Я занимался этим вопросом довольно длительное время и пришел к такому выводу. Если сравнить количество кирпича, произведенного на заводах, с уложенным в стены домов, то разница между произведенным и используемым кирпичом составит, по осторожным подсчетам, как минимум, 25—30 %. Что это значит в масштабе нашей страны, можно увидеть, если напомнить, что в 1973 году было произведено 46,5 млрд. штук кирпича, не считая блоков!
В народнохозяйственном плане на девятую пятилетку поставлена задача увеличения производства кирпича. На чем она основана? Идет бурное строительство. По всей стране раздаются жалобы, что не хватает кирпича. И это соответствует действительности. Но дело совсем не в количестве произведенного кирпича, а в его качестве, в способах его транспортировки и обращения с ним. Никакого увеличения количества не требуется. Нужно только его хорошее качество и бережное использование. Производство кирпича при этом можно даже уменьшить.
За рубежом мне не приходилось видеть такого неряшливого отношения к кирпичу, какое имеется в ряде мест у нас. В ФРГ я наблюдал аккуратно уложенный на заводе в стопки на поддонах кирпич, видел, с какой заботой о сохранности он разгружался на строительной площадке краном вместе с поддоном. Все стопки кирпича были упакованы в полиэтиленовую пленку. Она не только предохраняет от сырости, загрязнения, но и от пренебрежительного отношения к кирпичу, как к ценному строительному материалу. Подобный способ перевозки кирпича можно наблюдать во Франции, Финляндии, Швейцарии, Канаде. Для сохранности кирпича немцы часто увязывают его металлической лентой, так что при любых, даже боковых толчках кирпич остается целым. Кирпич высокого качества как по размерам, так и по отсутствию трещин и других дефектов приятно взять в руки и укладывать его в тело стены.
Автор статьи «Беречь кирпич!», опубликованной в «Правде» в марте 1970 года, рассказывал, что перевозка кирпича в пакетах в 1969 году обеспечила сохранение от потерь только по РСФСР примерно 500 млн. штук, из которых можно построить 850 домов общей площадью в 2 млн. м2. Однако больше половины изготовленного в РСФСР кирпича по-прежнему перевозилось на стройки и разгружалось навалом, в результате чего в отходы пошло около миллиарда штук кирпича, и никто за этот ущерб не понес никакой ответственности.
Госстрой и Госплан СССР в 1969 году установили временную норму потерь кирпича в размере полутора процентов, что принимается в расчет расхода кирпича. Это нельзя назвать реальным или научно обоснованным нормативом. Все отлично знают, сколько гибнет кирпича. Перебои с ним на стройке будут неизбежны, если мы не изменим своего отношения к этому ценному стройматериалу.
К слову сказать, у нас было время, к счастью, короткое, когда кирпич выходил, так сказать, из моды. То было время неограниченного увлечения железобетоном всюду, где надо и где не надо. Мы готовы были делать из железобетона хоть зубочистки. Кто за кирпич, тот отсталый человек — вот кредо, которое жило по крайней мере десяток лет. За это время качество кирпича еще более ухудшилось, а технология его изготовления еще более отстала. Теперь кирпич восстановлен в «гражданских правах». Остается дело за качеством и бережливым его использованием.
Мы научились делать синтетические алмазы. Пора освоить производство отличного кирпича. Если говорить всерьез, то кирпич требует к себе внимания и науки и техники. Но ни та, ни другая не балуют его таким вниманием. Другое дело — огнеупорный. Это и звучит внушительнее, и диссертацию можно эффектнее защитить. Между тем самый обыкновенный глиняный кирпич делался веками. Из него строились прекрасные здания, которые и по сей день приносят пользу человеку, исправно служат ему, украшают его жизнь. Наши предки делали кирпич прочный, без трещин, более или менее одинакового размера, хотя не было ни стандартов, ни научного руководства. Был опыт. Он передавался из поколения в поколение. Кто не любовался зданиями, сделанными из красного кирпича в прошлые века, в которые и не ведали о ракетах.
Но все же кирпич не ракета, скажет защитник плохого кирпича. Это действительно так. Ведь ракете предстоит жить недолго, порой минуты, кирпичу — века. А как же быть с точностью? Ответ прост: каждый из них должен обладать своей, ему присущей точностью. Если кирпич сделан с нарушением размеров, значит, это перерасход раствора, снижение производительности труда и качества строительства. Всюду нужна точность. Ракет должно быть много, очень много, и разных. Что касается количества, вряд ли кто в состоянии спорить с кирпичом. Разнообразие его тоже большое: глиняный красный, желтый, силикатный, облицовочный, фасонный, динасовый, шамотный, магнезитовый, хромомагнезитовый… Для ракеты требуется хорошее оборудование, технологическая оснастка, строгая дисциплина, квалифицированный персонал. Но найдется ли человек, достаточно грамотный, который бы утверждал, что для кирпича ничего этого не нужно? Для ракеты необходимы специальные транспортные средства. А разве кирпич должен возиться на самосвалах навалом, кое-как и кое на чем? Нет и еще раз нет.
