С чего начиналась фотография — страница 30 из 34

для головы. Кроме того, ему удалось значительно сократить выдержку при съемке: на солнце - до двух с половиной минут, в пасмурную погоду - до четырех-пяти минут. Вот что рассказывал о своем посещении «художественного кабинета» Грекова редактор газеты «Московские ведомости»: «Мы видели новое доказательство русского ума в лаборатории А. Г…ва при новых опытах над магическим дагеротипом, что делается по способу изобретателя (т. е. Дагера. - И. Г.) в 1/2 часа и более, наш соотечественник то же самое производит в 4 или 5 минут, и по прошествии минут двадцати мы увидели на дощечке снятые перед нашими глазами церкви, дома и множество других предметов с наималейшими подробностями… Нельзя без восхищения видеть этого изумительного, непостижимого действия светом!»

Чтобы лучше уяснить значимость всех усовершенствований в этом направлении, сделанных русским изобретателем, приведем для сравнения сообщение корреспондента петербургской газеты «Северная пчела» летом 1840 г. из Парижа о состоянии дегеротипии на родине ее изобретателя: «Думали употребить его (дагеротипию. - И. Г.) на снятие портретов; но опыты были неудачны. Дагеротип работает исправно, когда предметы неподвижны… Малейшее движение губ, бровей, ноздрей придает фигурам безобразный вид, уничтожает сходство».

В июне 1840 г. Греков открыл в Москве первый в России «художественный кабинет», в котором каждый желающий мог получить свой портрет «величиной с табакерку». Последние слова не только указывали на формат дагеротипов, но и бросали явный вызов художникам-миниатюристам.

Наряду с усовершенствованием дагеротипии Греков с увлечением занимается и калотипией по способу Талбота. Свой опыт работы в этой технике Греков описал в вышедшей в апреле 1841 г. в Москве брошюре «Живописец без кисти и без красок, снимающий всякие изображения, портреты, ландшафты и прочие в настоящем их цвете и со всеми оттенками в несколько минут», в которой подробно излагался процесс фотографирования на очувствленной бумаге. Там же были помещены несколько рецептов химических составов, с помощью которых можно было вирировать снимки в необходимый цвет (темно-серый, золотистый, фиолетовый, темно- или светло-коричневый).

Много и успешно занимаясь светописью, Греков в то же время не забывает о своей давней привязанности - типографском деле. Он задается целью найти способ воспроизведения дагеротипов на бумаге. После длительных и настойчивых опытов это ему удается. Таким образом, Греков стал первым, кто применил фотографию в полиграфии. Об этой несомненной заслуге Грекова говорит такой примечательный факт. Находившийся в то время в Москве некий француз М. Дарбель раздобыл и отослал в Париж образцы усовершенствованной Грековым дагеротипии и оттиски с дагеротипов на бумаге.

Пользуясь информацией Дарбеля, в ноябре 1840 г. на заседании Парижской Академии наук «крестный отец» фотографии Араго выступил с докладом, в котором он рассказал о работе русского изобретателя по усовершенствованию дагеротипии и применении ее в полиграфии.

Греков со своими изобретениями становится известным широкому кругу общественности. О его опытах дважды помещала материал петербургская газета «Посредник». Имя русского изобретателя узнают и за рубежом, о чем можно судить по статьям, опубликованным в журнале Парижской Академии наук «Comptes Rendus», штутгартском «Das Ausland» и других изданиях.

Несмотря на это, Грекова постигла печальная участь многих талантливых людей России. Ни «художественный кабинет», ни литературная работа, ни успешная изобретательская деятельность не приносили ему дохода. Больше того, Греков постоянно терпел убытки, так как все средства поглощали многочисленные опыты и эксперименты. Кроме того, администрация московской типографии за использование для проведения опытов различных материалов, типографские работы, публикацию объявлений и т. п. начислила Грекову огромный долг, превышающий его трехгодичное жалованье. Из типографии, разумеется, пришлось уволиться.

До конца своей жизни Греков вынужден был выплачивать этот долг, однако успел погасить лишь часть его. Об активных исследовательских опытах, требующих материальных затрат, не могло быть и речи. После смерти Алексея Федоровича Грекова, последовавшей в середине пятидесятых годов, имя замечательного русского изобретателя было несправедливо забыто, как были забыты и его изобретения, многие из которых стали со временем приписываться зарубежным деятелям фотографии. И лишь исследования советских историков фотографии позволили занять Грекову достойное место в истории изобретения фотографии.

Одним из первых русских фотографов-профессионалов был Лавр Степанович Плахов (1811 - 1881). В детстве Плахов мечтал стать художником, и мечта его сбылась - способный юноша был принят в Академию художеств. Там он учился у самого Венецианова. После успешного окончания Академии в 1836 г. ему было присвоено звание «Классный художник первой степени» за успехи в жанровой и пейзажной живописи. Картину Плахова «Крестьянский мальчик с лучиной» можно увидеть в Третьяковской галерее. Другие его картины хранятся в ряде музеев и картинных галерей страны. Большинство полотен Плахова посвящено нелегкой крестьянской жизни.

