т силоса, тогда другое дело. Если не подходит, не нравится американская башня, давайте возьмем западногерманскую. Фирма «Крупп» еще в те годы наладила серийное производство металлических башен, из которых можно сформировать за 10 дней целую батарею помещений, рассчитанных на хранение большого количества силоса, с полной механизацией закладки и выдачи. Такие комплексы я видел в Чехословакии несколько лет назад. Быть может, в данном случае мои рассуждения носят чисто инженерный характер. Но пока мы не возведем нужного количества силосных башен, пригодных для того, чтобы принимать траву или подобное ей в любую погоду, хранить силос длительное время, до тех пор решение кормовой проблемы будет затруднено.
Урожаи в Рязанской и Горьковской областях были в среднем одинаково низкие. В отдельные годы они, впрочем, повышались, главным образом под влиянием благоприятных погодных условий, сказывалось также применение удобрений, влияние ряда других факторов. Но гарантировать получение устойчивых высоких урожаев было трудно. Во многом величина урожая находится в зависимости от культуры земледелия, освоение которой требует немало времени и усилий, а также от многостороннего комплекса факторов, воздействующих на уровень производства сельскохозяйственной продукции, включая дороги, склады, элеваторы, землеустройство, технический уровень машин, их техническое обслуживание, технологию сельскохозяйственных работ.
То, что трудно, а вернее, невозможно было совершить в первые послевоенные годы, с нарастающей силой внедряется в жизнь села после известных решений партии и правительства конца 60 — начала 70-х годов. Даже такие на редкость тяжелые погодные условия, какие принесло лето 1972 года, не смогли остановить поступательного движения вперед советского сельского хозяйства, крутого подъема жизни села, его технической вооруженности, его экономической мощи, его благоустройства и культуры. В 1973 году собран невиданный за все годы Советской власти урожай зерновых. Много собрано овощей, сахарной свеклы, хлопка. Причем уборка урожая проходила во многих местах в неблагоприятных погодных условиях.
Сказалась плодотворная работа Коммунистической партии и народа, гигантский масштаб помощи сельскому хозяйству со стороны всех отраслей народного хозяйства, рост культуры земледелия.
БУДНИ ПАРТИЙНОЙ РАБОТЫ
Вид с птичьего полета. — Технологическая карта поля. — Русские «балалайки». — «Блуждающая» дорога. — Ветлуга — река длинная. — Силы врачевания. — С Волги на Гудзон.
Мой подход к сельскохозяйственному производству базировался на принципах промышленной культуры. Легко представить себе мое положение инженера, работника индустрии, вооруженного некоей промышленной меркой, когда приходилось сталкиваться с сельской жизнью, рядовыми работниками полей и ферм, специалистами разных направлений и партийными работниками, с технологией сельскохозяйственного производства того времени. Когда приходишь на завод, прежде всего определяешь, каковы его возможности, какой мощностью он обладает, уровень культуры производства, квалификация людей. Изучаешь сам завод в натуре, его планировку на чертеже, паспорт предприятия и пр. Все это хорошо отработано и известно. Чтобы ознакомиться с колхозом, с машинно-тракторной станцией, я пробовал составить для себя некую схему. В нее, в частности, входил просмотр агротехнического паспорта севооборота полей. Однако это было трудно осуществимо. Паспорта велись в колхозах и совхозах неаккуратно. Анализы почв производились от случая к случаю. Неоднократно спрашивал я эти данные в колхозах, но их, как правило, не оказывалось и ими мало кто интересовался. Я спрашивал себя: может быть, я пытаюсь механически перенести на село опыт промышленности? Но, думалось мне, без анализа почв невозможно избрать правильную технологию их обработки, количество и виды удобрений и определить специализацию хозяйства. Во многих случаях отсутствовала планировка ферм, участков хранения кормов, удобрений да и самого землеустройства.
Будучи секретарем обкома, я довольно часто бывал в районах, колхозах. Проезжая по колхозным полям, я замечал, как хаотически разбросаны скирды соломы и сена. Однажды, направляясь в Москву по срочному вызову, я летел на небольшом самолете. Внизу раскинулись просторы Горьковской области: около 75 тыс. км2 с населением почти 4 млн. человек. С борта самолета как-то особенно емко представлялось, что Горьковская область — огромная территория.
Ее площадь почти в два с половиной раза больше Бельгии. Самолет на небольшой высоте делает круг над городом Горьким и направляется на запад. Видимость отличная, ярко светит солнце. Смотрю кругом и не налюбуюсь. Вот катит свои воды великая русская река Волга. Под самым городом в нее вливается родная Ока, на которой началась моя жизнь. Слева четкие контуры гиганта советской индустрии — Горьковского автомобильного завода. Светятся корпуса зданий, на стекле играют солнечные блики. Над заводом стало меньше дыма, так как многие агрегаты переведены на газовое топливо вместо мазута. Совсем рядом большой жилой массив — социалистический город автозавода. Далее вверх по Оке внушительно рисуются силуэты заводов большой химии Дзержинска. Справа располагаются другие промышленные предприятия, входящие в единую семью промышленности страны. На берегу Волги красуется родное Сормово — громадный завод, большие корпуса судостроительной верфи, спусковое устройство, стапеля, трубы нового мартеновского цеха. По Волге и Оке снуют суда самых различных фасонов и назначений: самоходные баржи, буксиры, белые плывущие словно лебеди пассажирские лайнеры, стремительно бегут быстроходные катера на подводных крыльях.
