Затем заявление о нереальности дополнительного задания по сдаче металлолома сделала Горьковская железная дорога. Но комиссия была к этому подготовлена. Заранее были намечены маршруты обследования, исследованы, именно исследованы, все объекты железной дороги: депо, переезды, склады старых машин и рельсов, проверена организация сдачи отработанных узлов и деталей после ремонта, оборудование связи, службы пути. Железнодорожники не только ездили по металлу, по нему ходили, об него рвали обувь — и не замечали. А металлолом был всюду. Переезды через железную дорогу оборудованы старыми рельсами. Это настоящие противотанковые надолбы. На погрузочной площадке все устлано рельсами. Вдоль железной дороги в ряде мест забор держится тоже на рельсах. Параллельно с железной дорогой шагают телеграфные столбы. Как правило, они установлены на двух рельсах, углубленных в землю. Само по себе при наличии железобетона это уже недопустимо. Немало столбов в связи с переносом в другое место оставили после себя сиротами-близнецами рельсы, когда-то нужные этому столбу. Зачем их вынимать, есть же другие — готовые и во множестве! Сборка бесхозяйственно израсходованного металла решила не только задачу обеспечения металлургии сырьем, но играла большую роль воспитания людей в духе хозяйского, бережливого, подлинно коммунистического отношения их к общественному добру, к ценностям, созданным трудом советского человека.
У меня велась записная книжка с рисунками, где во время поездок по заводам были замечены случаи неправильного использования металла. При необходимости я ими пользовался и дополнял их, когда работал председателем совнархоза. Но два случая мне не пришлось записывать, так как их легко было запомнить. В районе города Горького, вблизи вокзала железной дороги, ведущей на Арзамас, было обнаружено большое количество металла, который использовался неправильно. Несколько очень старых вагонов стояли на колесах и на рельсах, а рельсы, как и положено, на шпалах — все как на настоящей железной дороге. Отличие заключалось только в том, что вагоны вот уже более двух десятков лет никуда не двигались и были превращены в служебные помещения путевого хозяйства. Рельсы, длиной в сотню-другую метров, давно отрезаны, и их концы затерялись в местных песках. Вокруг валялись старые рельсы, остатки тормозных колодок и башмаков к ним, негодные вагонные колеса и оси, старые разбитые буксы, буферные стаканы, болты и костыли и многое из того, что входит в сложное хозяйство железной дороги. В поисках начальства я обнаружил на участке целые горы первосортной шихты. Для ее использования не требовалось большого труда. В беседе выяснилось, что участок никакого задания по сдаче металлического лома вообще не имеет, что являлось нарушением имеющихся по этому вопросу решений. Начальник участка был немало удивлен, когда ему сказали, что пора бы изъять старые рельсы из-под вагонов, тележки с колесами и осями от них. Он так привык считать нормальным, чтобы все было по-настоящему, по-железнодорожному. Сами вагоны, коль скоро они столь необходимы для службы пути, можно поставить на кирпичные или бетонные столбы. Непосредственные руководители этого начальника участка, в том числе самого высокого ранга, были на стороне изумленного моими словами железнодорожника. Ах, как же им не хотелось расставаться с этим ржавеющим металлом, которого ждали мартеновские печи заводов Горького, Выксы и Кулебак!
Этот пример я расцениваю как влияние страшной силы привычки, притупления чувств ко всему, что рядом. А ведь люди, которые там работали, выполняли свой план, созывали собрания, рассказывали друг другу о задачах, критиковали за бесхозяйственность, сидя на грудах им ненужного металла, бессмысленно гибнущего на глазах. И это были люди, в преданности которых общим интересам никаких сомнений ни у кого не возникало.
Получалась такая история. Взрослые дяди закапывают, выбрасывают металл, а дети — школьники — его собирают и возвращают этим самым дядям. Последние не только призывают, но и поощряют собирать металл. В принципе это неплохо. Более того, если в мартеновской печи переплавляются металлические отходы, собранные школьниками, пионерами, и затем получается хороший металл, идущий на стройки, новые машины, то это не просто металл — это также и идеология, воспитание трудолюбия, бережливости, заботы об интересах страны, коммунистического отношения к общественной собственности, к труду народа. Но существует и другая сторона дела. Если те же дети собирают металлолом или бумажную макулатуру, а потом видят, что все это вновь выбрасывается или плохо используется, этим самым наносится сильный удар по психологии молодого человека, в его сознании остается шрам на всю жизнь. А ведь так бывает, и, к сожалению, не так уж редко.