И вдруг после нескольких лет успешных занятий живописью молодой художник неожиданно для всех увлекается дагеротипией и, оставив прежнее занятие, открывает в Петербурге фотоателье. Поработав какое-то время в павильоне, Плахов берет с собой камеру-обскуру и отправляется в длительное путешествие по Украине. Он объездил и исходил пешком многие живописные места Украины, без устали снимая понравившиеся ему виды, архитектуру, интересные типы людей.

В 1843 г. открыл в Петербурге свое «дагеротипное заведение» еще один выпускник Академии художеств Андрей (Генрих) Иванович Деньер (1820 - 1892), в короткое время ставший одним из ведущих фотохудожников России. Художественное образование, незаурядный талант, неустанные творческие поиски, безупречное владение техникой фотографии, хорошие помощники (в разное время у него работали ретушерами будущие известные художники И. Н. Крамской, А. Д. Литовченко, П. П. Соколов) - все это способствовало тому, что ателье Деньера стало выгодно отличаться от большинства такого рода заведений зарубежных фотографов, наводнивших обе столицы, и стало едва ли не самым посещаемым в Петербурге. Портретам Деньера были присущи филигранная техника и высокое художественное мастерство. Поэтому не удивительно, что постоянными клиентами талантливого фотографа очень скоро становятся артисты, художники, писатели, ученые - люди, понимавшие толк в искусстве и умевшие отличить настоящее художественное произведение от дешевой подделки.

В 1859 г. работы Деньера как образец настоящего искусства демонстрировались на заседании Парижской Академии наук, где получили самые лестные отзывы. В частности, президент Французского фотографического общества академик Реньо так сказал о снимках русского фотохудожника: «До сих пор подобных вещей не бывало во Франции».

А осенью 1860 г. произошел и вовсе из ряда вон выходящий случай: на очередной выставке Петербургской Академии художеств наряду с произведениями живописи, графики, скульптуры экспонировались и фотографические портреты Деньера. Однако прежде чем попасть со своими снимками на академическую выставку, Деньеру пришлось долго и упорно доказывать бывшим своим собратьям-художникам, которые долгое время оставались самыми непримиримыми противниками молодой музы, что фотография также имеет все права называться искусством. Особенно упорствовали старые живописцы, профессора Академии художеств. Они и слышать не хотели об искусстве какой-то светописи. И все же Деньеру удалось уговорить старейшего русского гравера Н. И. Уткина, чтобы тот посетил его ателье и сфотографировался. Тут уж фотографу пришлось поработать, что называется, на совесть! Зато и портрет получился преотличнейший, он сразу понравился Уткину. По совету Уткина к Деньеру зачастили другие профессора-академики, в частности Марков, Пименов, Шамшин, Бруни. Кончилось тем, что самый, пожалуй, рьяный противник нового искусства академик Ф. А. Бруни стал одним из самых активных его защитников и требовательным экспертом многих фотовыставок. А несколько позже Академия художеств, учитывая высокое художественное и техническое мастерство Деньера и большой его вклад в создание иконографии деятелей отечественной культуры, присвоила ему звание «Фотограф Императорской Академии художеств».

Созданная Деньером иконография поистине уникальна. Заслуженной известностью пользуются его портреты писателей и поэтов Н. А. Некрасова, Ф. И. Тютчева, В. С. Курочкина, И. С. Тургенева, Т. Г. Шевченко (в 1871 г. по заказу П. М. Третьякова Крамской написал по этой фотографии широко известный портрет великого украинского поэта-демократа), художников И. Н. Крамского, И. И. Шишкина, И. Е. Репина, актера В. В. Самойлова, балерины В. И. Лапшиной, географа и мореплавателя Ф. П. Литке, врача С. П. Боткина, математика П. Л. Чебышева и многих других.

В своем павильоне Деньер не без успеха снимал также жанровые и этнографические сценки, добиваясь при этом определенной естественности.

Он принимал участие во многих фотовыставках. Так, в 1865 г. на выставке в Берлине Андрей Иванович показал сразу около 60 своих работ - и все большого формата. Его снимки, как правило, никогда не оставались незамеченными. Самый большой успех выпал Международной фотовыставке в Вене - ему была присуждена высшая награда.

Венцом творческой деятельности Деньера является «Альбом фотографических портретов августейших особ и лиц, известных в России», который он выпустил в 1865 г. Альбом состоял из 12 отдельных тетрадей, в каждой из которых помещалось по 12 портретов. Все они печатались в ателье Деньера фотографическим способом, наклеивались на плотную бумагу, затем сшивались в тетради.

С. Л. Левицкий - первый русский фотохудожник. Выдающаяся роль в деле развития и становления отечественной, равно как и мировой, фотографии принадлежит С. Л. Левицкому, который по праву считается не только основоположником русской профессиональной фотографии, но и первым русским фотографом, поднявшим свое ремесло до уровня искусства. Вся жизнь этого неутомимого труженика была посвящена фотографии, а его огромное творческое наследие выходит далеко за пределы одного лишь фотоискусства.