Вверх по Волге взгляд легко различает группу знаменитых заводов Балахны, затем, у Городца, мощная гидроэлектрическая станция с прекрасным мостом. Тут же блестит гладь Горьковского моря. Глаз не оторвешь от всей этой красоты, которую не всегда можно увидеть с земли. Но не одна промышленность украшает горьковскую землю. Ее природа живописна и неповторима. Большие массивы темнеющих лесов, заросшие берега маленьких и больших рек, уютно и деловито разместившиеся поселки, деревни и города. Мелькают озера, а кругом — богатейшие заливные луга, бескрайние поля. Все они ухожены трудом и заботой советского человека. Сенокос закончен, крестьяне готовятся к уборке зерновых.
Повсюду тянутся многоточия телеграфных столбов, чеканные линии проводов и серебристых конструкций мощных электропередач. От Горького на Москву лежит прямая белая бетонная лента новой шоссейной дороги. Кругом воодушевляющая мощь и красота нашей великой Родины.
Это только одна проекция того, что прежде всего замечалось. Но есть и другая, которая заставляет думать, анализировать и вырабатывать возможные решения. Вот леса и кустарники наступают на пахотные угодья, следы неутомимой эрозии земли, огрехи от небрежной пахоты — специалисты называли их «балалайками», так как они действительно своими контурами напоминали этот инструмент. Видны язвы многочисленных оврагов. Они рассекают землю, делают ее морщинистой, старой. Сверху они похожи на крону сухого дерева. Еще их можно по внешнему виду сравнить с бронхами человека, которые обычно изображают в медицинских учебниках. Но если бронхи поддерживают жизнь, то овраги уничтожают поля, делают их бесплодными, непригодными для обработки. Попадались поля из-за своей планировки явно неудобные для механизированной обработки. Много следов от хранения соломы, полуразвалившиеся скирды. От них просто рябило в глазах. С самолета было видно, как трактор, поднимающий пар, огибает ометы соломы, тут же ручейки беспорядочно пролегающих дорог. Очевидно, подобное множество примитивных дорог сохранилось от прошлого, когда господствовал индивидуальный принцип ведения хозяйства.
А вот дорога пересекла по диагонали большой прямоугольный массив однородного поля. Видны следы тракторов и комбайнов, переползавших неоднократно через дорогу. Образовавшиеся острые углы поля неудобны для вспашки или уборки машиной. Трактористу нужно здесь затратить много усилий, чтобы ухитриться вспахать без огрехов. Технически это часто просто невозможно. Ясно видна «блуждающая» дорога, заметно, как наслаивался один объезд за другим, в результате чего ее ширина непомерно разрасталась. Главный стержень дороги как бы размыт. Она вышла из берегов, потеряла четкие границы, меняя свое направление. В конце концов во многих местах дорога превратилась в своего рода дельту реки со многими рукавами и протоками. Надо ли говорить, как это портит посевы, уничтожает плоды труда людей. Особенно большой ущерб наносят такие, с позволения сказать, пути сообщения в местах, где залегает чернозем.
Я видел с самолета торфяные поля, выработанные до конца и оставленные добытчиками. Они выпали из баланса заготовок торфа, но и не встали на учет земель, пригодных для земледелия. Границы земель между колхозами тоже, очевидно, требовали поправок. Когда я смотрел на землю с самолета, у меня возникло представление о чересполосице в укрупненном масштабе. Провести бы настоящую планировку в двух, трех, может быть, более вариантах, проверить моделированием, мелькали у меня мысли. Это было бы хорошо. На обратном пути я уже более внимательно вглядывался в различные детали не только Горьковской, но и соседних областей. В этом отношении у нас с ними очень много общего.
Через несколько дней на том же самолете вместе с секретарем обкома по сельскому хозяйству В. Д. Панниковым и некоторыми другими товарищами мы совершили облет юго-восточной и северной частей Горьковской области. Картина повторилась. В ее оценке не было разных мнений. Мы сошлись на том, чтобы показать землю с самолета партийным и советским руководителям всех районов, с тем чтобы наглядно убедить их в необходимости принятия соответствующих мер. Программа полетов предусматривала обзор не только «своих» районов, но также земель соседей. Директор авиационного завода А. И. Ярошенко для этой цели любезно предоставил самолет, ибо отлично понимал значение этого мероприятия. Партийные и советские работники летали небольшими группами. Каждый увидел «себя» и свою деятельность как в зеркале, но сверху. Возникало много мыслей по поводу осмотра с птичьего полета. Воздушное путешествие, несмотря на его кратковременность, заставило многих задуматься и по-ином