Другой случай произошел при проверке работы Балахнинского бумажного комбината, в том числе картонной фабрики. После обычного обхода предприятий была беседа с руководством. Среди связанных с выполнением плана вопросов я поинтересовался, как выполняется дополнительное задание по сдаче металлолома. Задал я этот вопрос потому, что задание не выполнялось балахнинцами уже длительное время. Руководители картонной фабрики заявляли, что они-де не металлопотребляющее предприятие и с них взятки гладки. В самом деле, где же им взять металл, если они занимаются производством картона? Но картон-то делают машины, сделанные из металла, и не только из черного, но и из цветного. На фабрике были металлоконструкции, имелся инструмент, большое количество трубопроводов и многое другое. На фабрике имелась ремонтная служба. А ведь смена любой детали рождает лом металла. Несмотря на очевидность, что часть изношенного, исковерканного и выброшенного металла надо собрать, чтобы вернуть его к жизни, руководители фабрики отвергали возможность найти хотя бы десяток тонн металла. Пришлось сделать повторный обход фабрики. Я уже в первый раз приглядел, где лежит бесхозный металл, по которому взгляд директора скользил, не останавливаясь. Результат получился наглядным. Сколько было втоптано, полузарыто, выброшено металла на свалку! Его оказалось значительно больше, чем нужно для выполнения задания. Весь металлолом немедленно был взят на учет.
Вообще от посещения картонной фабрики у меня осталось тяжелое впечатление. Множество ручных работ. На территории беспорядок, дороги не асфальтированы. Готовый картон лежит под открытым небом, а склады используются плохо. Отходы спускаются в Волгу, так как отстойники примитивны и не обеспечивают нужной фильтрации. Макулатура валяется в беспорядке на складе и используется далеко не полностью. Руководство не проводит необходимых мероприятий по улучшению производства.
Надо сказать, что впечатление от завода остается таким же, как от поля. Если идешь рядом с полем, где растут добрые хлеба, чувствуешь гордость за человека, сделавшего все это. Но стоит только показаться худым посевам, плохо выращенной ржи или овсу, с обилием сорняков, хотя бы и красивых цветов, настроение падает, начинаешь нервничать, появляется досада. Подобная досада возникла у меня при посещении Балахнинской картонной фабрики.
Не лишним, мне кажется, сказать несколько слов об использовании металла вообще.
Больно было видеть неправильное отношение к металлу. Видимо, сказалось то обстоятельство, что почти всю жизнь я связан с производством стали и чугуна, выплавкой, переработкой, превращением металла в машины и другие изделия. Неоднократно видел, как добывают руду, уголь, известняк; как делают огнеупорный кирпич, кокс, разливочный припас. Сколько труда кладут шахтеры, доменщики, сталевары, прокатчики, литейщики, кузнецы, термисты, чтобы из всей массы сырья добыть кусок металла, годный к употреблению. Поэтому, когда я вижу, скажем, забор из металла вокруг больницы, завода, дома отдыха или другой организации, замечу врытый в землю рельс или огромный кусок трубы возле угла дома, металлические ворота частного или государственного дома, слышу или читаю о механизированном способе закапывания остатков металла после завершения строительства или гибель миллионов пустых консервных банок и многое другое, мне становится не по себе. Во многих странах, как правило, с металлическими изгородями покончено. У нас еще не везде отказались от этого архаизма, хотя всем ясно, как дико выглядит металлический забор. Указанный метод украшения и охраны можно видеть пока почти всюду. Иногда металлическая изгородь сочетается с кирпичными столбиками и колоннами, но нередко применяются стальные трубы, да не простые, а цельнотянутые. Правда, за последнее время стали применять не менее ценный материал для столбов — асбестоцементные водопроводные трубы, которых у нас тоже не хватает.
Петр I снимал в свое время колокола с храмов и монастырей для государственных нужд. По инициативе В. И. Ленина изъяты были ценности из церквей также для неотложных нужд страны. Мы же никак не решимся снять металлические изгороди и другие нагромождения из металла для неотложных нужд народного хозяйства.
Как приятно однажды было развернуть газету «Правда» и прочитать следующую корреспонденцию: «Баку. Сегодня принято решение о снятии металлической решетки в парке нефтепереработчиков имени Низами. Примечательное явление! Эта решетка — последняя ограда в садах, парках, скверах, разбитых в черте большого индустриального города… Сейчас в столице республики общая площадь зеленых массивов и насаждений составляет почти 1600 гектаров. Однако росли и ограждения. Не так давно в горсовете правильно рассудили: от кого охраняем? И начали снимать решетки, заборы. Парки, сады, скверы словно открылись, вышли навстречу людям, слившись воедино с уличными зелеными насаждениями». В то же время в тысячах других городов и поселков продолжают существовать металлические заборы и решетки, целые стены. Кроме того, продолжают возводить заново заборы вообще и металлические в частности.
По-моему, следует пересмотреть все проекты на строительство и изъять оттуда весь металл, который используется не по назначению. Утвердить новые правила проектирования, нормали, стандарты с тем, чтобы закрыть все каналы необоснованного применения металла. Зато следует смелее и шире применять его там, где он просто необходим, например в металлических кузовах грузовых машин, железнодорожных вагонах, контейнерах, для различной тары. По данным автозавода, деревянный кузов грузового автомобиля живет около трех лет, металлический — минимум 10 лет.