Каждая ракета требует к себе внимания. Но ведь и кирпич не должен его лишаться. В ракете недопустимы даже самые незначительные дефекты, так как от этого во многом зависит работоспособность ее в любых условиях. Совершенно правильно. Однако и кирпич должен быть хорошего качества, так как ему предстоит жить, работать в любую погоду, в любой сезон, под воздействием солнца, сырости, мороза, пыли, газов, ветра и часто — полного невнимания со стороны людей. Последнее обстоятельство полностью исключается по отношению к ракетам. Так что у ракеты и кирпича больше сходства, чем различий, и главное из них — и кирпич, как и ракета, должен верно служить советскому народу, каждый по своему «ведомству». Все, что сказано о кирпиче, касается не его одного.
Взять, например, планирование производства металлорежущих станков. Ежегодно их выпуск растет. В 1973 году производство станков составило 211 тыс. Однако изготовление целого ряда станков в известной степени потеряло смысл для народного хозяйства, их пора заменить более высокопроизводительными, точными и специализированными, с меньшим количеством обслуживающего персонала, с более разнообразным и сложным оснащением, со специальным инструментом, транспортными устройствами, с программным электронным управлением. Мне не раз приходилось обсуждать подобную проблему как представителю внешней торговли с работниками промышленности, продуцентами и потребителями станков. К сожалению, разговор обычно ограничивался весьма коротким диалогом.
— Почему вы, станкостроители, медленно заменяете устаревшие модели новыми, более производительными? Почему вы продолжаете делать в значительном количестве малопроизводительные станки? Как вам удается сбыть их? Почему производите мало специализированных станков? Почему отдельные станки имеют много дефектов?
— Вы, работники внешней торговли, видите только вершину айсберга. Чтобы поставить на производство сложный новый станок, нужно иметь резервные мощности для подготовки его производства, но их нам не планируют. Но самое главное: уменьшить общий выпуск станков означает ухудшить экономические показатели всей отрасли.
— Но зато выиграет все народное хозяйство.
— Может быть, это и так, но в плане развития нашей отрасли заложено увеличение количества станков, и его никто не решится исправить. Как это оценят за рубежом? Скажут, Советский Союз уменьшил производство средств производства. Вы-то, работники внешней торговли, должны это понимать. Что касается сбыта, то у нас все изготовленные станки берут, и мы выполняем план по реализации. Проблемы сбыта у нас пока не существует.
Бесполезно взывать к эмоциям и рассудку руководителей, оперирующих такими доводами. Вряд ли они видят и вершину айсберга. Поэтому приведу другую беседу, но уже с рядовым потребителем станков.
— Почему у вас на заводе так много малопроизводительных, устаревших физически и морально станков?
— Потому что нам не выделяют фондов на покупку новых.
— Вот группа, похоже, новых станков, но они явно морально устарели.
— Это верно. Они хотя и новые, но их производительность мало чем отличается от старых. Такие станки дают прирост производительности лишь на 10—12 %.
— Зачем же вы их покупаете?
— Других купить негде, а по импорту нам дают мало. Мы ведь завод старый и небольшой, и станки нам выделяют в виде остатков от большого пирога. Однако, увеличивая количество станков, мы все-таки обеспечиваем выполнение плана.
Вывод напрашивается сам собой: потребитель явно недоволен станками, но для станкостроителей это не резон. Пусть не берут одни — возьмут другие.
Количество, как таковое, превратилось у нас в отдельных звеньях народного хозяйства в настоящий фетиш, и борьба с ним ведется еще недостаточно. Те, кто ставит знак равенства между количеством продукции и темпами развития народного хозяйства, допускают, несомненно, не только экономическую, но и политическую ошибку. Простое увеличение в народном хозяйстве обычных металлорежущих станков засоряет основные фонды малопроизводительным оборудованием, делает их неспособными обеспечить нужные темпы развития на длительный период времени.
Рост серийности универсальных станков и увеличение количества давно поставленных на производство повышает производительность труда только у станкостроителей и многократно снижает его у потребителей этого оборудования и в народном хозяйстве в целом. Только специальные станки дают ощутимый прогресс производительности общественного труда. Эта истина хорошо известна. Но изготовление специального оборудования — дело трудоемкое. Станкостроители отлично понимают, что стоит им взяться за это, как их показатели по производительности труда формально ухудшатся со всеми вытекающими отсюда последствиями. Когда производится станок малопроизводительный, устаревшей конструкции, этим закладывается отставание народного хозяйства не на один десяток лет.