стержневой ящик, проверил его исправность, разложил инструмент в привычном для себя порядке. Делал все это не торопясь и не волнуясь. Когда было все готово, спросил разрешения начать работать.
Юрий Петрович работал как бы не спеша. Его длинные, ловкие пальцы, однако, быстро завершали одну операцию за другой, заполняя сушильные плиты готовыми стержнями. Казалось, инструмент, стержневой ящик, наконец, сам готовый стержень в руках рабочего невесомы. Никакого видимого напряжения. Четкий ритм.
— Споро работает, — бросил кто-то из присутствующих.
— Мужику-то можно так работать, — добавила женщина, стоявшая рядом со мной.
Незаметно прошел час. Сделано 40 стержней. Цифру вслух никто не произносит. Считают молча. Чувствуется, что ведет счет и сам демонстрант. Дело простое, на каждой плите 10 штук готовых стержней. А изумительные руки этого человека продолжают вынимать из ящика все новые и новые стержни. Кто он, этот рабочий — фокусник, маг? Нет, конечно. Это мастер своего дела, отдающий ему всего себя.
Так же незаметно прошел и второй час работы. Сделано еще 50 стержней, качеству которых позавидует любой стерженщик. Неторопливость, четкий, все нарастающий ритм работы и красота движений, отсутствие суетливости. Это уже настоящее искусство, которое буквально заворожило присутствующих. Никаких реплик или разговоров. Все наслаждаются хорошо организованным трудом. А пальцы мастера продолжают работать…
Прошло пять часов. Счет точный: 300 стержней.
Юрий Петрович сделал короткую передышку, впервые посмотрел на обступивших его рабочих и спросил меня:
— Нужно ли еще делать стержни?
Я поблагодарил его и ответил, что не нужно.
Показ, конечно, уже сыграл свою роль. Не осталось скептиков, нет задиристых шутников. Всем ясно, что 200 стержней за долгую военную смену можно давать. Можно и больше.
Юрий Петрович снял и аккуратно сложил фартук, надел видавший виды пиджак. Свой инструмент оставил на верстаке, сказав:
— Может быть, кому-нибудь пригодится.
Прощаясь, я еще раз с удовольствием пожал ему руку. Ю. П. Рожков, большой любитель острого словца, видимо, отдавал должное торжественной обстановке и на сей раз ничего не сказал, кроме обычного:
— До свидания!
На другой день мы послали ему премию — рабочие ботинки.
Мы понимали, что такое количество стержней может делать далеко не каждый рабочий-мужчина, даже высокой квалификации. А в стержневом отделении работали почти одни женщины. Но проблема была решена. Мы перешли Рубикон. Вскоре был изготовлен несложный инструмент конструкции Рожкова и вручен каждому рабочему. Норма 250 стержней стала обычной. Лучшие стерженщицы делали по 300 штук в смену, а иногда и более.
Провели мы в цехе и другие весьма важные мероприятия. Так, в частности, установили дуговую электроплавильную печь с механической загрузкой. Ее быстро освоили, но мощности плавильного отделения все равно были еще недостаточны. И виной тому признали технологию. За ее усовершенствование взялись молодые инженеры Александр Васильевич Хрипков и Николай Павлович Майоров. В Сормово приехал сталинградец сталевар Дмитриев, специалист по выплавке стали Гадфильда методом простого переплава. Его способ почти наполовину сокращал цикл плавки, но требовал хорошо организованного шихтового хозяйства. Это было уже легче сделать, хотя качественного металлолома не хватало. Особенно трудно было с электродами, так как Сормово перестало получать их со специализированных заводов. Иногда привозили электроды, но в недостаточном количестве, с тех заводов, которые только начали их осваивать. Пришлось «изобретать» собственный способ изготовления их из электродной массы непосредственно в цехе. Иного выхода у нас не было.
Война, как ничто другое, испытывает и закаляет человека, проверяет, как он способен преодолевать самые разнообразные трудности. Только победишь одну, на смену приходят две новых. А наших литейщиков трудности подкарауливали на каждом шагу. Едва перевели дух, решив проблему электродов, начались перебои с ферромарганцем, без которого не сваришь нужной стали. Применяли все, что можно было достать, чтобы получить сталь Гадфильда. Одно время применяли даже марганцевую руду. Работники отдела снабжения завода, недостатка в расторопности у которых не наблюдалось, прилагали прямо-таки героические усилия, лишь бы не оставить цех без сырья.
Однажды начальник отдела снабжения металлом С. П. Кузнецов и заместитель директора завода по финансам и материально-техническому снабжению С. П. Русинов пригласили меня поехать посмотреть обнаруженные вне завода залежи ферромарганца. Склад принадлежал государственным резервам. Различные металлы, в том числе и ферросплавы, говорил один из моих спутников, валяются под открытым небом. По их словам, получалось: приезжай и бери. И впрямь мы обнаружили нужный до зарезу материал в полузаброшенном железнодорожном тупике. Металл содержался в полном беспорядке, перепутанный по маркам. И все же это была настоящая находка. Мы немедленно организовали сортировку и сдачу металла на химический анализ. Цех был обеспечен по крайней мере на месяц бесперебойной работы. От радости в связи с находкой нас ударило в философию: бывает же так, что вопиющий беспорядок преподносит по тому времени подарок.
Однако вслед за ферромарганцем встала проблема огнеупоров. Нужны были первоклассные огнеупорные пробки и стаканы.
Без этого не разольешь плавку, на которую уже затрачен труд и которую ждут готовые формы. Хорошие, привозные, кончились, пришлось изготовлять их в цехе огнеупоров Сормовского завода. Но цех выпускал только простейшие огнеупоры и к производству сложных изделий не был приспособлен, да к тому же мы не располагали нужным сырьем.
Короче говоря, пришлось переходить на огнеупоры собственного производства. Их качество, особенно вначале, было плохим. Фасонный огнеупорный кирпич для электропечей и ковшей со специализированных заводов мы тоже давно не получали. А он особенно был нужен для сводов электропечей. Цех выручали печники, которые с большим искусством тесали обычный кирпич и клали из него прекрасные своды. Печники, их я хорошо запомнил, — А. С. Абалдуев и В. Н. Бордов — выполняли иногда, казалось, невозможную работу. Признаться, мы вспоминали о печниках тогда, когда предстояло выполнить сложную операцию в кратчайший срок и в трудных условиях. Портретов этих воистину незаменимых людей в газетах не помещали, а зря. Ведь без печников можно было лишь фантазировать о выплавке металла.